Иван Ювачев - Паломничество в Палестину
— Куда вы? — спрашиваю.
— Христосоваться с патриархом. Пойдёмте с нами.
Я присоединился к ним и таким образом был случайным свидетелем официального пасхального визита представителей России «блаженнейшему и святейшему отцу и патриарху святого града Иерусалима и всей Палестины, Сирии и Аравии за Иорданом, Каны Галилейской и святого Сиона». Таков полный титул иерусалимского владыки Дамиана.
Патриарх имеет помещение в западной части города, недалеко от храма Гроба Господня. Здесь нас ожидали монахи и препроводили в большой приёмный зал. После первых приветствий владыке все уселись вдоль стен. Сначала обнесли гостей водой с вареньем, а потом розовым ликёром. Патриарх хорошо объясняется по-русски и почти всё время говорил только с консулом. Визит продолжался недолго, минут десять, пятнадцать — не больше. На прощание патриарх каждого благословлял и одарял крашеными яйцами с художественно выскобленными на них словами и виньетками.
На «неизменном» Востоке поразительно часто меняются патриархи. Стоит лишь пробежать список константинопольских владык за последнее столетие. Да и иерусалимская кафедра в последние годы не может выдержать патриарха более пяти-шести лет. Такая частая смена архиереев, конечно, говорит не в пользу здешних церковных порядков. Но я не буду теперь касаться этого вопроса. Это завело бы меня слишком далеко в сторону от главного предмета настоящих очерков.
Весь этот день я употребил на сборы в дорогу и на прощальные визиты. Между прочим посетил и добродушнейшего диакона, одного из моих спутников по Галилее. С ним произошло неприятное приключение, о котором я нахожу нужным рассказать для характеристики наших наивных простецов-паломников, забывающих, что они не в своей Калужской или Московской губернии.
Я уже поминал, что диакон оставил в Кайфе со своими вещами девятьсот рублей в доме агента Х. Деньги эти не нашлись, и диакон пожаловался русским представителям в Иерусалиме. Ему обещали навести справки у кайфского агента Х. Бедный диакон с горя запил. Ежедневно в коридорах русских построек можно было видеть его в растерзанном виде, горько жалующегося всем и каждому, как его обидели в Палестине. Ему сделали «замечание» и отказали в даровом помещении в здании духовной миссии, где обыкновенно останавливается русское духовенство. Жена злополучного диакона целыми днями не выходила из слёз. Наконец, после энергичного вмешательства в это дело консула, кайфский агент пишет, что деньги у него нашлись, но что он за находку и хлопоты удерживает из них солидную часть себе. Кажется, этого ему не позволили сделать и диакон перед Пасхой получил свои деньги. Надо было видеть его радость!
Лавка в Иеруслами
Он немедленно перебрался из русского подворья в гостиницу греческого духовенства «Дарданеллы», унося с собой самое неблагоприятное впечатление о здешних порядках и людях.
Как только минует Пасха, наши паломники сразу заволнуются, как птицы при отлёте. Они, пожалуй, все бы одновременно снялись отсюда, но этого сделать нельзя, за неимением здесь сразу такого количества пароходов. Волей-неволей паломникам приходится подчиняться администрации русских подворий, которая берёт на себя заботу отправлять их по железной дороге в Яффу большими или малыми партиями, смотря по размерам парохода, подошедшего в это время к берегам Палестины. В самом деле, оставаться дольше в Иерусалиме нет надобности. Начинается нестерпимая жара, когда путешествие по оголённым скалам Иудеи очень затруднительно. По рассказам одного из служащих в Палестинском обществе, летом подворье совсем пустеет. Мёртвая тишина. Едва человека увидишь. Лишь зимой понемногу начинает оживляться наша «Палестина», а к весне опять полный разгар до Пасхи.
Перед отъездом пошёл и я по здешним лавочкам покупать подарки в память о Святой земле. В сущности весь путь от русского подворья до площадки храма Гроба Господня, за небольшим исключением у ворот Абдул-Гамида, представляет сплошные ряды лавок, около которых целые дни с утра до вечера толчётся народ. В них продают всё необходимое для паломника. Тут и съестные припасы, и жестяная посуда, и лакомства, и обувь, но главным образом — образа, свечи, ладан, кресты, чётки, книги и всевозможные подделки из перламутра и масличного дерева. В большом ходу здесь «иерусалимские посохи» для бедных паломников. Это — полые трости в большой палец толщиной, обделанные с обоих концов жестью. Конечно, всё значение этих слабых тростей, с крайне непрочными жестянками, только как память паломничества. Вся эта торговля живёт почти исключительно русским паломником, а потому торговцы здесь, хотя и неважно, объясняются по-русски. Часто встречаются менялы денег, сидящие по восточному обычаю за открытыми столиками. Само собой разумеется, много нищих и увечных. Торговля идёт бойко, но мирно. Я не слышал никогда ни брани, ни криков около лавок. Вообще, в этой толпе царит то благоговение, которое в данном случае приличествует месту и предметам покупок. Редкий из паломников не купит здесь для себя образа на пахучей кипарисовой доске большого размера. Одно только здесь звучит непристойным диссонансом: турецкая музыка по пятницам. Рядом с русской «Палестиной» есть недавно разбитый жиденький садик, и в нём в дни мусульманских праздников играет турецкая полковая музыка. Отвратительно играет, и никому она здесь не нужна, тем не менее азиатские музыканты регулярно терзают уши наших паломников в самые постные дни недели.
На третий день Пасхи администрация русских построек заказала первый специальный поезд для отъезжающих. Получив паспорт (его отбирают у каждого паломника сейчас же по прибытии его на подворье Палестинского общества, равно как и пять рублей денег, в запас будущих расходов при отъезде) из конторы, отправился и я в одном купе с молодым афонским иеромонахом и с сопровождавшими его паломницами. Я уже упоминал, что почти каждый монах с Афона совершает путешествие по Палестине в сопровождении двух или трёх сестёр паломниц, добровольно берущих на себя весь труд относительно приготовления пищи, мытья белья и пр. В свою очередь монах за это рассказывает им при всяком удобном случае про афонских подвижников или пропоёт вместе с ними молебен, утреню, вечерню, смотря по времени. Так и теперь в вагоне он вытащил из кармана молитвенник и пропел вместе с женщинами весь пасхальный канон. Всю дорогу они угощали его чаем, апельсинами, яйцами, булками.
Как в России, так и в Иерусалиме, афонские монахи без разрешения не имеют права служить литургию и исполнять требы православных, тем не менее украдкой они позволяют себе священнодействовать в самом храме Гроба Господня. И многие паломники благодарят их за это: святогробские греческие монахи не успевают справиться со всей массой требований, и не все из них хорошо говорят по-русски, да и к службе относятся крайне небрежно, невнимательно, так что присутствие афонцев в настоящее время здесь становится прямо необходимым. Мне самому пришлось воспользоваться в страстную среду предложением афонского иеромонаха. Он заметил моё старание пробраться к одному из греческих монахов, окружённому паломниками, и таинственно спросил меня:
— Не желаете ли я вас поисповедую?
— Пожалуйста, батюшка! — с радостью согласился я.
Монах отвёл меня в сторону к одному из сокрытых в полумраке приделов и, вынув из-под рясы крест и евангелие, завёрнутые в епитрахиль, стал тихонько исповедовать. Обстановка была самая таинственная, подходящая для «таинства», и я искренне благодарил тогда афонского иерея.
Вот и сейчас в паломническом вагоне мы с нескрываемым удовольствием слушали пасхальный канон афонца и, сколько умели, подтягивали ему.
Часа через четыре наш поезд подошёл к Яффе. Оставив вещи у агента пароходного общества, я захотел воспользоваться свободным временем до отхода парохода и отправился к евреям из здешней колонии Ришон. Доехать до неё можно в дилижансе, проще сказать, в большой скверной телеге, битком набитой людьми и их багажом. На моё счастье мне попался интеллигентный еврей, который рассказал кое-что из жизни палестинских колоний. С грустью я узнал, что, несмотря на прекрасную почву, на все благоприятные условия, евреи при первой возможности стараются сами не заниматься земледелием. Они и в Палестине удивительно умеют выискивать всевозможные занятия, причастные к торговле. Агентство, комиссионерство, факторство, маклерство и разное посредничество в городах и селениях Палестины их привлекают больше, чем садоводство и виноделие. А между тем какая благодарная почва здесь! Какой превосходный виноград, апельсины и другие фрукты! Я купил на пробу разного вина от 15 до 32 копеек за бутылку, и многие знатоки отозвались о нём очень одобрительно.
