Александр Лопухин - Толковая Библия. Ветхий Завет. Книги пророческие
12–17. По получении странного ответа Божия (ст. 5–11), в не постигающем судеб Божиих, хотя и глубоковерующем духе пророка, невольно возникает новое недоумение, почему Бог решил наказать иудеев именно через Халдеев, большая преступность которых сравнительно с первым открывается уже из первого Божественного отчета? Как согласить пагубное дело руки нечестивых с Божественным избранием, Израиля, с святостью, милосердием и Правосудием Божиим? В чувстве этого недоумения пророк еще раз с дерзновением веры вопрошает Бога: до какого предела будет простираться господство нечестивых язычников над богоизбранным народом (ст. 12–17), как ранее спрашивал о преобладании нечестивых над праведниками в собственном народе (ст. 2–4).
Основанием нового дерзновенного обращения пророка к Богу служат особенные, благодатные отношения Бога-Иеговы к Израилю, начавшиеся давно — при Синайском Завете (Исх XIX:4–6), а также истинное понятие о Боге и Его свойствах, данное в ветхозаветном откровении и в высшей степени присуща пророкам. Высочайшие, бесконечные совершенства Бога служат для теократического общества вернейшим залогом и ручательством его спасении силою и милостью Божией. Истинный Бог Израиля существует «искони» евр. миккедем, греч. άπ άρχης, Vulg. a principio, — это свойство Его ведомо Израилю с первого момента его существования (ср. Пс LXXIII:12), но оно присуще Ему всегда, как Богу вечному (Втор XXXII:27). Он, далее, есть Иегова — существо самобытное и во всех словах и делах Себе равное, верное и неизменное (Исх III:14; VI:2; 1 Кор I:9), «превысший всего сущего» (блаж. Феодорит, с. 25). В живейшем чувстве и сознании своей принадлежности к Богоизбранному народу, которому изречена страшная угроза Божия, пророк называет Иегову Богом своим, Святым своим, разумея себя, конечно, не в индивидуальном смысле, — против чего говорил бы непосредственно следующий глагол множ. ч. «мы не умрем», — а как представитель целого народа, от имени которого, как народа завета, он и взывает к Богу завета: «Разве не Ты, Господи Боже мой, Святый мой, — и это говорится с чувством кротости, смирения и раскаяния, — не Ты, который сотворил нас от начала и милосердием которого мы до сего времени держимся» (блаж. Иероним, с. 144). Но главною опорою надежды пророка (а в лице его всего народа Божия) является свойство святости Божией: «Святый мой», т. е. Святый Израилев — выражение встречающееся особенно часто у пророка Исаии (Ис I:4; XXX:11; XLIII:3, 14; XLIX:7 и др.). Святость Божия означает не только неприступность, бесконечную возвышенность Бога над всем земным (1 Цар VI:20) и ужас, благоговение внушаемые Им людям (Пс ХCVIII:3, 5, 9; СХ:9), равным образом и то, что имя Его не может безнаказанно подвергаться бесславию (Иез ХХХIX 7) и Он не терпит греха и любит только правду (Ис V:16), но и вообще высочайшее совершенство Божие (Ис VI:3), частнее же беспредельную благость, любовь и милость Божию (1 Цар II:2; Ис LVII:15; Ос XI:15; Ос XI:9; Исх XXI:4). Святость Божия — смертельный ужас для грешника, но для верующего, для праведника она — основание надежды «на святое имя» Божие (Пс XXXII:21), надежды на жизнь от Бога, — потому пророк за себя и всех верующих в своем народе (ср. II:4) уверенно взывает: — «мы не умрем!» не может быть мы — народ Святого и Живого Бога — совершенно погибли, и слово Божиих обетований не совершилось о нас ради алчности врагов, «мы не умрем!». Многие древние и новые толкователи в этом «ло намут» видели один из примеров так называемых «пиккуним-соферим», корректур книжников; предполагали, что первоначальное чтение было: ло тамут — Ты не умрешь, а затем это выражение, представлявшееся соблазнительным, было заменено стоящим в тексте (см. A. Geiger. Urschritt u. Uebersetzungen der Bibelfn ihrer Abhfngigkeit, V, d. inner Entwicklung der Sudenthums. Breslau 1857, s. 309). Однако догадка эта ничем не подтверждается; напротив, древние переводы читали, очевидно, намут, так у LXX стоит ού μή αποθάνωμεν.
Во второй половине ст. 12-го пророк развивает ту же уверенность с положительной стороны: подобно другим боговдохновенным людям своего народа (ср. напр. Пс СХVII:18; Иep XLVI:28), он высказывает убеждение, что тяжкое бедствие халдейского порабощения будет лишь временно, преследуя цель исправления, вразумление Израиля, а не его гибель. Эту надежду он здесь связывает с именем Бога — Цур, скала, твердыня, понятием, образно обозначающим то же, что прямо выражается в имени Иегова (ср. Втор XXXII:4, 37; 2 Цар II:2; Пс XVII:32; Исх XXVI:4). Начиная с ст. 13, пророк от взгляда на народ избранный (ст. 12) обращается к народу нечестивому — орудию гнева Иегова и этим путем еще более утверждается в своей дерзновенной молитве к Судящему праведно народы и племена земли (Пс LXV:5). И прежде всего останавливаясь еще на упомянутом ранее (ст. 12) свойстве святости Божией, пророк утверждает (подобно псалмопевцу. Пс V:5–6), что все нравственно нечистое недостойно зрения светлейших очей Святейшего Бога (ср. Ис VII:8), и отсюда (как выше ст. 3) делает заключение, что Бог не может равнодушно смотреть на крайнее угнетение (пожирание, евр. бала в II) нечестивцем Иудеев, которые, при всей повинности своей пред правдою Божиею, все же праведнее своих поработителей. «Это не то значит, что угнетаемый праведен вполне, а только то, что он праведнее своего угнетателя» (блаж. Иероним); «подобно тому, как Содом и Гоморра кажутся праведными по сравнению с Иерусалимом (ср. Мф XI:24), и как мытарь в Евангелии оправдан более по сравнению с фарисеем (Лк XVIII:10–14), так и здесь мучимый действительно грешен; однако он праведнее, чем тот, который угнетает его» (он же, с. 149). Это пророческое (а вместе и всего народа) недоумение раскрывается и далее, до конца главы (ст. 14–17). В ст. 14–15 понятие полной беззащитности народов вообще и Израиля в частности пред хищничеством Халдеев выражено в образном сравнении жертв их хищничества с рыбой, живущей как бы в анархии, и потому легко уловляемой (ср. Ам IV:2). Если в этих двух стихах образно выражена мысль, прямо высказанная отчасти уже выше в ст. 10, то стих 16-й представляет подобное образное выражение мысли о самообоготворении Халдеев, высказанной ранее в ст. 11; о том, чтобы халдеи-вавилоняне фактически приносили жертвы орудиям войны (как подобное известно, напр., о Скифах в Сарматах, из сообщений Геродота, Histor. IV, 59, 62, и Климента Александр., Protrept. 64), ничего не известно из истории. Блаж. Феодорит в пояснение ст. 16 говорит «впадши в страсть высокомерия, причиной совершаемого (враг — халдеи) почитает одну собственную свою силу, и повелевает воздавать ей Божеское чествование. Яснее открыл нам это Божественный Даниил, сказав, что царь вавилонский соорудил золотой истукан, и все множество подданных принуждал поклоняться ему» (с. 23). Ст. 17 представляет резюмирующее предыдущие вопросы недоумения пророка заключение: «ужели не будет конца избиению народов?»
Глава II
1. Вводное замечание о получении пророком излагаемого в этой главе второго Божественного ответа. 2–3. Засвидетельствованная самим Богом важность этого ответа и откровения и отношение к отдаленному будущему. 4–5. Тема или основная и вместе исходная точка всего последующего содержания главы. 6–20. Пятикратное «горе» на нечестивых, безбожных победителей.
1. На стражу мою стал я и, стоя на башне, наблюдал, чтобы узнать, что скажет Он во мне, и что мне отвечать по жалобе моей?
1. Высказав пред Богом свои недоумения или жалобы по поводу господства язычников над избранным народом Божиим (I:12–17), пророк желает от самого же Бога «пророческими очами узреть решение изыскуемого» (блаж. Феодорит, с. 27). «Он говорит: на страже своею я стану, т. е. в восхищении Духом пророческим, и буду смотреть, что последует затем после плена народа и после падения города и храма… нужно заметить и то, что пророческое видение и слово Божие было пророку не внешним, а внутренним способом и было обращено к внутреннему человеку. Посему и пророк Захария говорил: И Ангел, который говорил во мне (Зах I:9), и в Псалмах говорится: Я услышу, что скажет во мне Господь (Пс LXXXIV:9)» (блаж. Иероним, 154–155). Понятия «стража» (евр. мишмерет) и «укрепление» (евр. мацор) в данном случае имеют не буквальное значение, а переносное, именно представляют символическое обозначение (как в Ис XXI:8) отправления пророческого служения; таким образом, первая половина ст. 1 может быть перифразирована так: «(Пророк говорит:) пребуду в том чине, в который возведен, и не оставлю твердыни» (блаж. Феодорит). Пророки вообще были стражами дома Израилева (Иез III:17; Иер VI:17; Ис LII:8; LVI:10), которых Бог Иегова, верховный Пастырь и Страж Израиля (Пс LXXIX:2; СХХ:4), воздвигал для охранения целости и святости завета и теократии среди народа Божия — ввиду частых его уклонений от этих начал. (См. P. Laur. Die Prophetennamen des Alten Testamentes. Freiburg. 1903. s. s. 103–107). «Возвышаясь всегда и во всех отношениях над своими современниками, постоянно изрекая им наставления, обличения, угрозы, угнетения и для сего просвещаясь от Духа Божия, испытующего самые глубины Божий, — эти люди, в случаях особенно важных и сомнительных, особенно усиливали свой подвиг стояния на вверенной им духовной страже стен Иерусалимских (Ис LXII:6) и сами молитвенно вопрошали Бога о воле Его, дабы возвестить ее народу. Сия молитва вообще признавалась одною из особенных обязанностей пророков (Иер XXXII:16, 26; Дан IX:3, 20), иногда же прямо заповедывалось им Богом» (проф. Голубев, с. 863). Так и пророк Аввакум, желая получить новый Божественный по высказанным им недоумениям, по жалобе (евр. токахат) его (гл. I), собирает все свое внимание, восходит на некоторый «камень, т. е. на некоторую возвышенную и безопасную твердыню мыслей» (св. Кирилл Александр.) и ожидает откровения Божия для передачи его людям. Таким образом, «настоящее место весьма важно в психологическом отношении — для суждения о состоянии лиц, сподоблявшихся пророческого дара. Из начальных слов места открывается, что он не был постоянно присущ душе пророков, требовал предварительно некоторого особенного к получению его настроения души, что пророки постоянно нуждались в божественном озарении и получали его только по временами по частям, как учащиеся, получив сведение о началах учения, нуждаются еще в научении о каждом из них в частности (Ис L:4). Из слов последних, что этот дар не был самомечтанием, пророчеством от сердца своего (Иер XXIII:16, 26; Иез XIII:2, 3), но словом, исходящим из уст Божиих (Ис LV:11), даром подлинно божественным» (проф. Голубев, с. 866).
