Иларион Алфеев - Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание
Соответствуют ли эти мысли традиционному учению Православной Церкви? Чтобы ответить на этот вопрос, следует, во–первых, пояснить, что Симеон, хотя и упоминает»священнодействие», в первую очередь имеет здесь в виду таинство исповеди. Духовное руководство, включающее в себя совершение исповеди, рассматривается им как харизматическое служение: это — центральная мысль его 1–го Послания, а также и многих других сочинений [1102]. Симеон не столько ставит под вопрос действительность таинств, совершаемых недостойными священниками, сколько настаивает на необходимости для человека получить особое призвание от Бога, прежде чем он возьмется за служение духовного отцовства. Иными словами, власть»вязать и решить»не дается автоматически всякому, кто был рукоположен в сан священника; ее требуется стяжать посредством нравственной чистоты и духовного опыта [1103].
Во–вторых, не следует забывать, что в восточной Традиции мнение о том, что действенность таинств не зависит от личных качеств священника, никогда не было выражено так же прямолинейно и однозначно, как это было сделано на Западе (начиная с полемики Августина против донатизма). Симеон не одинок в своем предположении, что существует некая взаимозависимость между сакраментальными функциями и личными качествами священника. Нам известен по меньшей мере один литургический текст Восточной Церкви, который предполагает связь между ними, а именно, священническая молитва Литургии Василия Великого:«Да не моих ради грехов возбраниши благодати Святаго Твоего Духа от предлежащих Даров» [1104]. В этом тексте нет прямого утверждения о том, что грехи священника становятся препятствием для действия благодати и, следовательно, для действительности таинства; однако такая возможность и не исключается.
В–третьих, не случайно в 1–м Послании Симеон говорит о клириках, которые»склонны к ересям»(ειςαιρέσεις έξέκλιναν). Как мы уже видели, Симеон считал некоторых своих современников»новыми еретиками»и вел с ними резкую полемику, в частности, по вопросам триадологии, но также и по вопросам духовничества и святости. Вполне обоснованно предположение о том, что, ставя под вопрос право некоторых современных ему епископов и священников совершать таинства, Симеон исходил из вполне традиционного мнения, согласно которому еретическое духовенство лишено Божественной благодати [1105]. Можно сомневаться, насколько прав был Симеон, применяя столь жесткие критерии к некоторым своим современникам. Но даже если его требования были чрезмерными, главную его заботу составляла, несомненно, необходимость сохранить изначальный идеал священника как»образа Христова», а отнюдь не стремление бросить вызов традиционным взглядам на иерархию и таинства.
Наконец, следует указать на связь, которая существует между требованиями, предъявляемыми Симеоном к нравственному состоянию священнослужителей, и высказываниями на ту же тему более ранних Отцов. Задолго до Симеона Григорий Богослов утверждал, что, если человек не возвысился над страстями и не очистил ум, ему не следует принимать на себя священническое служение [1106]. Как говорит Григорий,
Надо сначала очиститься, потом очищать; умудриться, потом умудрять; стать светом — потом просвещать; приблизиться к Богу — потом уже приводить к Нему других; освятиться — потом освящать..[1107]
Сходные мысли высказывал Иоанн Златоуст [1108]. И у Григория, и у Златоуста было весьма возвышенное представление о священстве, и оба они были обеспокоены низким нравственным состоянием современного им епископата и клира. Симеон стремился к тому, чтобы духовно–нравственный уровень византийской Церкви его времени повысился, и его требовательность, так же как и критическую оценку иерархии и клира, следует понимать в контексте этой озабоченности. Слова Симеона в Послании об исповеди и некоторых других произведениях на ту же тему следует воспринимать скорее как пророческие предостережения, чем как вероучительные формулировки или догматические утверждения.
3. Таинства
Восточное Предание не знает термина»таинство»в западном его смысле: греческое слово μυστηριον, которое можно перевести и как»тайна», и как»таинство», имеет гораздо более широкое значение, чем латинское sacramentum [1109]. Равным образом, восточная святоотеческая Традиция не знает и учения об определенном числе таинств [1110]. Попытка исчерпывающе изложить»сакраментологию»Отцов Церкви и, в частности, Симеона Нового Богослова, оказалась бы еще менее успешной, чем попытка представить их экклезиологию как систематическое учение.
Рассматривая взгляды Симеона на церковные таинства, мы не будем пытаться выстроить эти взгляды в систему. Поскольку мы уже обсуждали его воззрения на Евхаристию (см. Главу II), здесь мы сосредоточимся главным образом на его учении о Крещении, после чего сделаем некоторые заключения, касающиеся его отношения к таинствам в целом.
Прежде всего отметим, что Симеон придает большое значение таинству Крещения в деле спасения людей. Крещение, по его учению, освобождает человека от власти диавола:
…Владыка наш, снизойдя с высоты, Своей смертью разрушил смерть, совершенно уничтожив осуждение из‑за преступления праотца и посредством святого Крещения возрождая, воссозидая и освобождая нас окончательно от него, полагает в этом мире совсем свободными и не находящимися под тираническим действием врага. Но, изначально почтив нас свободой, Он дает нам больше силы против него, так что желающие побеждают его легко[1111].
Крещение есть»духовное возрождение» [1112], через которое мы становимся сынами Божиими [1113],
братьями и членами Христа [1114],«сообразными славе образа Божия» [1115]. В Крещении человек облекается Святым Духом и получает ангела–хранителя [1116]. Симеон признает ценность Крещения младенцев: дети, получившие в Крещении Святого Духа, освящаются Им, находятся под Его защитой, освобождаются от диавола и становятся»овцами духовного стада Христова и избранными агнцами» [1117].
В то же время Симеон подчеркивает, что»совершенная благодать»не подается автоматически каждому при Крещении: ее следует приобретать добрыми делами [1118]. Многие считают, будто»бессознательно»обладают Святым Духом в силу принятого ими Крещения. На самом же деле человек должен сознавать дар, которого он удостоился:
Вот, я снова [обращаюсь] к говорящим, что они бессознательно (άγνώστως) имеют Духа Божия, и мнят, что стяжали Его в себе от Божественного Крещения… к тем, кто признаются, что отнюдь ничего не почувствовали в Крещении, но бессознательно и бесчувственно приняли дар Духа вселившимся в них с тех пор и доныне в душе их обитающим… Но вот что говорят мудрые… Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись (Гал. 3:27)… Что же это, во что они облекаются? Бог. Итак, облекшийся в Бога разве не узнает умственно и не увидит, во что облекся? Голый телом чувствует, что оделся, и видит одежду, а душевно нагой, одевшись в Бога, не сознает этого?[1119]
Только мертвые, утверждает Симеон, не чувствуют, когда их одевают; то есть те, кто не сознает, что через Крещение стали обладателями Святого Духа [1120].
Симеон считает, что большинство из тех, кто был крещен в младенчестве, позднее теряет благодать Крещения, потому что не исполняет заповедей Божиих [1121]. При Крещении мы облеклись во Христа, но совлеклись Его своими злыми делами,«ибо, хотя мы бессознательно были освящены, будучи еще младенцами разумом и возрастом, мы осквернили себя, не говоря уже о том, что ежедневно преступлением заповедей Его оскверняем наши души и тела» [1122]. Следовательно, требуется покаяние [1123], посредством которого человек возвратит себе то Божественное достоинство, которое потерял по причине своей греховной жизни [1124].
Это приводит Симеона к идее»второго крещения», то есть обновления крещальной благодати в тех, кто утратил ее. Согласно Симеону, чтобы спастись, недостаточно крещения»водою»: надо также креститься Духом Святым. Крещение Духом есть в первую очередь крещение слезами и покаянием:
[Кающийся] судится и испытывается Божественным огнем и, напитываемый водою слез, орошается всем телом и крещается мало помалу весь Божественным огнем и Духом и становится весь чистым, весь нескверным, сыном света и дня и более уже не сыном человека смертного[1125]
