Сборник статей - Ответственность религии и науки в современном мире
Если мы посмотрим, как Отцы Церкви и богословы пытаются объяснить понятие образа Божия, может показаться, что между ними и тем, как секулярные моралисты трактуют понятие «личности», имеется очень большое сходство. Св. Августин обращается к образу Божию в связи с понятиями «память», «ум» и «воля»; он проводил параллель между этими качествами и Пресвятой Троицей. Фома Аквинский, под влиянием греческой философии, усмотрел образ Божий в человеческих умственных способностях. Богословы прошлого столетия, например Вальтер Эйхродт (Walter Eichrodt), подчеркивали такие аспекты личности, как самосознание (осознание своего «Я») и эмоции, которых лишены животные[242]. Карл Барт говорит о способности человека устанавливать отношения с другими людьми и с Богом[243]. Опасность того, что христианское богословие может впасть в искушение определять понятие личности через перечень характеристик, как это делает секулярная этика, очевидна. Однако разница между двумя этими философскими системами состоит в следующем: если секулярная этика пытается выявить сущность, онтологию личности, указывая на ее свойства, христианские мыслители просто описывают то, что они считают основными качествами человека, помогающими ему в актуализации своего потенциала, то есть в достижении обожения. Они не пытаются разрушить онтологию человека, потому что, как мы уже сказали ранее, христианская этика предлагает онтологическую модель, которая понимает личностность как неотъемлемую, а потому – не отделимую от человеческой онтологии черту каждого человека.
Логично, что для христианской этики ответ на вопрос о том, является ли слабоумный старик, новорожденный младенец или даже человеческий зародыш личностью, вовсе не вызывает сомнений. Наоборот, само собой разумеется, что каждый человек является личностью с момента зачатия и до конца земной жизни. Если личностность составляет часть человеческой онтологии, тогда бытность человеком есть достаточный критерий для того, чтобы считаться личностью. И чтобы ответить на этот вопрос, не нужны никакие тесты на умственные способности, ни перечни характерных признаков. Христианство считает каждого человека уникальной и незаменимой сущностью, образом Божьим. Каждый человек обязан любить и уважать каждого другого человека – собрата по человечеству. Иисус дал человеку только две заповеди: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всем разумением твоим, и всею душою твоею, и всей крепостию твоею – вот первая заповедь! Вторая, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет»[244]. Он ответил на вопрос: «Кто есть мой ближний?» притчей о милосердном самарянине. Эта притча учит нас, что каждый человек есть наш ближний, независимо от социальных, политических, национальных и других различий. Это краеугольный камень христианской этики, подобно тому, как понятие «образ Божий» есть краеугольный камень христианской антропологии. Онтологический персонализм основан на двух этих идеях-аксиомах. Он гласит: каждый человек – ценная личность, и неотъемлемое качество личностности появляется в момент зарождения новой человеческой жизни и присутствует на протяжении всей жизни.
Такого рода объяснение понятия личности открывает христианскую этику для критики. Ее легко можно обвинить в приверженности видовым различиям (видовом шовинизме). Это обвинение является продолжением долгой традиции направленных против христианской религии обвинений в антропоцентризме. Христианское учение об уникальности каждого человека и акценте на его божественном происхождении, а также ложно истолкованное учение о Вселенной привели к колоссальным необратимым экологическим катастрофам. Многие считают, что христианство несет ответственность за все зло, происходящее от человеческого эгоизма. В 1967 году Линн Уайт опубликовал труд под названием
«Исторические корни нашего экологического кризиса»[245], где он разъясняет, почему появление христианства стало корнем всех зол. «Особенно в его западной форме, христианство является самой антропоцентричной религией, когда-либо известной миру»,[246] – пишет он. Он прослеживает начало эксплуатации природы с конца XI века, когда все греческие и арабские научные труды были переведены на латынь и, таким образом, стали доступны западному миру. Научная революция нуждалась в теоретическом и философском обосновании. Это обоснование обеспечила христианская религия. «Победа христианства над язычеством стала величайшей физической революцией в истории нашей культуры».[247] Он уверен в том, что в Библии природе дается единственная цель – служить человеку, а христианство учит нас, что «по Божьей воле человек эксплуатирует природу для своих целей».[248] Книга Уайта – не единственный труд подобного рода, хотя и один из наиболее авторитетных. После 1967 года в христианской литературе наметилось возрастание интереса к вопросам окружающей среды, и многое из написанного представляет собой прямой ответ на обвинения Уайта.
Многие богословы чувствовали, что теория Уайта и другие, им подобные, основаны на ложном понимании христианства. Юрген Молтманн (Jürgen Moltmann) в своей книге «Бог в творении: новое богословие творения и Дух Божий» (God in Creation: A New Theology of Creation and the Spirit of God) подчеркивает, что Бог пребывает в своем творении, несмотря на его трансцендентную природу; автор дает новую интерпретацию человеческой «свободе» использовать и эксплуатировать природу ради своего блага. Работа Уайта на самом деле оказала христианскому богословию услугу, выявив проблему и «белое пятно» в данной области. Может быть, Уайт был не совсем неправ, когда сказал, что христианство предоставило теоретическое обоснование, необходимое для зарождения новой научной эры? Христианское богословие можно рассматривать как теорию, поднявшую человека над всей природой и давшую ему неограниченную власть использовать окружающую среду во благо или во зло. Однако, как я уже говорил, это только одно из прочтений библейской истории о творении и, возможно, одно из худших и наиболее опасных. Мы должны быть готовы признать, что эта проблема проистекает не из христианского учения как такового, а из его ложных интерпретаций. Я уверен, что голословные обвинения в приверженности видовой принадлежности человека (видовом шовинизме) также происходят из непонимания и ложных истолкований христианского учения.
Христианство рассматривает человека не как исключительно биологическую сущность, но как неразрывное психосоматическое единство. Христианская традиция придерживается холистического понимания личности, но не дуалистического (где тело и ум или душа считаются двумя отдельными единицами) и не монистического (где личность сведена или только к телу, или только к уму/душе). Согласно Оксфордскому словарю современного английского языка, слово «вид» (species – род, порода, вид, разновидность. – Словарь И. Р. Гальперина. – Прим. пер.) относится к «группе животных или растений внутри рода». Этот термин обозначает биологическое семейство существ. Отсюда видовой шовинизм есть форма дискриминации, основанная на биологическом отличии одного вида (в данном случае Homo sapiens) от всех других. Разумеется, биологическое различие между человеком и, например, лошадью имеется, однако было бы неправильно сводить качественное отличие, которое онтологический персонализм действительно видит между животными и человеком, исключительно к биологии. Разница лежит больше в духовном плане. Она выходит за рамки физики на уровень метафизический. Одна биология не может уловить разницу между личностью и неличностью, и богословию не стоит вовлекаться в дискуссию, которая пытается усмотреть личностность в генах или последовательностях в молекуле ДНК.
Термин «видовой шовинизм» подразумевает также некоторое превосходство одного вида над всеми другими. Согласие с фактом этого превосходства открывает путь к эксплуатации одного вида другим. Идея видового шовинизма раскрывает очень сильный антропоцентричный эгоизм – тот же самый, который приводит людей к неуважительному отношению к природе. Превосходство и эксплуатация суть понятия, совершенно несовместимые с христианской этикой, так же как и эгоизм. Философы вроде Ричарда Докинса (Richard Dawkins) посвятили большую часть своих работ попыткам убедить публику в том, что эгоизм – это природное свойство любого живого существа[249]. Все формы жизни – от генов до целых экосистем – естественно, ведут себя эгоистично, с тем чтобы выживать и процветать. Если это так, то, естественно, общество не ожидает, что христианство придет и научит его эгоистичному поведению. Революционные идеи, привнесенные христианством в мир, – это любовь без всяких условий, принятие всех и самопожертвование. Христианская религия вовсе не считает людей правителями мироздания. Скорее Божьими рабами во Вселенной. Они наделены образом Божьим, но вовсе не предполагается, что они должны использовать этот дар на благо всему мирозданию. Образ Божий – это средство, имеющееся у человека для того, чтобы прожить свою жизнь во Христе и найти спасение. Вместе с восстановлением человека в райском состоянии будет восстановлена также и вся природа. Человеку нужно признать, что в каждой частице природы есть творческая сила Божья (в Православии это называется «божественные энергии». – Прим. пер.). Человек есть также часть естественного мира, Божье творение, и имеет общее с природой божественное происхождение. Поэтому человек призван любить, уважать и защищать всё, что его окружает. Оскорбление любого другого живого существа – это оскорбление самого Бога.
