Георгий Чистяков - Над строками Нового Завета
Распространение веры – это главное в христианстве. Этого нет ни у саддукеев, ни у фарисеев, ни тем более у замкнутых в своей общине кумранитов, ни у других современников Иисуса. Благая Весть открыта всем.
Есть еще черта, резко отличающая проповедь Спасителя от учений Его современников. Для иудаизма и для любой языческой религии характерно понятие ритуальной чистоты, ритуальных запретов (например, на ту или иную пищу, на интимные отношения и т. д.), ритуального осквернения (например, прикосновение к умершим). Почему в притче о добром самарянине священник и левит не подошли к несчастному, который валялся в канаве около дороги? Совсем не потому, что они были эгоистичными, просто они думали, что человек умер, и боялись оскверниться, прикоснувшись к мертвому.
Иисус отменяет все законы о ритуальной чистоте. Он говорит о том, что оскверняют нас только ложь, обман, то, что исходит из нас, а не то, что входит в нас. Иисус подходит к прокаженному и касается его. Нам, людям конца XX века, непонятен потрясающий драматизм этой сцены. Но Его современники, оказавшиеся тому свидетелями, испытали даже не шок – это было что-то гораздо более сильное, чем шок… Иисус касается прокаженного – и в этом вся евангельская проповедь. Ритуальные запреты отменяются, ритуальной нечистоты больше не существует. Есть только внутренняя нечистота, нечистота сердца, которая гораздо страшнее, чем осквернение физическое, чем, в частности, осквернение от прикосновения к прокаженному.
Происходит полный переворот в религии. Главным становится не выполнение Закона (при том, что Закон не отменяется), а вера. Главным оказывается поклонение Богу не согласно ритуалу, а в Духе и Истине.
Для саддукеев ритуал – это и есть религия. Для благочестивых фарисеев, кумранитов и других, которые, в общем, чувствуют Бога, понимают, что надо жить по заповедям, знают Священное Писание во много раз лучше, чем любой современный библеист, – для них всё равно ритуал – нечто очень важное. Спаситель зовет нас поклоняться Богу не согласно ритуалу, а в Духе и Истине. И потому с первых веков Церковь не требует от своих чад следования единому ритуалу, а включает в себя самые разные ритуалы. Есть византийский обряд, который используется у нас на Руси, есть армянский, малабарский, сирийский, римский, миланский, массорабский, коптский, эфиопский и другие. Одна вера «вмещается» в более чем десяток разных ритуалов.
Одна суть вливается в разные сосуды, и так – с первого века истории Церкви. Значит, это – второстепенное. Первое – вера. Второе – поклонение Богу в Духе и Истине, а не согласно ритуалу. Третье – открытость, на которой основана христианская Церковь. Четвертое – это личность христианина. Нельзя быть христианином по убеждению, христианином можно быть только по вере. Можно прекрасно разбираться в Священном Писании и не быть христианином. Я знаю, например, очень уважаемого ученого, блестящего знатока Священного Писания, в высшей степени квалифицированного переводчика Ветхого Завета – и при этом не христианина. Это возможно. Для нас же главное – не знания о Боге, а наша личная вера, та открытость сердца Богу, Христу, та живая, личная, глубокая внутренняя связь, без которой нельзя быть христианином.
Есть еще одна деталь в Евангелии, которая по-настоящему потрясает. О ком говорит Спаситель в Писании? Об овцах. О птицах, которые продаются за ассарий, не сеют, не жнут и не собирают в житницы, укрываются в ветвях горчичного дерева. О курице, которая собирает птенцов к себе под крылья. Об овце, ушедшей в горы и потерявшейся. О полевых лилиях. О детях, которые играют на каком-то органчике, пляшут и поют то веселые, то печальные песни. О женщине, которая кладет закваску или ищет потерянную в темной хижине монетку… Из мира древних рукописей, из мира Закона, установлений и запретов, из мира мнений, точек зрения, положений, различных канонов и т. д. Иисус зовет нас в тот мир, который нас окружает, в тот реальный мир, который наполнен пением птиц, запахом цветов, детскими играми, звоном монет и светом солнца.
В Первом Послании апостол Иоанн говорит: «Не любите мира, ни того, что в мире. Кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире – это похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1 Ин 2: 15–16). О чем здесь говорится? Дело в том, что мир (в Евангелии это слово κόσμος) как раз и означает то, что мы теперь определяем как общество: мир законов, запретов, установлении, мнений, точек зрения, – того, о чем написано в разных книгах по юриспруденции, логике, истории, философии и т. д. Живите в мире реальном, а не в мире, вычитанном из книги, живите в мире, наполненном пением птиц и запахом полевых цветов, а не в мире, который вы сами построили из своих умозаключений. Это очень важный и часто забываемый нами момент евангельской проповеди. Спасительность христианства в этом и заключается, а мы об этом забываем. И в этой связи очень важно вспомнить о той евангельской притче, где рассказывается, как Господь, формально нарушая Закон, исцеляет в субботу женщину, которая в скорченном виде прожила восемнадцать лет. Начальник синагоги негодует на то, что Иисус исцелил больную в субботу. «Есть шесть дней, в которые надо делать; в те дни и приходите исцеляться, а не в день субботний», – наставляет он страждущих. Начальник синагоги не отрицает того, что Иисус может исцелить, но требует не нарушать при этом Закона. А Спаситель ему говорит: «Не отвязывает ли каждый из нас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить?» (Лк 13: 11–15). Он обращается к опыту реальной жизни. Именно в этой устремленности к реальной жизни и заключается отличие христианства от любой другой религии, от того, что говорили и чему учили современники Спасителя.
Тайная Вечеря
В каждом православном храме над Царскими вратами помещается икона с изображением Тайной Вечери.
В Евангелиях от Матфея, от Марка и от Луки, а также в Первом Послании к Коринфянам о Тайной Вечере рассказывается достаточно подробно. В Евангелии от Марка сказано: «В первый день опресноков, когда заколали пасхального агнца, говорят Ему ученики Его: где хочешь есть пасху? мы пойдем и приготовим» (Мк 14: 12).
Пасха в ветхозаветной Церкви – это праздник воспоминания об исходе из Египта, из дома рабства, о первой ночи свободы. Вчерашние рабы, покидая Египет, обретают свободу, контуры которой им еще не понятны. По иудейскому лунному календарю Пасха празднуется в один и тот же день, 15 нисана. По нашему лунно-солнечному – юлианскому или григорианскому – календарю этот день приходится на разные числа.
Заповедь о праздновании Пасхи есть уже в книге Исход: «Наблюдай праздник опресноков… ибо в оном ты вышел из Египта» (Исх 23: 15). В ирмосе первой песни одного из канонов, который поется во время утрени, так повествуется об этом событии: «Яко посуху, пешешествовал Израиль по бездне стопами…»
В этот день евреи выпекали пресный хлеб – (мацо́т) – в знак того, что они спешили, покидая Египет, и поэтому не могли испечь хлеб квасной. Кроме того, закваска – это символ брожения, разложения; опреснок же, наоборот, символ чистоты, нетронутости разложением. Поэтому в иудейских семьях с глубокой древности и доныне за два дня до Пасхи – 13 числа месяца нисана – хозяин уничтожает закваску, чтобы в доме не осталось квасного хлеба. В этот день в Иерусалимском храме закалывался пасхальный агнец. После разрушения Храма этот обычай был упразднен. Но до сих пор в память о том, как евреи первый раз испекли мацо́т, каждую весну, к каждой Пасхе печется этот пресный хлеб.
Пасхальная трапеза на иврите называется словом (се́дер) – «порядок». На ней обязательны пасхальный агнец (после разрушения Храма императором Юстинианом агнец стал заменяться кусочком мацы), мацо́т; чаша соленой воды, символизирующая слезы, пролитые евреями в Египте, и вместе с тем – соленые воды Красного моря, через которое «яко посуху» перешел Израиль, уходя из рабства на свободу; набор горьких трав (маро́р), напоминающий о горечи рабства; (харо́шет) – паста из яблок, фиников, веточек корицы и ореха – в память о тех кирпичах из соломы и глины, которые иудеи делали в Египте, когда были рабами; четыре чаши вина – как символ четырех обещаний Бога Своему народу: вывести его из-под ига, спасти, принять к Себе и быть его Богом.
Главное в празднике Пасхи у иудеев – (зикаро́н) – «воспоминание». В одном из талмудических трактатов, где говорится, как надо праздновать Пасху, есть такие слова: «Во всяком поколении всякий человек должен почувствовать, будто это он сам вышел из Египта». Не его далекие-далекие предки три с лишним тысячи лет назад, а именно он сам.
…Ученики спрашивают Христа, где им приготовить пасху. Спаситель посылает их в дом, где они должны найти – и находят – верхнюю горницу, устланную коврами. В этой горнице, «когда настал час, Он возлег, и двенадцать апостолов с Ним» (Лк 22: 8—14). Глагол «возлечь» указывает на одно очень важное обстоятельство. За пасхальной трапезой возлежали, подчеркивая тем самым, что это трапеза свободных людей. Раб ест стоя, в спешке заглатывая куски, – у него нет времени для трапезы. Свободный человек за трапезой может полулежать. О том, что «Он возлег» и «они возлежали», говорится еще в двух стихах – в Евангелиях от Матфея (26: 20) и от Марка (14: 18).
