Стефан Остроумов - Мысли о чудесах
Тиндаль заявляет, что «круг познаний человека нельзя ограничить тем, что дают ему пять чувств».
Ограниченное значение имеет опыт и в области естественных наук. Возьмем, например, астрономию. Разум здесь контролирует видимость и наперекор ей утверждает положения, не основанные на видимости. Уже изобретение и применение зрительных инструментов обличает слабую сторону видимости. Но и эти орудия, восполняющие недостатки нашего зрения, не делают нашего ведения полным. Астроном путем математических выкладок докажет, что за пределами отдаленнейших видимых систем существуют солнца и миры невидимые, необъятно великие. То же значение разума в области невидимого укажут палеонтология, физика и химия. Если бы ограничить науку видимостью, то эта наука была бы жалкая и слепая.
В. С. Соловьев утверждает, что очевидным бывает только маловажное. Два раза пять равно десяти всегда и везде, но это знание только формальное, призрачное. Наблюдаемые факты – мимолетны, лишены общего значения, например, состояние погоды в данном месте. Это знание и не всеобще, и не устойчиво. Факт действителен только здесь и сейчас. И барометр, и термометр постоянно колеблются. Очевидность или формальна, как в математике, или случайна, как относительно погоды. А все то, что всеобще, необходимо и внутренне важно, лишено очевидности для ума и осязательности для чувств. Отвергать это неочевидное не умно, и в отвержении меньше виноват ум, чем лукавая воля. Нет сердечного влечения к высшим истинам, нет желания, чтобы они существовали, так как они мешают жить без думы о смысле жизни, вот ум и приходит на помощь лукавой воле, требует доказательств. Это неверие, неуверенное в себе, озлобленное против отвергаемого. Этим озлоблением оно выдает себя, потому что нельзя сердиться на то, чего нет [22].
Во времена господства материализма еще можно было противопоставлять науку вере и отвергать все то, чего нельзя взвесить, осмотреть и ощупать. Но ныне духовное не считается уже вымыслом, возникшим из противоположения материальному. Оно дано нам в наших чувствах, желаниях и мыслях. Усомниться в существовании духовного труднее, чем в существовании материального, потому что самое сомнение есть состояние духовное. Кроме того, качества и свойства вещей воспринимаются нами как состояние нашего духа и явления сознания. «Дух,– говорит Д. С. Милль, – есть единственная действительность, на которую мы имеем доказательства». Итак, мир состоит из духа и материи. Но если эта двойственность когда-нибудь будет объединена, то это единое будет иметь духовный характер [23]. Даже такие сторонники опытного знания, как Лотце и Вундт, считают допустимым существование чисто духовных личностей, т.е. ангелов.
Человек религиозной веры терпимо должен относиться к научным теориям и гипотезам и не спешить приспособлением к ним или опровержением их: что есть истинного в этих научных построениях, то не может быть противно христианству – религии истины, что же в них ложно, то не долговечно. Хороший совет дает нам здравомыслящий самородок М. В. Ломоносов. «Нездраво, – пишет он, – рассуждает математик, ежели хочет он Божескую веру вымерять циркулем. Таков же и богословия учитель, ежели он думает, что по псалтири можно научиться химии. Наука и вера – две сестры родные, грех всевать между ними плевелы и раздоры».
Именно – сестры, а не враги. Проф. С. С. Глаголев выяснил, что приписанное Тертуллиану выражение: «верю, потому что нелепо» представляет собою искажение его мысли; в контексте это выражение имеет другой смысл. Вера и наука дополняют одна другую. Во всякой вере есть элемент знания, во всяком знании есть многое от веры. От веры – начала, истоки знания. Мы не знаем, но только верим, что наши ощущения от внешней природы, наши представления и понятия о вещах соответствуют действительности. В законы и силы природы мы также верим, не понимая, что такое сила природы.
Не нужно смущаться тем обстоятельством, что в числе естествоведов много людей неверующих. Что таковые есть, – это, к сожалению, правда. Но они встречаются и в рядах богословов, и среди людей, не знакомых ни с какой наукой. Здесь нужно помнить пословицу: дурная слава бежит, а хорошая на месте лежит. Один невер нашумит более дюжины людей с честными убеждениями. Ныне время опросов, анкет. Деккерт произвел такую анкету и среди естествоиспытателей. Он проверил воззрения 423 ученых. Каков же результат? У 56 лиц точка зрения на религию не определилась. 349 ученых оказались теистами, 9 – равнодушными к вере и 9 – враждебно относящимися к христианству. Это значит, что из 100 ученых более 95 % верующих и менее 2 % неверов.
Известный естествовед Дюбуа Реймон в одной из своих речей заявил, что новейшее естествознание, каким бы парадоксом это ни звучало, обязано своим происхождением христианству.
7. Перед тайной
Истинная наука смиренна, а невежество гордо
СпенсерНе одни чудеса, не одно сверхъестественное не разгадано наукой, но ею не выяснены еще даже и основы знания. Наука имеет дело с такими понятиями, как пространство, время, материя, движение, сила, и без этих понятий она не может обойтись. Но углубитесь в любое из этих понятий, и вы найдете, что оно непостижимо и даже заключает в себе внутреннее противоречие. Например, пространство и время зависят от вещей или не зависят? Ограничены они или бесконечны? Действительно они существуют вне нас или только в нашем умствовании? Ни на каком ответе на эти вопросы человек не успокоится. Наука опирается на тайны.
«Что такое знание, как не сомнение?» – спрашивает русский современный публицист. «Сомнение до конца, ибо пока мы не знаем таинственной сущности бытия, все наши знания лишь относительны».
Еще ветхозаветный мудрец сказал: «Человек не может постигнуть дела, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого; а если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого» (Еккл. 8:17).
«Все кажется простым только потому, что просто привыкли смотреть на все. Мы видим, что лист растет, наблюдаем, как он растет, знаем устройство и состав клеток, следим шаг за шагом за разделением и разложением клетки, весь механизм растительного процесса открывается нам как на ладони. Но что заставляет расти именно так, а не иначе? Что заставляет растение или животное принимать тот или другой вид? Все эти и тысячи вопросов, неразрешимых по нашему незнанию сущности вещей, показывают, что мы окружены тайнами, и если все эти тайны не считаются нами за чудеса, то потому только, что мы с ними встречаемся на каждом шагу. Мы называем их не чудесами, а влияниями, основанными на естественных законах» [24].
Но не столько наука, сколько привычка делает нас нечувствительными к тайнам природы. Тысячи людей видят ежедневно, как восходит и заходит солнце, и никогда не спросят себя, что же такое солнце. Даже среди ученейших людей есть такие, которые десятилетия посвящают изучению римской cloacae maximae времен империи и никогда не спросят себя, что такое человек и какой смысл его существования.
Отрицание чудес со стороны таких прямолинейных людей таит в себе предположение, что природа разгадана. Совершенно напротив: и философия, и наука свидетельствуют о малозначительности и малом соответствии действительности наших познаний. У нас пять чувств, пять зеркал, которыми мы уловляем природу. Но вмещается ли она в эти зеркала? И сущность вещей, и связь явлений сокрыты от нас, а наблюдается нами только последовательность их. Много ли сил во вселенной или одна, разнообразно проявляющаяся? Открытие радия и его свойств произвело переворот в понятиях физиков и химиков. Мы пользуемся электричеством, беспроволочным телеграфом, а что такое электричество, – не понимаем. Наши чувства несовершенны, зрение воспринимает не все цвета, считаемые нами непроницаемыми предметы проницаемы для света, но не для глаза! Слабые звуки, слабые электрические токи и слабые запахи недоступны для нас.
В области естественных наук происходит какая-то революция, о которой неизвестно, когда и чем она закончится. В конце прошлого века думали, что всякая вещь (например, уголь, камень, дерево) состоит из молекул и атомов. Но ныне утверждают, что атомы не наименьшая величина, но что каждый атом состоит из миллионов электронов. Электроном назвали единицу отрицательного электричества в соединении с эфиром. Таким образом, материя разрешается в энергию. Падает учение о сохранении материи (закон Лавуазье). Но и основное положение физики о сохранении энергии (закон Майера) возбуждает сомнение. С уничтожением материи, с переходом ее в электроны уничтожается и тяготение, спуталось учение о телах простых и сложных: из радия получается простое тело гелий. Даже математические истины утрачивают характер непререкаемости [25]. Наряду с геометрией Евклида, по которой пространство имеет три измерения, прямая линия считается кратчайшею между двумя точками и сумма углов в треугольнике равна двум прямым, существует геометрия Лобачевского с четырехмерным пространством, отвергающая учение о прямой линии и сумме углов треугольника.
