Гус Кёйер - Книга всех вещей
Почитав с полчаса, он со вздохом отложил книжку. Погода была хорошая. Можно ненадолго сходить на улицу, если вести себя осторожно. Если он увидит Элизу, то быстренько запрыгнет на крыльцо или спрячется за какую-нибудь толстую тетю, как Эмиль в Берлине. Спускаясь по лестнице к выходу, он уже издалека увидел белый конверт на коврике перед дверью. От волнения у него пересохло во рту, потому что Томас не сомневался, что это ответ Элизы. Если письмо злое, ему больше незачем жить, решил Томас. И тогда он утопится на набережной Рейнира Винкелеса, среди меченосцев.
Под стук сердца он прошел одну за другой оставшиеся ступеньки и поднял конверт с коврика. «Господину А. Клопперу». Это отцу, потому что Томаса звали Т. Клоппер. А на обратной стороне значилось: «От госпожи ван Амерсфорт-Рапхорст».
Письмо вовсе не от Элизы! Госпожа ван Амерсфорт написала отцу! Это гораздо-гораздо хуже! Это национальная трагедия! Он быстро запихнул конверт под рубашку. И посмотрел вверх, в темный проем лестницы. Никто его не заметил. Мальчик осторожно открыл дверь и быстро захлопнул за собой. Добежал до конца улицы, завернул за угол и бежал, пока не оказался там, где никто его не знал. Тогда он остановился отдышаться.
Томас посмотрел на конверт в руке. Зачем госпожа ван Амерсфорт пишет отцу? Ничего хорошего из этого не выйдет. Нельзя, чтобы письмо попало к отцу. Его надо порвать и закопать, потому что госпожа ван Амерсфорт — «каменистка» или что-то в этом роде, а еще ведьма. А кто будет виноват, если отец получит от нее письмо? Он, Томас! И больше никто. Он уже взялся за конверт второй рукой, чтобы порвать, но подумал:
«А что там написано?» Ведь можно его сначала прочитать, а потом уже порвать. Тогда хотя бы будет понятно, о чем оно!
Томас огляделся по сторонам, не смотрит ли кто-нибудь, но на Томаса никто не обращал внимания. Он осторожно расковырял конверт. Почему так трясутся пальцы? Почему в животе такое ощущение, будто проглотил бегемота? Потому что Томас понимал, что делает что-то ужасно запретное. «Но, — подумал Томас, — иначе никак. Ведь если я этого не сделаю, может случиться что-нибудь еще ужаснее». Что, например? «Допустим, что кого-нибудь побьют, и например, меня».
Он вытащил письмо из конверта и раскрыл его. Там было только одно предложение. Томас прочитал его вслух: «Если муж бьет свою жену, он бесчестит себя».
«Если муж бьет свою жену...» — пробормотал Томас с беспокойством. Значит, она знает! Он покраснел от стыда. Она узнала большую тайну. Есть тайны, которые запросто можно рассказывать друг другу. Но эту тайну никому нельзя знать, потому что она ужасная. А госпожа ван Амерсфорт знала. Откуда? Кто-то ей рассказал, или она сама узнала, просто потому что ведьма?
«Бесчестит...» — пробормотал Томас. Что значит «бесчестит»? Он не знал.
— Папе этого читать нельзя, — прошептал он. — Потому что виноват буду я, и мама, может быть, тоже.
Он пошел к памятнику ван Хейтсу. Перед памятником был пруд с фонтанами, где дети пускали кораблики. За памятником росли кусты. Томас прошмыгнул в кусты, присел на корточки и руками вырыл ямку в земле.
Пихнул в ямку конверт, но, когда хотел скомкать саму записку и положить туда же, засомневался. Еще раз прочитал предложение, которое написала госпожа ван Амерсфорт. «Если муж бьет свою жену, он бесчестит себя». Томас задумался. Может, это заклинание? Слова, способные превращать людей во что-то... во что-то другое. Вполне может быть. Он засыпал ямку. Конверт был закопан, но записка осталась.
Томас пошел обратно домой, сложенная записка лежала в кармане штанов. Он решил, что ее надо спрятать где-нибудь дома, пока он не узнает точно, что она значит. Когда Томас дошел до своей улицы, то был так погружен в свои мысли, что не заметил Элизу. Он поднял голову лишь тогда, когда услышал скрип ее кожаной ноги.
Случайно он посмотрел ей прямо в глаза и покраснел, как кирпич.
— Слушай, Томас, — сказала Элиза.
Томас смотрел на плитки тротуара и чувствовал, как у него стучит сердце.
— Это самое-пресамое лучшее письмо из всех, что я получала, — услышал Томас ее голос.
Значит, она не сердится. Он заставил себя посмотреть на нее опять. Может, она смеется над ним?
— Я буду его хранить. И всегда, когда мне будет грустно, буду его читать.
— А, — протянул Томас. — Здорово.
— Ты ужасно милый мальчик. Когда я буду жить в своем замке, можешь ко мне приходить, как вздумается.
И мы будем кататься на моем «роллс-ройсе». — Она наклонилась и поцеловала его в щеку. А потом пошла дальше.
Невероятно! Элиза поцеловала его прямо на улице!
За письмо! У него зашумело в ушах, и он опять услышал ту музыку, где много скрипок. Томас подпрыгнул от радости. К своему удивлению, он взвился на два метра вверх, такой он стал легкий.
Дома он написал в «Книге всех вещей»: «Надо писать людям письма. От этого они радуются. И я начинаю им нравиться».
Томас достал из кармана записку госпожи ван Амерсфорт. И посмотрел по сторонам. Где бы ее спрятать?
В шкафу среди одежды? Нет, ведь мама каждую неделю наводит порядок в шкафу. Под матрасом? Нет. Там, где обои отходят от стены? Тоже нет.
Рядом на столе лежал «Эмиль и сыщики». Томас посмотрел на книгу и вдруг придумал. Решение есть в книге. Булавка. Он придумал даже еще лучше: английская булавка. Но где взять английскую булавку? Вот! Перед глазами встал мамин фартук. Прокравшись вниз по лестнице, Томас прошмыгнул на кухню. Там на крючке висел фартук. Не на петельке, а на булавке. Он снял фартук с крючка, расстегнул булавку и — хоп-ля! — вот она, булавка. Томас повесил фартук на крючок просто так и прокрался обратно к себе. Взял сложенную вчетверо записку и пробил булавкой четыре слоя бумаги. Расстегнул рубашку, булавкой пришпилил записку к изнанке. С обратной стороны нагрудного кармана, поэтому снаружи не заметно. Томас застегнул рубашку. Теперь он носит заклинание госпожи ван Амерсфорт на груди.
После ужина отец читал Библию вслух:
«И сказал господь Моисею: упорно сердце фараоново. Он не хочет отпустить народ. Пойди к фараону завтра: вот, он выйдет к воде, ты стань на пути его, на берегу реки, и жезл, который превращался в змея, возьми в руку твою.<...>
Так говорит Господь: из сего узнаешь, что Я Господь: вот этим жезлом, который в руке моей, я ударю по воде, которая в реке, и она превратится в кровь».
«Это первая казнь, — подумал Томас. — Вода стала красной, как сироп. Еще бы фараон не испугался».
«...И рыба в реке вымерла, и река воссмердела», — читал отец.
«Рыба? — подумал Томас. — И меченосцы тоже? Чем рыбы-то провинились, если фараон был плохим человеком?»
Он посмотрел на свой аквариум, светящийся в темной комнате. Тот выглядел зеленоватым. А если представить, что вода вдруг станет красной, как кровь? Рыбы от этого умрут? «Все казни египетские, — прошептал Томас. — Одна за другой». Он очень любил своих рыб, но иногда нужно приносить жертвы.
— На сегодня хватит, — сказал отец и закрыл Библию. — Что ты говорил, Томас?
— Я сказал: «Все казни египетские».
— Да, — довольно сказал отец. — Это была первая. Завтра будем читать про вторую.
Томас играл на улице, когда из-за угла выехал полицейский джип. Скрипнув шинами, он остановился, и из него выскочили трое полицейских. Они подбежали к дому №1 и позвонили. Заодно они били в дверь сапогами. Было очень страшно. Очень скоро вокруг собралась целая толпа.
— Что происходит?
— Бикелманса увозят.
— Который из НСБ?[3]
— Не знаю, был ли он членом НСБ, но во время войны за ним водились грешки.
Люди засмеялись. Дверь открылась, и полицейские загромыхали вверх по лестнице. В этот момент появилась госпожа ван Амерсфорт. Она поставила на землю тяжелую сумку и стала смотреть вверх, в проем лестницы дома №1.
— Давно пора, да, госпожа ван Амерсфорт? — выкрикнул кто-то.
Госпожа ван Амерсфорт пожала плечами и сказала:
— Ох, нашли, кого арестовывать.
Некоторое время ничего не происходило, а потом на лестнице послышался шум и крики. На улицу вышли два полицейских, зажав между собой брыкающегося мужчину. Один тянул его за волосы, другой держал за шиворот. Третий полицейский шел сзади и подталкивал его в спину.
— Были бы вы на войне такие храбрые, — вдруг крикнула госпожа ван Амерсфорт. — Это же человек, а не свинья!
Полицейские этого будто и не услышали. Они затолкали мужчину на заднее сиденье джипа. Двое сели вперед. Третий — сзади, прямо мужчине на плечи. Он запахнул длинное пальто, так что задержанного было уже не видно. Только слышно, как он кричит, громче, чем рокот мотора.
— Ну и методы! — кричала госпожа ван Амерсфорт. — Вы что, так ничему и не научились?
Но джип умчался и с визгом скрылся за углом.
— Вы это видели? — сердито воскликнула госпожа ван Амерсфорт.
