Лора Герд - Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории
Очередные жалобы на распространение русских высказывает Докос в донесении от 31 февраля 1891 г. (№ 1080). В длинном списке мер, которые необходимо принять, говорилось также о введении контроля над денежными делами греческих монастырей, невозможности предоставления никаких уступок русским (удовлетворение требований Ильинского скита, передача в постоянное пользование Андреевскому скиту гавани, допущение новых русских монахов в келлии и скиты и др.). Более того, Докос настаивал на том, чтобы игуменам греческих монастырей были запрещены поездки в Россию за сбором милостыни[51].
Созвучно донесениям Докоса было изложение профессора богословия, иеромонаха Парфения Папаянопулоса о состоянии Св. Горы, написанное в Фессалонике в марте 1888 г. и адресованное министру церковных дел и образования[52]. На вопрос «Как мы можем спасти Афон?» автор дает два основных ответа: материальная помощь монастырям со стороны греческого правительства и поселение в обителях ученых монахов, которые бы проводили разъяснительные беседы с братией и распространяли бы среди них образованность в национальном духе. Митрополит Дамаскин Патрский, побывавший на Св. Горе по пути в Константинополь в 1889 г., также настоятельно советует С. Драгумису обратить особое внимание на Афон, чтобы тот не перешел в руки иностранцев (т. е. русских), приносящих большой вред эллинизму[53].
Сами греческие монахи много раз пытались оградить себя от русских. Так, в 1883 г. греческими монастырями был составлен взаимный акт, имеющий целью «ограничение чуждой стихии» на Афоне[54]. Русские, говорилось в документе, заняли монастырь Св. Пантелеймона, ильинцы добиваются увеличения населения скита, грузины стремятся захватить Ивирон, русский монах Павел хочет занять скит Св. Анны, русские государственные люди помогают им советами и защитой. Ввиду всего вышеизложенного, 17 афонских монастырей должны занять оборонительную позицию. Во-первых, определяются два уполномоченных от всех монастырей в патриархию для объяснения того, что происходит. Во-вторых, монастыри обязываются защищать друг друга. В-третьих, в случае угрозы одному из монастырей остальные 16 обязуются ему помогать. Акт предусматривал денежную взаимопомощь и создание общей кассы. Документ этот, однако, остался неподписанным из-за несогласия беднейших греческих монастырей, не пожелавших вносить вклады в общее дело.
Афон и вселенская патриархия. Патриарх Иоаким III
Афон находился на территории Османской империи и в каноническом отношении был подчинен Вселенскому патриарху. Однако от патриарха – верховного главы Афона – зависело не так много, и привыкшие пользоваться своей автономией святогорцы нередко предпочитали решать спорные вопросы непосредственно в турецких гражданских судах. Периодически, по мере поступления жалоб, из патриархата командировался на Афон экзарх или специальная комиссия для расследования той или иной острой ситуации; как правило, такие экспедиции не имели сколько-нибудь существенных последствий. Борьба афонских монастырей за свою экономическую и административную независимость от Константинопольского патриархата в 1880–1890-е годы продолжала обостряться. В первую очередь этот вопрос вставал в связи с получением от России доходов с бессарабских имений и с назначением управляющих в бессарабские и кавказские имения монастырей. В неоднократно возникавших конфликтных ситуациях российские дипломаты, как правило, принимали сторону патриарха. «Вопрос о желании патриарха подчинить себе более или менее афонские монастыри – не новый, – писал в апреле 1890 г. сотрудник посольства А. Иванов. – Разбирать его с точки зрения историко-легальной бесполезно. Нас должен скорее интересовать вопрос этот со стороны полезности для нас разрешения его в том или другом смысле… Я полагаю, что нам всегда будет полезнее держать сторону патриарха. Во-первых, Вселенский патриарх для нас есть представитель православия на Востоке, и идти против него представляет для нас такие невыгоды, каких нельзя вознаградить никакими временными выгодами на Афоне. Кроме того, легче… иметь дело с одним патриархом, чем со многими афонскими монастырями. До тех пор пока афонские монастыри будут строго держаться православия, они от патриарха не отпадут. Если же случилось, что, подпавши влиянию афинского эллинизма, они уклонились от пути подчинения Великой церкви, то нам неизбежно придется держаться опять патриарха, то есть выйти на ту же самую дорогу, на которую и желает теперь вывести нас патриарх»[55].
История Афона последних двух десятилетий XIX в. тесно связана с деятельностью патриарха Иоакима III (1878–1884; 1901–1912). Чуждый националистических пристрастий, искренне расположенный к России, Иоаким III, еще будучи Фессалоникийским митрополитом, поддерживал русских монахов на Афоне. После восшествия на патриарший престол он старался укрепить церковную дисциплину и добиться от Афона строгого подчинения патриархии. В конце 1879 г. он потребовал, чтобы все русские монахи, отправлявшиеся с Афона в Россию, имели при себе рекомендательные грамоты от патриархии. Если российское посольство не будет выдавать им паспортов без предъявления таких грамот, то тем самым будет положен конец многим злоупотреблениям[56].
Вселенский патриарх Иоаким III в период его проживания на Св. Горе, около 1900 г. Фотограф: иеродиакон Прокопий, Карея
Свое мнение по поводу самостоятельных действий афонских монахов патриарх высказал в беседе с российским послом Е. П. Новиковым в ноябре 1881 г. Предметом разговора был следующий случай. Вследствие секретного донесения о тайном ввозе большого числа ружей новой системы и пороха из Греции, султан послал туда для проверки своих чиновников Мехмед-бея и Скандер-бея, чтобы они предложили монахам вопросы о численности насельников монастырей и количестве ружей и пороха в них. Монахи отвечали, что они ни на кого жалоб не имеют, представили список жителей и опись оружия (главным образом старых ружей для монастырских сторожей)[57]. Мехмед-бей потребовал увеличить цифры в описях; монахи отказались, а в качестве компенсации вручили ему адрес с выражением признательности султану. При этом они тотчас же пожаловались патриарху на вмешательство турецких властей, которое имело целью изменить status quo Св. Горы[58]. «Патриарх признался мне, – писал в своем донесении Е. П. Новиков, – что вдвойне недоволен этим делом, – так как поведение монахов нужно не менее осуждать, как и притязания турок. В начале его патриаршества Саид-паша предлагал ему обратиться к Порте, дабы при ее содействии ввести во внутреннем управлении монастырей реформы, какие признает нужными». Иоаким III тогда отклонил это предложение, опасаясь вмешательства турок во внутренние дела монастырей. Вместо того, чтобы быть довольными этим, монахи решили действовать самостоятельно: по мнению патриарха, им следовало бы в данном случае прикрыться его иерархическим авторитетом и предоставить ему инициативу действий[59].
В марте 1884 г. Иоаким III был вынужден подать в отставку, которая была с сожалением воспринята как греками Турции, так и в России. Через три года, в 1887 г., он поселился на Афоне в келлии Милопотамон, принадлежащей Великой Лавре. Пребывая на Св. Горе, он по-прежнему живо интересовался происходящими там событиями и особенно положением русского монашества. Именно его посредничеству обязано мирное разрешение многих спорных вопросов. Испытывая симпатии к прорусски настроенному патриарху и надеясь как на его вторичное избрание на патриарший престол, так и на посредничество в афонских делах, русское правительство через своих представителей старалось по возможности оказывать ему содействие. Сам переезд патриарха из Константинополя на Афон состоялся на специально нанятом для этого игуменом Макарием пароходе[60]. Тронутый торжественным приемом в русском монастыре, патриарх «с видимой любовью посматривал на наших монахов и выказывал уважение вообще к русским и к о. Макарию в частности». Иоаким III, писал Ястребов, прибыл на Афон с целью на месте ознакомиться с образом жизни монахов всех национальностей. Поскольку не было оснований сомневаться, что он будет снова занимать Вселенский престол, то эти наблюдения ему могли бы весьма пригодиться. Далее Ястребов подробно излагает содержание своего разговора с Иоакимом III. Патриарх выражал сожаление по поводу изменения киновиального (общежительного) положения в греческих монастырях на идиоритмическое. Проезжая вместе с русским консулом мимо виноградников Пантелеймоновского подворья в Хрумице, он сказал: «Вот отчего процветают русские монастыри, состоящие на киновиальном положении. Монахи сами усердно заботятся об общей пользе, а не так, как в наших греческих монастырях мало прилагается попечение о благосостоянии монастыря для будущего времени. Русским присуще благочестие и послушание, а грекам – сребролюбие и гордость»[61].
