Петр Успенский - Tertium organum
Говоря вообще, ощущение света жизни, разлитого во всем сознании и радости, даст новый мир. Но тот же самый мир неподготовленному уму даст ощущение бесконечной тьмы и ужаса. Кроме того, ощущение ужаса должна дать потеря всего реального, исчезновение этого мира.
Для того чтобы не испытывать ужаса от нового мира, нужно знать его раньше или эмоционально: верой или любовью --, или интеллектуально -- умом.
А чтобы не испытать ужаса от потери старого мира, нужно от него добровольно отказаться заранее, тоже или верой, или умом.
Нужно добровольно отказаться от всего прекрасного, светлого мира, в котором мы живем, нужно признать, что это призрак, фантом, нереальность, обман, иллюзия, майя. Нужно примириться с этой нереальностью, не бояться ее, а радоваться ей. Нужно лишиться всего. Нужно стать нищим духом, то есть сделать себя совершенно нищим усилием своего духа.
В прекрасном евангельском символе выражена глубочайшая философская истина.
Блаженны нищим духом, ибо их есть Царство Небесное.
Раньше говорилось, что может значить мистическое выражение Царство Небесное (Нирвана). "Нищие", конечно, не значит бедные материально в житейском смысле слова. Это нищета полная, абсолютная, такая нищета, при которой человек не имеет под ногами земли, а над головой неба.
Лисицы имеют норы и птицы небесные -- гнезда,
а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову.
Такая нищета, при которой человек совершенно один, потому что других людей, даже самых близких, отца, мать, здесь на земле он считает фантомами, призраками и отказывается от них, потому что за этими фантомами он видит реальные сущности, к которым стремится, точно так же, как, отказываясь от феноменального мира, он приближается к истинно реальному.
Момент перехода -- этот страшный момент потери старого и раскрытия нового, в бесконечном числе аллегорий изображался в древней литературе. Облегчение этого перехода составляло цель мистерий. В Индии, в Египте, в Греции существовали особые подготовительные ритуалы, иногда только символические, иногда реальные, действительно подводившие душу к самым дверям нового мира и раскрывавшие эти двери в момент посвящения. Но внешние обряды и церемонии всегда и во всем имеют только поверхностное значение. Главная работа должны была идти внутри, в душе и в уме человека.
* * *
Каким же образом логика может помочь человеку перейти к сознанию этого нового, высшего мира?
Мы видели, что математика, собственно, уже нашла путь в этот высший порядок вещей. Проникая туда, она, прежде всего, отказывается от своих основных аксиом "тождества и противоречия".
В мире бесконечных и текучих величин -- величина может быть неравна самой себе; часть может быть равна целому, -- и из равных величин одна может быть бесконечно больше другой.
Все это звучит как абсурд с точки зрения математики конечных и постоянных чисел. Но сама математика конечных и постоянных чисел есть математика нереальных величин; поэтому абсурд с точки зрения этой математики только и может быть истиной.
Тот же самый путь проходит логика. Она должна отказаться сама от себя, прийти к необходимости своего собственного уничтожения -- и тогда из нее может возникнуть новая, высшая логика.
В "Критике чистого разума" Кант доказывает возможность трансцендентальной логики.
Эта логика не только возможна, но существует и существовала с незапамятных времен; много раз была формулирована; входила в философские системы, как их ключ -- но странным образом не признавалась как логика.
Раньше Бэкона и раньше Аристотеля в древних индийских писаниях давались формулы этой высшей логики, отпиравшие собою двери тайн. Но значение этих формул быстро терялось. Они сохранялись в древних книгах, но сохранялись как какие-то странные мумии угасшей мысли, слова без реального содержания.
Новые мыслители снова открывали эти принципы, выражали их в новых словах. Но они опять оставались непонятными, опять превращались в какой-то ненужный словесный орнамент. Но идея существовала. Сознание возможности найти и установить законы высшего мира не терялось никогда. Идеалистическая философия никогда не считала логику Аристотеля всеобъемлющей и всесильной. Она строила свои системы вне логики, в сущности, бессознательно, идя по линиям мысли, проложенным в глубокой древности.
Высшая логика существовала раньше, чем была формулирована дедуктивная и индуктивная логика. Высшую логику можно назвать индуктивной логикой, логикой бесконечности, логикой экстаза.
Систему этой логики можно вывести из очень многих философских систем. Самую точную и полную формулировку законов этой логики я нахожу у Плотина в трактате "О Красоте". Я привожу это место в следующей главе.
Я назвал систему этой высшей логики -- "Tertium Organum", потому что для нас это третье орудие мысли после Аристотеля и Бэкона. Первым был Organon, вторым Novum organum.
Человек, владеющим эти орудием, может без страха раскрыть двери мира причин.
Аксиомы, которые заключает в себе "Tertium Organum", не могут быть формулированы на нашем языке. Если их все-таки пытаться формулировать, они будут производить впечатление абсурдов.
Беря за образец аксиомы Аристотеля, мы можем на нашем бедном земном языке выразить главную аксиому новой логики следующим образом:
А есть и А, и не А,
или:
Всякая вещь есть и А, и не А,
или:
Всякая вещь есть Все.
Но эти формулы совершенно невозможны по существу. И это не есть аксиомы высшей логики. Это только попытки выразить аксиомы этой логики в понятиях. В действительности идеи высшей логики в понятиях невыразимы.
Без всяких комментариев ясно, что полученный логический абсурд: А есть и А, и не А вполне соответствует математическому абсурду, что величина может быть больше или меньше самой себя.
Абсурдность обоих положений показывает, что они не могут относиться к нашему миру. Конечно, абсурдность сама по себе еще не признак принадлежности к ноуменам. Но принадлежность к ноуменам непременно будет выражаться для нас в абсурдности. Надеяться найти что-нибудь логическое с нашей точки зрения в мире причин так же бесплодно, как думать, что реальный мир может существовать по законам мира теней.
Усвоить основные принципы высшей логики -- это значит усвоить основы идеализма или основы понимания пространства высших измерений.
Чтобы подойти к ясному пониманию отношений многомерного мира, мы должны отделаться от всех "идолов" нашего мира, выражаясь на языке Бэкона, то есть от всех препятствий к правильному восприятию и мышлению.
Двумерное существо для того, чтобы подойти к ясному пониманию трехмерного мира, должно прежде всего отделаться от своих "идолов", то есть своих принятых, ставших аксиоматическими путей чувствования и мышления.
От чего именно должно освободиться двумерное существо?
Прежде всего, и это самое главное, от уверенности, что оно правильно видит и ощущает; из этого должно выйти сознание неправильности его представления мира и затем идея, что реальный, новый мир должен существовать в каких-то совсем других формах, новых, несравнимых, несоизмеримых со старыми. Затем двумерное существо должно избавиться от уверенности в разделенности предметов его мира. Оно должно понять идею, что вещи, кажущиеся ему совершенно разными и отдельными одна от другой, могут быть частью какого-то непостижимого ему целого или иметь между собой много общего, чего оно не замечает.
Умственный рост двумерного существа должен идти по пути признания неизвестных ему раньше, общих свойств предметов, вытекающих из их сходного происхождения или сходных функцией, непонятных на плоскости.
Раз двумерное существо признало возможность существования неизвестных ему раньше общих свойств представлявшихся разными предметов, оно уже приблизилось к нашему пониманию мира. Оно приблизилось к нашей логике, для него уже становится понятно общее имя, то есть слово, не как собственное имя, а как нарицательное имя, то есть слово, выражающее понятие.
"Идолы" двумерного существа, препятствующие развитию его сознания -это собственные имена, которые оно само дает всем окружающим его предметам. У него все предметы имеют каждое свое собственное имя, соответствующее его представлению об этом предмете; общих имен, соответствующих понятиям, у него нет. Только отделавшись от этих идолов, поняв, что имена могут быть не только собственные, но и общие, оно получит возможность идти дальше, умственно развиваться, приближаться к человеческому пониманию мира. Иначе самая простая фраза, например
Иван и Петр -- оба люди,
будет иметь для двумерного существа вид абсурда и будет представляться ему приблизительно так:
Иван и Петр -- оба Иваны,
или:
Иван и Петр -- оба Петры.
Иначе говоря, всякое наше логическое положение будет представляться ему абсурдом. Понятно, почему это так должно быть. У него нет понятий; собственные имена, из которых состоит его речь, не имеют множественного числа. Ясно, что всякое множественное число нашей речи будет представляться ему абсурдом.
