Иоанна Кудашева - Шачи-сута. Его убили за веру
А в это самое время в ИТК 25/7 Шачи-суту вызвали для осмотра.
Он выглядел очень изможденным и постоянно кашлял. Врач внимательно послушала легкие:
— Думаю, что туберкулезный отряд. Шачи-сута был шокирован:
— Но у меня нет этой болезни, ее не может быть. Не нужно меня в туберкулезный...
— А вашего мнения здесь не спрашивают... Одевайтесь.
В этот же день Шачи-суту с вещами перевели к туберкулезникам. Всю ночь он кашлял и молился:
«О Господи, Кришна! Ты так далеко. Так далеко преданные. Как хочу увидеть их. Как хочу я снова взять в руки «Бхагавад — Гиту», четки. Время тянется. Господи, сократи его. Кришна, Кришна. Кришна! Мне осталось совсем немного, но как я слаб! Письмо, ещё письмо. Пусть приедут за мной. Письмо».
***Здравствуй, Тигран. Меня перевели в 8-й отряд (туберкулезный) после санчасти. Но я знаю, что этой болезни у меня нет. Есть много, о чем писать. Меня представили на химию. Но когда положили в туб. отряд, то химия не положена. Мне придется подождать. Тигран, плохо, что меня лишили посылки, а в магазине не отовариться и свиданий меня уже лишили на месяц. Не представляю, что это уже последние месяцы. Как трудно жить. Еле-еле читаю мантру и поддерживаю принципы. Но если будет так продолжаться дальше, сам ты понимаешь, брат. Не знаю, что писать. Ну я тебе не пишу, что ты писал. Знаю, что твои письма, которые ты пишешь. где-то пропадают. Извини за почерк и ошибки.
Преклоняюсь всем вайшнавам. Харе Кришна.
20 августа 1987 г.
***Последнее время Шачи-сута очень много болел. Практически не мог работать. Но работать его заставляли наравне со всеми. Он вставал, пытался что-то делать и не мог.
Надзирателю пришлось вызвать врача. После осмотра врач подтвердил, что работать Шачи-сута действительно не может:
— У него сильное физическое истощение. Лучше будет, если он отлежится несколько дней.
Последние недели Шачи-сута все больше лежал на нарах. Когда приносили паек — не притрагивался. Тихо бормотал мантру и прославлял своего гуру: «Джайя Вишнупад! Джайя гурудев!»
Иногда кашлял, а когда снова приносили паек — отказывался:
— Я не буду, не хочу. Дайте мне бумагу. Я лучше письмо напишу.
***Дорогие преданные, совсем немного осталось, как тяжело. Мантру еще читаю, принципы еле поддерживаю. Если и выйду отсюда, то очень оскверненным. Сделал такие ошибки, которые раньше бы себе не простил. Мантру еще читаю, но учеником гуру себя считать не могу. Очень слаб. Очень плохо себя чувствую! Склоро освобождаюсь, но боюсь, чтло не доеду. Приезжайте, заберите меня.
Ваш маленький Саркис.
***В один из таких последних дней Шачи-сута совсем не стал прикасаться к пайку — своим 400 граммам хлеба. Из несведенного серого лагерного хлеба он накатал четки — чётки для чтения святого имени Бога. Из старой пожелтевшей газеты сделал «цветочную» гирлянду. Тихо повторяя мантру Харе Кришна, он пытался сосредоточиться на своем духовном учителе. Передвигаться Шачи-сута мог к тому времени уже только ползком. Прилагая неимоверные усилия, он снял с себя тюремную одежду и с трудом вытащил из-под себя простыню. Затем он обмотался простыней, как духовной одеждой — дхоти. На исхудавшую, измождённую шею Шачи-сута одел бумажную гирлянду. Он достал чудом уцелевшее маленькое черно-белое изображение Харикеши Свами Шри Вишнупада, взял в руки хлебные четки, сел в медитативную позу лотоса и сосредоточился на повторении вечных имён Бога — Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе... (О Всепривлекающий, о Всерадующий Господь! О энергия Бога, займи меня преданным служением Тебе!)
Через какое-то время ему стало казаться, что тюремные стены исчезли, а тело наполнилось необычной легкостью. Суровая реальность растворилась и вся его сущность погрузилась в иное, чистое и светлое бытиё.
В какой-то момент Шачи-сута вдруг смолк. Глаза, его чистые, красивые глаза, смотрели прямо перед собой. С изможденного, совсем ещё молодого, лица сошли грубость и серость. Оно озарилось блаженной, сияющей улыбкой. Шачи-сута повторил Харе Кришна в свой последний раз...
Вот так на тюремной больничной койке, в возрасте 23 лет, по-йоговски скрестив ноги и погрузившись в созерцание духовной реальности , оставил тело чистый преданный Бога — Шачи-сута прабху. Он не дожил до своего официального освобождения 27 дней... Он освободился раньше.
Его безвременная смерть стала тяжелым грузом для всех российских преданных. Многие из них просто проклинали Советский Союз: «Эту страну ждёт крах! Все рухнет! Они убили чистого преданного! Бог этого никогда не простит! СССР не ждет ничего хорошего!» Преданные, особенно женщины, рыдали не скрывая и не желая останавливать слёз.
А на следующий день в окошко лагерного надзирателя ИТК 25 / 7 постучали. Это приехали родители Саркиса — забрать отбывшего срок сына домой. Голос матери звучал взволнованно-ожидающе:
— Саркис Оганджанян........
Надзиратель неторопливо отвечал:
— Сейчас посмотрю. У вас, что свидание?
— Да... Он освобождается!
Надзиратель все так же неспешно просматривал бумаги:
— Сейчас, а вы ему кто?
— Я? Мать ...
— Так... Вот... Саркис Рустамович? Оганджанян? Из Еревана?
— Да......, да.......- Сердце матери уже лихорадочно стучало в груди.
Глядя прямо ей в глаза, надзиратель дежурно произнес:
— Скончался ...
И так же дежурно добавил:
— От туберкулеза.
Казалось, что земля ушла из-под ног. Удушье сдавило горло, а горячие слезы пеленой застилали глаза. В это невозможно было поверить! Её Саркис! Её двад-цатитрёхлетний сын! Этого не могло быть. Через какое-то время, совладав с собой, дрожащим голосом, мать Шачи-суты спросила:
— Могу я... Могу я видеть сына...тело сына? Хотя бы тело...
Ответ служащего был более, чем шокирующим:
— Неположено!
Оседая на пол, умоляя и заливаясь слезами мать просила:
— Могу я видеть своего сына?! Но ответ был отрицательным:
— ПРИКАЗОМ НАЧАЛЬНИКА ЗОНЫ ТЕЛО САРКИСА ОГАНДЖАНЯНА НИ РОДИТЕЛЯМ, НИ ЕДИНОВЕРЦАМ ВЫДАНО НЕ БУДЕТ! ЕГО ЗАХОРОНЯТ В ЗОНЕ ... ВСЕ!
Из воспоминаний Шобхи деви даси (Иоанна Кудашева)
— Ташкент. Начало девяностых (1991-1992 г.) Я не так давно присоеденилась к движению. В Ташкенте тогда уже был храм, но очень часто преданные собирались на квартире Мадхава Гхош даса и матаджи Джагадиони — центре Ташкенстского, да и всего среднеазиатского Общества Сознания Кришны. Приехав в один из дней на эту квартиру, я увидела, что у Джагадиони гости.
Это была молодая женщина с маленьким, еще не умеющим говорить сыном, которого звали Шачи-сута. Ребенку было около двух годиков. Но был он очень крупным и крепким. Как потом выяснилось, это были жена и сын Сарвабхавана прабху. Того самого Гагика Буниатяна одноклассника и лучшего друга Шачи-суты. Матаджи звали Даянвиши, а их маленького сынишку Шачи-сута. В Ташкенте они были транзитом — их путь лежал в Индию, вернее в самое ее сердце — святую Вриндавана-дхаму. Сарвабхавана прабху был талантливым скульптором, владел лепкой и вместе с семьей был приглашен на отделку Шри Шри Кришна-Баларам мандира. Как я потом узнала, после смерти Саркиса Сарвабхаван остался верен своей дружбе — он своими руками сделал мурти (трехмерное изображение) Шачи-суты в человеческий рост и с огромной любовью поклонялся ему. Своего первенца он так же назвал Шачи-сутой. Преданных разлучили физически, но их духовная связь стала еще крепче. Святая дха-ма стала родным домом для маленького Шачи-суты. Слава Богу, в его жизни уже не было ни КГБ, ни репрессий.
Из воспоминаний Ягьи деви даси
— Шачи-сута был далеко не единственной жертвой репрессий и беззакония. Около шестидесяти человек оказались осуждены и приговорены к разным ( до 5,5 лет) срокам наказания. У Ольги Киселевой (Премавати деви даси) на зоне, на так называемой химии, родилась дочь Марика. Когда судили Ольгу, востоковеда, специалиста по Лаосу, известную поэтессу, она была на девятом месяце беременности. Ей дали четыре года — она владела английским, а это значило -«имела прямую связь с ЦРУ». Марика родилась в тюремной больнице. Мать и новорожденную девочку тут же отправили отбывать срок в колонию. Там их разлучили, разрешив свидания по часу в день. Из-за плохого питания, ужасных условий содержания, а так же нечеловеческого отношения ребенок ослаб и вскоре умер. Нэнси Рейган, узнав о тяжелой судьбе русских кришнаитов и, в частности Ольги Киселевой, до глубины души была тронута тяжёлой участью верующих в СССР и обратилась к первой леди Советского Союза Раисе Горбачевой за помощью. Премавати была освобождена досрочно в 1986 году. А жизнь маленькой Марики прервалась навсегда...
Саньясу даса в психиатрической больнице просто закалывали лошадиными дозами галлоперидола и других транквилизаторов. Таким способом советские психиаторы пытались искоренить веру в Бога из сознания человека. Таким же пыткам подвергся и первый русский саньяси — Ананта-шанти дас (Анатолий Пиняев). В одной из психиатрических больниц он был подвергнут нечеловеческим пыткам. Но сломать преданных было невозможно. Несмотря на неимоверные физические страдания, они оставались верны духовному учителю и Кришне.
