Эммануил Сведенборг - Мудрость Ангельская о Божественной Любви и Божественной Мудрости
421. XVII. Что Любовь, или Воля, оскверняется в разуме и от разума, или не вместе они возвышаются. Ибо невозможно, чтобы не возвышаясь, любовь не оставалась нечистою, как это сказано выше в N 419, 420; а оставаясь нечистою, она любит нечистое, как-то мщение, ненависть, обманы, хуления, прелюбодеяния, которое все составляет тогда расположения ее, называющиеся похотениями, и, напротив, отвергает то, что составляет любветворительность, справедливость, искренность, истинность и целомудрие. Я говорю, что Любовь оскверняется в разуме и от разума; и, действительно, в разуме оскверняется она, питая в себе расположения ко всему нечистому, а от разума - обращая на служение себе то, что бывает в нем принадлежащего мудрости, и еще более, если она извращает, олжетворяет и прелюбодействовает оное. О состоянии сердца или крови его в Легких, соответственном этому осквернению, нет надобности говорить еще более, после сказанного уже в N 420; кроме того только, что вместо очищения крови происходит таким же образом осквернение ее; и вместо питания крови благовониями, происходит питание ее зловониями, точно так же, как бывает это в Небе и Аду.
422. XVIII. Что Любовь, очищенная Мудростью в Разуме, становится духовною и небесною. Человек родится натуральным; но сообразно тому, как разум его возвышается во свет Неба, и как любовь его, в единении с разумом, возвышается в теплоту Неба, он становится духовным и небесным, уподобляясь тогда саду Эдемскому, пребывающему во свете весенным и вместе с тем в теплоте весенней. Но не разум становится духовным и небесным, а становится духовною и небесною любовь, и когда она соделывается таковою, то и разум, своего супруга, соделывает она духовным и небесным. Любовь же соделывается духовною и небесною по жизни, сообразной с истинами мудрости, которым научает и которые указывает разум; истины эти почерпает она единственно через разум, а не сама собою; ибо любовь не может себя возвысить, если не знает она истин; а истины может она знать только через разум, возвышенный и озаренный; и тогда лишь, по мере того, как она любит их, приводя их в дело, она также возвышается; ибо не одно и то же разуметь и желать, или не одно и то же говорить и делать; и есть такие, которые разумеют и говорят истинное мудрости и со всем тем не желают и не делают оного. Так любовь тогда только возвышается, когда она делает те истины, принадлежащие свету, которые она разумеет и говорит. Что это так, это может видеть человек даже по одному рассудку; ибо, что такое тот человек, который разумеет и говорит истинное мудрости, а живет противно оному, то есть, противно оному желает и делает. Что любовь, очищенная мудростью, становится духовною и небесною, это от того, что есть три степени жизни у человека, называющиеся степенью натуральною, степенью духовною и степенью небесною, о которых было уже сказано в Третьей Части этой Книги, - и от того, что человек может возвышаться из одной в другую; но возвышается он не одною мудростью, а жизнью, сообразной мудрости; ибо жизнь у человека есть любовь его; почему, лишь по мере того, как он живет по мудрости, он любит мудрость; а живет он по мудрости постольку, поскольку он очищает себя от того нечистого, которое составляет собою грехи; и поскольку он так действует, постольку он любит мудрость.
423. Что Любовь, очищенная мудростью в разуме, соделывается духовною и небесною, этого нельзя усмотреть из соответствия с Сердцем и Легкими, ибо никак нельзя видеть, какова та кровь, которая содержит Легкие в состоянии их дыхания. Кровь эта может быть наполнена нечистотами, и тем не менее будет она безразлична от крови чистой; также и дыхание кажется таким же у человека совершенно натурального, как и у человека духовного. Но в Небе это ясно различается; ибо каждый дышит там сообразно супружеству в нем любви и мудрости, и как Ангелы познаются там по этому супружеству, то также познаются они там и по дыханию; вследствие чего, как скоро кто-нибудь, не находясь в таком супружестве, приходит в Небо, от тотчас же начинается у него стеснение груди, и душа его дыхания испытывает борение подобно тому, какое испытывает в предсмертном борении; почему и низвергается он стремительно вон и до тех пор не успокаивается, пока не будет опять с теми, которые находятся в одинаковом с ним дыхании; ибо тогда, по соответствию, находится он в одинаковом расположении, и через то в одинаковом мышлении. Из чего можно видеть, что у того, кто духовен, самая кровь, более чистая, называемая некоторыми животным духом, очищается, и очищается именно по мере того, как пребывает он в супружестве любви и мудрости. Эта наиболее чистая кровь есть та, которая ближайше соответствует этому супружеству; и как она влияет на кровь тела, то следует, что и эта последняя также через нее очищается; противное чему бывает у тех, у которых любовь оскверняется в разуме. Но, как было уже сказано, никаким образом невозможно изследить этого очищения по опытам над кровью; и судить о нем можно только по расположениям любви, как соответствующим крови.
424. XIX. Что любовь, оскверненная в разуме и от разума, становится натуральною, чувственною и плотскою. Любовь натуральная, отделенная от любви духовной, противоположна этой последней; и причина этому та, что любовь натуральная есть любовь к самому себе и любовь к Миру, а любовь духовная есть любовь к Господу и любовь к ближнему; любовь же к самому себе и к Миру обращена к низу и во вне, а Любовь к Господу обращена к верху и во внутрь; почему самому, когда любовь натуральная бывает отделена от любви духовной, то она не может возвыситься от собственного у человека, и остается погруженной в него; и поскольку она любит его, постольку она прилепляется к нему, и тогда, если разум восходит и из света Небесного усматривает что-либо, принадлежащее мудрости, то она отвлекает его и соединяет его с собою в своем собственном, и там или отвергает то, что принадлежит мудрости, или олжетворяет оное, или отлагает по сторонам, вокруг себя, дабы говорить об оном только для получения о себе доброго мнения; и таким же образом, как натуральная любовь может по степеням восходить и соделываться духовною и небесною, точно также по степенам же может она нисходить и соделываться чувственною и плотскою; и нисходит она по мере того, как любит господство, не из какой-либо любви к служению, а единственно из любви к самому себе, и эта-то любовь есть та именно, которая называется диаволом. Те, которые пребывают в этой любви, могут точно так же говорить и действовать, как те, которые пребывают в любви духовной; но все это делают они или по памяти или по Разуму, самственно (a se) возвышенному во свет Неба; и потому все то, что говорят они и делают, сравнительно таково же, как плоды, которые по поверхности кажутся красивыми, но внутри совершенно гнилы, или как миндаль, неповрежденный снаружи, но внутри весь источенный червями. Такие наружности в Мире духовном, называются фантазиями, которыми бледницы, называемые там Сиренами, наводят на себя красивость и убираются в пристойные наряды; но как скоро такая фантазия удаляется, они опять являются привидениями; таковы также диаволы, делающие из себя ангелов света; ибо когда эта плотская любовь отвлекает разум свой от возвышения, что происходит тогда, когда диавол остается один, и мыслит из любви своей, тогда мыслит он против Бога за натуру, против Неба за мир, против истинного и доброго Церкви за ложное и злое ада, и таким образом против мудрости. Из чего можео видеть, каковы те, которые называются людьми плотскими, что именно плотские они не относительно разума, но относительно Любви, т.е., не плотские они по разуму, когда говорят в обществе, но плотские, когда говорят сами с собою в духе; и как в духе они таковы, то после смерти, относительно обоих, как разума, так и воли, становятся они такими духами, которые называются плотскими; и тогда те из них, которые в мире пребывали в наибольшей любви господствования из любви к самому себе, и вместе с тем в большем пред другими возвышении разума, представляются там по телу подобными Египетским мумиям, а по духу грубыми и тупоумными. Но кто знает ныне в мире, что любовь эта такова сама в себе? Есть однако же любовь господствования из любви к служению, не для самого себя, а для общего блага; и хотя человек с трудом может различать эти любови, однако они так же между собою различны, как Ад и Небо. О различии между этими двумя любовями см. в Книге о Небе и Аде, в N 531 до 565.
425. XX. Что все однако же и в таком случае остается способность к разумению, называемая Рассудливостью, и способность к действованию, называемая Свободою. Об этих двух способностях, принадлежащих человеку, сказано было выше, в N 264 до 267. Обе эти способности имеет человек для того, дабы он мог из натурального стать духовным, т.е., возродиться; ибо, как выше сказано, любовь у человека составляет то, что соделывается духовным и возрождается; соделаться же духовною или возродиться не может она иначе, как лишь через познание, посредством разума своего, о том, что такое злое и что такое доброе, и оттоле, что такое истинное и что такое ложное; ибо когда человек знает это, то он может избрать то или другое; и если изберет доброе, то может разумом своим узнать те средства, какими может достигнуть доброго; средства эти, которыми может человек дойти до доброго, все провидены: знать и разуметь эти средства есть дело Рассудливости, а желать их и приводить их в действие есть дело Свободы; вследствие Свободы также человек желает познавать, уразумевать и иметь в мыслях оные. Об этих Способностях, называющихся Рассудливостью и Свободою, ничего не знают те, которые думают, по учению Церкви, что все духовное или Богословское, превышает разум, и что от того должно веровать ему без разума; все такие не могут не отвергать той способности, которая называется Рассудливостью; те же, которые по Учению Церкви, думают, что никто не может делать доброго сам по себе, и что потому не должно делать доброго ни по какой воле, ради спасения, не могут не отвергать по началу религии обеих этих способностей, принадлежащих человеку; почему самому все те, которые утвердили себя в таких верованиях, сообразно этой вере своей, лишаются после смерти и той и другой способности, и иметь возможность быть в Свободе Небесной, вместо нее находятся в свободе адской, и вместо того, чтобы по Рассудливости быть в мудрости ангельской, находятся в адском безумии: и, что удивительно, они признают однако же существование обеих этих способностей, но только в делании зла и в мышлении ложного, и не знают, что свобода делать злое - есть рабство, а рассудливость в мышлении ложного есть безрассудство. Но надлежит хорошо знать, что обе эти способности, как Свобода, так и рассудливость принадлежат не человеку, но Господу у человека, и что они не могут ни присвоиться, ни быть даны человеку, как его (собственные), а бывают только присущи у человека непрестанно от Господа, и никогда у него не отнимаются, по причине того, что без них он не мог бы спастись; ибо без них не мог бы он возродиться, как это уже сказано; почему Церковь и научает человека, что сам от себя он не может ни мыслить истинного, ни делать доброго. Но поелику человек чувствует не иначе, как лишь таким образом, что истинное мыслит он сам от себя и доброе делает также сам от себя, то и очевидно, что он может (должен) думать, что истинное мыслит он, как бы сам от себя; и доброе делает как бы сам от себя; ибо, если не будет он думать таким образом, то он или не будет мыслить истинного и делать доброго, и таким образом не будет иметь никакой религии, или же будет мыслить истинное и делать доброе сам от себя, и тогда припишет самому себе то, что Божественно. Что человек должен мыслить истинное и делать доброе, как бы сам от себя, это видно в Учении о Жизни для Нового Иерусалима от начала и до конца там.
