Фома Аквинский - Сумма теологии. Том X
Ответ на возражение 1. О праведнике говорят, что он смел, подразумевая под страхом совершенную страсть, уводящую человека от того, что предписывает ему разум. Но страх наличествовал в Христе не так, а только как пристрастье. Поэтому и сказано, что Иисус «начал ужасаться и тосковать», то есть, как разъясняет Иероним, посредством [не страсти, а] пристрастья.
Ответ на возражение 2. Иларий исключает наличие в Христе страха точно так же, как он исключает наличие в Нем страдания, то есть [он исключает] необходимость страха. Однако для того, чтобы явить действительность Своей человеческой природы, Он добровольно принял и страдание, и страх.
Ответ на возражение 3. Хотя Христос силою Своего Божества мог избежать будущих зол, однако со стороны слабости плоти они были труднопреодолимы или неизбежны.
Раздел 8. Наличествовало ли в Христе удивление?
С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что в Христе не было удивления. Ведь сказал же Философ, что удивление вызывают те следствиями, причины которых нам не известны, и что удивляться свойственно несведущим[220]. Но ранее мы показали (3), что в Христе не было никакого неведенья. Следовательно, не было в Христе и удивления.
Возражение 2. Далее, Дамаскин говорит, что «изумление – это страх перед каким-либо великим явлением»[221], и потому, по словам Философа, «величавого нелегко удивить»[222]. Но Христос был в высшей степени величав. Следовательно, в Христе не было удивления.
Возражение 3. Далее, никто не удивляется тому, что он способен делать сам. Но Христос был способен делать все, сколь бы великим оно не было. Следовательно, похоже, что ничто не могло Его удивить.
Этому противоречит сказанное [в Писании] о том, что «услышав сие», то есть слова сотника, «Иисус удивился» (Мф. 8:10).
Отвечаю: удивление по преимуществу связано с тем, что ново и необычно. Итак, ни со стороны божественного знания Христа, которым Он созерцал вещи в Слове, ни со стороны Его человеческого знания, которым он видел вещи через посредство всеянных видов, не могло быть ничего нового и необычного. Однако вещи могли быть новыми и необычными со стороны Его опытного знания, с точки зрения которого с Ним каждый день могло случаться что-то новое. Следовательно, если мы говорим о Христе со стороны Его божественного, блаженного и даже всеянного знания, то в Христе не было никакого удивления. Но если мы говорим о Нем со стороны Его опытного знания, то в Нем наличествовало удивление, которое Он принял ради нашего наставления, то есть ради того, чтобы научить нас удивляться тому, чему удивлялся Он Сам. В связи с этим Августин говорит, что «Господь удивлялся, дабы научить нас, еще столь немощных, что и нам надлежит удивляться. Поэтому все такого рода волнения являются не признаками взволнованности ума, а уроками учителя».
Ответ на возражение 1. Хотя в Христе и не было никакого неведенья, тем не менее новые вещи могли привходить в Его опытное знание, что и обусловливало удивление.
Ответ на возражение 2. Христа изумила вера сотника не как великая по сравнению с Ним Самим, а как великая по орав– нению с другими.
Ответ на возражение 3. Посредством божественной силы Он мог бы соделать все, и потому удивление наличествовало в Нем не с ее стороны, а со стороны Его опытного человеческого знания, о чем уже было сказано.
Раздел 9. Наличествовал ли в Христе гнев?
С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что в Христе не было никакого гнева. Ведь сказано же [в Писании]: «Гнев человека не творит правды Божией» (Иак. 1:20). Но все, что было в Христе, принадлежало правде Божией, в связи с чем читаем, что Он «сделался для нас… праведностью» (1 Кор. 1:30). Следовательно, похоже, что в Христе не было никакого гнева.
Возражение 2. Далее, как явствует из сказанного в четвертой [книге] «Этики», гнев противоположен кротости[223]. Но Христос был в высшей степени кроток [и смирен]. Следовательно, в Нем не было никакого гнева.
Возражение 3. Далее, Григорий говорит, что «злобный гнев ослепляет око ума, а ревностный гнев затуманивает его»[224]. Но око ума Христова не было ни ослеплено, ни затуманено. Следовательно, в Христе не было ни греховного, ни ревностного гнева.
Этому противоречит сказанное [в Писании] о том, что слова: «Ревность по доме Твоем снедает меня» (Пс. 68:10) исполнились в Нем (Ин. 2:17).
Отвечаю: как уже было сказано во второй части (ИИ-И, 46, 3; ИИ-ИИ, 158, 2), гнев является следствием страдания. Ведь когда кто-либо испытывает страдание, в его чувственном пожелании возникает стремление отомстить за ту обиду, которая была причинена ему или другим. Следовательно, гнев – это страсть, состоящая из страдания и жажды мести. Затем, нами уже было сказано (6) о том, что в Христе наличествовало страдание. Что же касается желания мести, то оно подчас бывает греховным, а именно тогда, когда кто-либо стремится к отмщению вне порядка разума, и такого рода гнев не мог наличествовать в Христе, поскольку этот вид гнева греховен. Но подчас это желание бывает безгрешным и достойным похвалы, как, например, когда кто-либо стремится к отмщению во имя справедливости, и такой гнев называется ревностным гневом. Поэтому Августин говорит, что «ревность по доме Божием снедает того, кто стремится улучшить все, что находит дурным, а если ему не удается это исправить, он попускает ему быть и страдает». И именно такой гнев наличествовал в Христе.
Ответ на возражение 1. Как говорит Григорий[225], гнев может наличествовать в человеке двояко. Так, иногда он предвосхищает разум и обусловливает его деятельность, и в этом случае о нем можно говорить как о творящем, поскольку деятельности принято относить к главному действователю. В указанном смысле и должно понимать сказанное о том, что «гнев человека не творит правды Божией». Иногда же гнев следует за разумом, являясь, так сказать, его орудием, и в таком случае правосудную деятельность относят не к гневу, а к разуму.
Ответ на возражение 2. Противоположностью кротости является тот гнев, который преступает границы разума, а не тот, который управляется разумом и удерживается им в приличествующих ему границах, поскольку кротость блюдет середину гнева.
Ответ на возражение 3. Наш естественный порядок устроен так, что способности души препятствуют друг другу, то есть усиление деятельности одной способности ослабляет деятельность другой. По этой причине любое, даже умеряемое разумом движение гнева затуманивает око ума созерцающего. Но в Христе благодаря руководству божественной силы каждой способности попускалось делать приличествующее ей и никакая способность не препятствовала другим. Следовательно, подобно тому, как созерцательное наслаждение Его ума никак не препятствовало страданию и боли низшей части, точно так же и претерпевания низшей части никоим образом не препятствовали деятельности разума.
Раздел 10. Был ли Христос одновременно странником и сопричастником?
С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что Христос не был одновременно странником и сопричастником. В самом деле, страннику надлежит продвигаться к цели блаженства, а сопричастнику надлежит покоиться в ней. Но одно и то же не может [одновременно] и продвигаться к цели, и покоится в ней. Следовательно, Христос не мог одновременно быть странником и сопричастником.
Возражение 2. Далее, стремиться к блаженству или обретать его свойственно не телу человека, а его душе, в связи с чем Августин говорит, что «в низшую природу, а именно тело, изливается не само блаженство, присущее блаженному наслаждению и видению, а полнота здоровья, то есть сила не подвергаться порче». Но хотя тело Христово и было страдательным, Сам Он в Своем уме во всей полноте наслаждался Богом. Следовательно, Христос был не странником, а сопричастником.
Возражение 3. Далее, святые, души которых находятся на небесах, а тела – в гробницах, наслаждаются блаженством в своих душах, притом, что их тела находятся в плену у смерти, и их не называют странниками, а только сопричастниками. Следовательно, на том же основании и о Христе, похоже, надо говорить как о только сопричастнике и никоим образом не страннике, поскольку, несмотря на смертность Его тела, Его ум наслаждался Богом.
