Елена Игонина - Восстание от греха. Сборник о покаянии
Такая беспокойная деятельность, такое безнадежное искание истины становятся для Августина, наконец, невыносимыми. Юный, неопытный, откровенный, он чувствует необходимость в обмене мыслями с людьми учеными, ищет их сочувствия, помощи. Неудивительно, что под влиянием этого чувства он очень рад был встрече с манихейскими[31] философами, которые обещали неутомимому труженику знание истины.
Девять лет Августин принадлежал к секте манихейской, и все это время было временем колебаний и сомнений. Он часто порывался вывести душу из мрачных чувственных фантазий. Однако душа снова изнемогала и падала, оставаясь под гнетом заблуждений и оказываясь в таком положении, в котором никак нельзя оставаться, но из которого, казалось, нельзя было и выйти. «Так и попал я в среду людей, горделиво бредящих, слишком преданных плоти и болтливых, – вспоминает он, – Речи их были сетями диавольскими, птичьим клеем, состряпанным из смеси слогов, составляющих имена: Твое, Господа Иисуса Христа, и Параклета[32], Утешителя нашего, Духа Святого. Эти имена не сходили у них с языка, оставаясь только словесным звоном и шумом: истина не жила у них в сердце. Они твердили: “истина, истина”,– и много твердили мне о ней, но ее нигде у них не было»[33].
* * *Августин был выведен из заблуждений и страшного скептицизма одним из великих христианских святых – епископом Амвросием Медиоланским[34]. Вернее, при содействии этого святителя он вновь оказался на распутье – но уже готовился ступить на путь правый. Молодой любитель учености обратился к святителю Амвросию из простого любопытства: хотел послушать прославляемого всеми оратора и обратить внимание исключительно на его красноречие. Но вместе со словами проповедника проникала в его душу и Истина.
Господь не попустил погибнуть Августину, потому что за него пламенно молилась его мать. Чего только не делала блаженная Моника для спасения своего заблудшего сына! К кому только не обращалась она со слезною мольбою о помощи, о вразумлении его! Но более всего прибегала она с молитвою к Богу, и упование не посрамило ее[35].
Окончательную перемену в будущем святом произвела повесть о жизни святого Антония[36], которую рассказывал некто Понтициан, случайно зашедший к нему. То, как это произошло, блаженный впоследствии описал следующими словами: «Ты же, Господи, во время его рассказа повернул меня лицом ко мне самому: заставил сойти с того места за спиной, где я устроился, не желая всматриваться в себя. Ты поставил меня лицом к лицу со мной, чтобы видел я свой позор и грязь, свое убожество, свои лишаи и язвы. И я увидел и ужаснулся, и некуда было бежать от себя. Я пытался отвести от себя взор свой, а он рассказывал и рассказывал, и Ты вновь ставил меня передо мной и заставлял, не отрываясь, смотреть на себя: погляди на неправду свою и возненавидь ее»[37]. Выслушав эту повесть, Августин обратился к другу своему, Алипию, говоря так: «Что ж это с нами? Ты слышал? Поднимаются неучи и похищают Царство Небесное, а мы вот с нашей бездушной наукой и валяемся в плотской грязи! Или потому, что они впереди, стыдно идти вслед, а вовсе не идти не стыдно?»[38]. Затем он вышел в сад и, повергшись на землю, зарыдал, припоминая свои беззакония. «Господи, доколе? Доколе, Господи, гнев Твой? – восклицал он, – Не поминай старых грехов наших! <…> Опять и опять: “завтра, завтра”! Почему не сейчас? Почему этот час не покончит с мерзостью моей?»[39] В это время услышал он из соседнего дома детский голос, нараспев произносивший слова: «Возьми и читай». Это заставило его взять книгу Священного Писания, и первый стих, на котором остановились глаза его, стал последней каплей, довершившей в нем внутренний переворот: яко во дни благообразно да ходим, не козлогласовании и пиянствы, не любодеянии и студодеянии, не рвением и завистию; но облецытеся Господем нашим Иисусом Христом, и плоти угодия не творите в похоти[40].
С этого момента Блаженный Августин решается посвятить остаток дней своих на служение единому Богу, исповедуемому Православной Церковью[41]. «Я отметил это место пальцем или каким-то другим знаком, закрыл книгу и со спокойным лицом объяснил все Алипию. Он же объяснил мне таким же образом, что с ним происходит; я об этом не знал. Он пожелал увидеть, что я прочел; я показал, а он продолжил чтение. Я не знал следующего стиха, а следовало вот что: Слабого в вере примите[42]. <…> Тут идем мы к матери, сообщаем ей: она в радости. Мы рассказываем, как все произошло; она ликует, торжествует и благословляет Тебя, Который в силах совершить больше, чем мы просим и разумеем[43]. Она видела, что Ты даровал ей во мне больше, чем она имела обыкновение просить, стеная и обливаясь горькими слезами. Ты обратил меня к Себе: я не искал больше жены, ни на что не надеялся в этом мире. Я крепко стоял в той вере, пребывающим в которой Ты показал ей меня много лет назад…»[44].
* * *После Святого Крещения, принятого в городе Медиолане [Милане] в 387 году, начинается обширная и в высшей степени плодотворная богословско-философская деятельность этого знаменитого учителя. Проведши первую половину жизни в блужданиях, он посвящает другую половину предостережению от них себя и других. Полемическая деятельность, начавшаяся непосредственно после его обращения, продолжалась до самой смерти, с необыкновенной ревностью и удивительными последствиями. Ему казалось, что этой ревностью, этой заботливостью о ближних он искупит собственные грехи. Он решился жить и ничего не щадить для истины.
К этому времени Августин стал думать о таком местопребывании, которое давало бы возможность беспрепятственно заниматься благочестивыми размышлениями. Он решился вместе со своими друзьями возвратиться в Африку и уже направлялся в гавань, для того чтобы уехать на родину. Но внезапно заболела мать его, и заболела смертельно. Через девять дней она умерла, утешенная мыслью, что сын ее уже православный христианин и что, следовательно, будет кому молиться об упокоении ее души. Августину тогда было тридцать три года.
Смерть матери изменила план путешествия Августина. Он отправился в Рим, куда сопровождали его друзья. Прожив там несколько месяцев, блаженный возвратился в Тагаст, в свое загородное имение, доставшееся ему от родителей. Потом продал это имение, оставивши себе один домик, и деньги раздал бедным. В этом домике он жил вместе со своими друзьями три года, посвящая все время молитве и ученым занятиям.
В 391 году Августин приглашен был в Иппон[45]и, по требованию жителей этого города, должен был согласиться на принятие священного сана. Епископ, имея нужду в человеке, знающем латинский язык, особенно же в защитнике Православия от нападений манихеев, очень рад был такому случаю и немедленно посвятил Августина в пресвитера[46], предоставив ему право проповедания слова Божия даже в своем присутствии.
Августин и в Иппоне вел такую жизнь, как в Тагасте, то есть в высшей степени аскетическую. Вместе со своими друзьями он заводил братства, духовные институты, женские монастыри и вообще заботился об устроении жизни монашеской. С этой целью им было написано несколько сочинений, в которых он убеждал монахов как можно больше трудиться, потому что праздность, вредная для всякого, особенно вредна для души иноческой.
Сделавшись в 395 году епископом Иппона, Августин с величайшею ревностью стал проповедовать слово Божие, почитая это первою обязанностью епископа: говорил проповеди ежедневно, иногда даже по два раза в день.
Особое внимание в этих проповедях он уделял нравственным наставлениям: его стремление было к тому, чтобы жизнь и действия человека всегда гармонировали с внутренним настроением, а внутреннее настроение – с требованиями христианской религии. Но ему казалось, что нравственная цель проповеди не может быть достигнута, если слушатель не будет иметь осмысленного взгляда на предметы религии, если вера его не будет и знанием. Для достижения подобного разумного убеждения в истинах веры он старался отыскивать в видимых предметах нечто подобное невидимым, особенно же любил обращать внимание слушателей на самих себя.
* * *Наступал 400 год, конец столетия. Все задавали себе вопрос: что сделано в истекшем веке и чего можно ожидать от наступающего? Все устремляли взоры в мрачную будущность. Гораздо чаще и сильнее слышались вздохи; чаще и сильнее возносились молитвы к Богу о благоденствии. Но христианина, по мысли Августина, должно интересовать не столько внешнее счастье, сколько внутреннее. Для верующего человека гораздо важнее вопрос, в каком состоянии душа его и какая в ней перемена, что сделала она для своего вечного спасения и что еще должна сделать.
