Том Райт - Главная тайна Библии
Как богословие нового творения помогает объяснить то, что происходит, когда Евангелие укореняется в людях? Слава Богу, это совершается снова и снова: человек открывает в себе огонь, для него открывается истинный смысл Евангелия, он начинает в него верить, он видит, как оно преобразует его взгляд на вещи и его чувства, присутствие Иисуса вдруг становится реальностью, чтение Библии начинает вдохновлять. Человек начинает понимать, что ему крайне необходимо христианское поклонение и община. Мы называем этот момент или этот процесс (с одними это происходит мгновенно, у других на то же уходят годы) по–разному: обращение, то есть поворот и перемена направления пути; возрождение, то есть новое рождение; «вхождение во Христа», то есть вступление в семью, получившую свое имя и свои отличительные черты от самого Иисуса. Новый Завет говорит, что такой человек «умер со Христом» и «воздвигнут» с Ним (Рим 6; Кол 2 и 3), что он, пройдя через воду крещения, оставил старую жизнь и начал жить новой, что он соединен со смертью и воскресением Иисуса. А если мы вспомним о более широкой картине нового творения, то можно сказать следующее. Такой человек живет, в какой–то мере дыша воздухом «нового творения» — того творения, которое уже началось в воскресении Иисуса и которое окончательно завершится, когда Бог создаст новое небо и новую землю и воздвигнет нас, чтобы мы обитали в этом мире. Павел говорит об этом так: «Кто во Христе, тот новая тварь».[226]
Когда мы смотрим с такой точки зрения, это позволяет нам избежать трех проблем, с которыми постоянно сталкивается благовестие. Во–первых, ясно видно, что, став христианином, человек не должен отказываться от благого мира, созданного Богом. Разумеется, это значит сказать «нет» всей испорченности падшего мира и самого человека. Иногда обратившемуся необходимо решительно отказаться даже от тех привычек, которые сами по себе не являются злом (например, алкоголь), чтобы создать пропасть между собой и привычным старым образом жизни, который держал его в плену. Но когда мы смотрим на все с точки зрения «нового творения», нам никогда не придет в голову мысль забыть о земле и сосредоточить внимание на небесах.
Во–вторых, когда при евангелизации провозглашают царство Божье, господство Иисуса и будущее новое творение, это с самого начала пресекает любую мысль, что главная цель жизни нового христианина — вступить в частные взаимоотношения с Богом и Иисусом и что важно только это. (К сожалению, многие популярные христианские песни предлагают именно такой подход к вере, как если бы суть Евангелия сводилась к тому, что Иисус должен заменить в сердце бойфренда или любимую девушку.) Если рассматривать благовестие и обращение с точки зрения нового творения, любой новообращенный сразу понимает, что стал участником проекта Божьего царства, который выходит за узкие рамки программы «я и мое спасение», но заставляет задуматься о действии Бога в мире. И тогда попутно с «обращением» человек — хотя бы в принципе — начинает искать в этом большом проекте свое место, то дело, куда можно вложить себя. (Конечно, порой человек долго ищет свое призвание, но все равно ему лучше думать об этом с самого начала.)
В–третьих, когда мы ставим евангелизацию и обращение в контекст нового творения, обращенный, который услышал весть о верховном и спасительном господстве Иисуса, начнет свой путь к христианскому образу жизни — к необходимости говорить «нет» всему тому, что мешает расцвету его человечности и не воздает славу Богу, и говорить «да» всему, что к этому ведет. Ему не придет в голову, что это какая–то случайная добавка к Евангелию или повиновение навязанным довольно странным правилам. В прошлом встречались такие формы евангелизации, когда человеку говорили, что главное «вступить в ряды», скажем, читать определенную молитву, которая дает уверенность в том, что новообращенный идет прямой дорогой к небесам. Потом же такие «обращенные» становились горем для своих пастырей и наставников, потому что в самом начале им никто не объяснил одну важную вещь: что следовать за Иисусом и означает именно следовать за Иисусом, а не просто поставить галочку против Его имени и затем расслабиться, как будто все уже сделано. Когда же обращенный слышит о «господстве» Иисуса и о новом творении, начавшемся благодаря победе креста и Пасхи, он сразу понимает, что, называя Иисуса Господом и веря, что Бог воздвиг Своего Сына из мертвых, он принимает решение формировать свою жизнь вокруг Иисуса. При этом он знает, что, несмотря на болезненность процесса, это не уродует и не умаляет в нем личности, — но ведет к подлинной жизни в настоящем и к славной полноте человечности в будущем, после воскресения. Как это всегда бывает с новым творением, на этом пути его ждут сюрпризы. Но христианская этика, когда в ней видят одно из выражений христианской надежды, от этого только выигрывает.
5. Заключение
Таким образом, миссия церкви должна отражать грядущую надежду Нового Завета и формироваться под действием этой надежды. Я верю, что если мы будем рассматривать три ее аспекта: справедливость, красоту и благовестие — с точки зрения предвосхищения того момента, когда Бог все исправит в мире, мы увидим, что они хорошо совмещаются, а фактически просто составляют единую картину, ту весть надежды и новой жизни, о которых возвестило нам воскресение Иисуса.
Такова, как я полагаю, основа осуществления надежды в повседневной жизни церкви. Мое призвание привело меня в такие районы моей страны, где многим людям остро не хватает надежды. Смутное ощущение несправедливости для жителей многих поселений выражается в убеждении, что сворачивание промышленного процесса в конце XX века было ошибкой и что необходимо что–то сделать. Это сильно отличается от убеждения, что мир обязан тебя кормить. Такие представления отражают исторический факт: большое поселение в течение нескольких поколений существовало за счет одного–двух ключевых промышленных предприятий, а затем эти предприятия закрывают, и не потому, что их работа неэффективна или что там трудятся некомпетентные и ленивые люди, но потому, что они не вписываются в масштабный стратегический план, который разработали руководители, никогда не посещавшие эти места. И это вызывает тихую ярость, ощущение, что с общественными структурами что–то не в порядке. Общество не должно так поступать, а если такое происходит, к нему возникают вопросы. Задача церкви, среди прочих, заключается в том, чтобы всерьез отнестись к этому ощущению несправедливости, помочь людям выразить его словами и, когда они к тому готовы, превратить его в молитву (удивительное дело: если человек оказался в подобном положении, он внезапно открывает, что многие псалмы становятся крайне актуальными!) А затем перед церковью встают новые задачи, касающиеся всех местных жителей: (а) участвовать в программах, которые улучшают жилищные условия, качество образования, работу служб для населения, (б) бороться за создание новых рабочих мест, для чего надо вести кампании, кого–то умолять и сотрудничать с местными властями и муниципалитетами — короче, поддерживать надежду всегда и в любой сфере. И на основании доводов, высказанных в данной книге, христиане могут верить, что это не какая–то обособленная надежда, но именно та удивительная надежда Евангелия, надежда на «жизнь после жизни после смерти». Это ее прямое следствие: надежда на «жизнь перед смертью».
Вторая особенность жизни как во многих местах на Западе, где закрылись промышленные предприятия, так и в бедных странах, — это уродство. Правда, в некоторых местах людям удается сохранить достаточно высокий уровень изобразительных искусств или музыки, чаще на основе народной культуры, что делает по–своему прекрасными даже самые нищие районы. Но обычно мы видим, что благодаря послевоенному мертвому функционализму архитектуры в сочетании с пассивным созерцанием телевизора для многих людей мир состоит из мрачных городских видов и дешевых развлекательных программ. А когда из окружения человека исчезает красота, он перестает надеяться. Он вбирает внутрь то, что ему говорят глаза и уши, и понимает, что он лишен достоинства, что он не вполне человек.
Когда людям в каком–либо месте угрожает подобная опасность, весть о новом творении, о красоте нынешнего мира, которая отражает куда более прекрасный мир грядущего (и именно красота будущего отчасти облегчает наши нынешние мучения), несет удивительную надежду. Церковь уже выполняла эту роль в прошлом и должна то же самое делать в настоящем — поддерживать красоту и эстетику каждодневно: музыку в деревенском баре или пьесу для младших классов в местной школе, мастерские художников или фотографов и занятия живописью, симфонические концерты (если уж их удавалось устраивать даже в концлагерях, почему бы нам не быть изобретательными?) и деревянную скульптуру. Церковь есть семья людей, которые верят в новое творение, и в любой деревне или городе она должна стать местом, где новое творчество врывается в жизнь местных людей, чтобы указать, что надежда, которая, подобно красоте, всегда нас удивляет, существует.
