Мария Скобцова - Избранные эссе
От камня до духа, — все суще и все неизбежно в последней полноте.
О материнстве.
Слепая земля несла в своих недрах слепое семя. Не она выбирала судьбу свою и не семя волей своей избрало себе недра земли, а так было назначено им.
И в отдаче своего плода миpy земля принесла не своей волей избранную слепую жертву.
Дальнейшая степень преображения этого пути, — опознавшее себя материнство.
Часть себя становится иной жизнью и остается кровно слитой с начальной жизнью.
В материнстве есть воплощенное существование в себе и в другом, — в другом, отдельном от себя. Мать, оставаясь в сыне, отдает его всем дорогам земным, всем полям земным, всем страданьям, и соблазнам. Мать уже не вольна в судьбе сына, и вместе с тем неразрывно связана во всех его путях с ним.
В материнстве предельное ощущение гибели, потому что нет никаких сил вмешаться в сыновний путь.
В материнстве самая великая любовь, потому что оно издали и без возможности что‑либо изменить влечется за сыновним путем и как бы соживет в своей раздельности с этим сыновним путем.
Материнство не имеет крыльев, потому что оно не может решать. Оно только разделяет чужое решение. Оно страдает чужим, вольно избранным страданием, и для него это страдание не вольно избранно, а только неизбежно принято.
Материнство не виновато, но ответственно. И вместе с тем даже в ответственности оно не может выбирать своих решений.
Материнский путь в степенях преображения может иногда стоять неизмеримо ниже сыновнего пути, но даже и это не избавляет его от ответственности и боли за более преображенную степень.
Тут все не волею избрано, а до конца неизбежно.
Тут в гибели нет сознания преодоления, в страдании нет ощущения достиженья, тут земля молчит, а звери воют, а люди исходят мукой от не завершаемой жалости.
Но ничего, ничего изменить нельзя.
Потому что можно не вести и выводить, а только сопутствовать.
О сыновстве.
Сопутствовать, — другому.
Земной путь, материнский путь сопряжен с существованием сыновнего.
Для матери нужен сын.
Для воплощения материнства воплощение сыновства.
Важно знать, — есть ли и обратная необходимость и обратная зависимость.
Или вышло семя из недр земли, принесла земля миpy свой плод, — и дальше, — пути не встретятся.
Или, — в другой степени, — отдала мать сына всем дорогам жизни и больше к ней сын не вернется.
Еще точнее, — нужно ли и неизбежно ли для сына сопутствие матери.
Все люди сыновья.
Но есть сыновья, не причастные сыновству. Это те, дорога которых иначе намечена, которые имеют крылья иных путей.
Много плодов земных идет в пищу птицам и зверям и не все вновь обращаются, как семя, в земные недра.
Но есть люди, причастные сыновству. Это те, кто знает и нуждается в вечном следовании за ними матерей, не могущей помочь и бессильной что‑либо изменить.
Причастны сыновству те, кто даже будучи вождями, всегда остаются ведомыми, те, кто идет не в одиночку, а всегда чувствует за собой идущих и ведомых им.
Это те, перед которыми впереди не прорубленная дорога, а заросшая лесная чаща.
И наконец, — главное, — причастные сыновству, идут не к победе в легкой борьбе, а могут побеждать, только принесением себя в жертву. Плоды же победы, — не для них.
Сыновство определяет их подвиг, как жертву, как защиту собою, — своей кровью и мукой, — тех, кто стоит за ними.
И вот тут ясно, что самый высокий подъем их в степенях преображенности, не исключает, а наоборот предрешает минуты бессилия, минуты звериного воя, минуты такие, когда они падают на землю и ничего не могут, и хотят только, чтобы чья‑то, тоже ничего не могущая изменить рука, прикоснулась к ним, чтобы путем прикосновения к матери они осознали, что они не до конца одиноки, что ничего не меняющая связь их с недрами дает передышку, наполняет новыми силами.
Путь сыновства неизменим, — это путь вольно выбранной жертвы. Но он осуществим только при наличии матери, в бессилии своем покрывающей силу сына.
Тут важно только знать, что в своей степенности они могут быть не равноценны. Сын может быть в предельных степенях преображения, в приближении к святости. А мать может быть в это время лишь темными земными недрами.
И несмотря на это их встреча неизбежна и необходима для обоих. Прикоснувшись к темным земным недрам, сын получает право на свой подвиг и силу для него.
Никакая «косая сажень в плечах» не может казаться матери чем‑то, чего она не может покрыть собой.
Богоматерь.
Не знаю, мог бы кто‑нибудь понять святость земли, и святость материнского пути, если бы мы не имели его перед глазами в полном его преображении.
Преображение и обожение земли, плоти, матери, — это Богоматерь.
Путь Богоматери, — не Голгофа. Она не могла даже молить, чтобы ее миновала горькая чаша ее пути. Она могла только принять его любовью, жалостью, неизбежностью, обреченностью.
Это не вольные страдания крестной смерти, а заранее предрешенный и неотвратимый обоюдоострый меч, проходящий в сердце.
Сыновство Христа одновременно сыновство не только Богу, но и Богоматери. Сыновство, преображенное до последней полноты. И в этом сыновстве, в этом подвиге жертвы не было возможности щадить мать; оберечь ее от обоюдоострого меча в сердце.
Богоматерь, — Преображенная Плоть, Святая Земля. И защищена она, и обожена она, и искуплена она страданиями Сына. Для искупления ее, — а в ней всех, — он пришел в мир. Путь сыновства, — путь жертвы за мать. И путь этот вместе с тем есть путь, пронзающий сердце матери обоюдоострым мечом.
Земля свята своим стоянием у креста. Земля искуплена мечом, ее пронзившим. Но земля не на кресте. Земля не волею своей избирает путь свой, а волею Сына, жертвы влекома и идет по пути своему.
Но это все в последних вершинах преображения.
Человеческое.
В осуществлении материнского начала вне пределов отдельных человеческих путей, а в общем историческом раскрытии и пути всего человечества, есть та же устремленность к последним пределам преображения, к полноте бытия.
Человечество по сути своей сыновно и путь человеческий, — путь сыновний.
В пределе, преображенному человечеству противостоит Святая Земля, изначальная мать его, влекущаяся за его крестным путем и предстоящая его преображающей Голгофе.
И в пределе нескончаемая человеческая Голгофа заключена в вечном утверждении себя, как Богочеловечестве. В этом последняя степень преображения пути человеческого, до слияния его с полнотой.
Но в каждое данное время воплощение в Богочеловечество не является предельным, всегда лишь в становлении.
Сыновству человечества сопутствует материнское начало земли.
Земля как бы усыновляет божественную ипостась сына. И Голгофу человечества, определенную божественной ипостасью богочеловечества, воспринимает, как обоюдоострый меч, неизбежность которого отвратить нельзя.
При всей реальности понятия «человечество» оно реально неузнаваемо. При всей реальности понятия земли, она тоже не дана физическому постиганию.
Поэтому в области постигаемых реальностей надо говорить об отдельных лицах, воплощающих в себе частично или сыновний путь человечества, или материнский путь Святой Земли. И только так можно познавать эти два начала.
Путь человеческого сыновства, путь вольно избранной жертвы и искупающей смерти, сознаваемой, как гибель, как последний предел, — удел многих, тех, кто является подлинными отобразителями человечества.
И так же в отдельных людских путях отображен лик святой земли, бессильной изменить и отвратить что‑либо, но принимающей обоюдоострый меч.
На этих путях люди не ищут и вольно избирают жертву, а неизбежно предстоят чужой жертве, не страдают, а сострадают, не борются, а облегчают борющихся, не побеждают, а стенают от трудности победы.
Путь этот не крылат. Путь этот никуда будто бы и не выводит, потому что преображается только чужим преображением.
По он в общем миростроительстве так же свят и неизбежен, как путь сыновний, потому что нестерпим был бы сыновний путь, если бы у Голгофы не стояло материнство, если бы не было сознания, что Голгофа воспринимается материнством, как меч, пронзающий душу.
И можно утверждать, что в любое время и в любых степенях преображенности, люди материнского пути опознают тех, кто на путях сыновних.
И обратно.
Ни время, ни место, ни степень тяжести, ни внутренняя значимость ее, — не могут помешать мгновенному опознанию.
Дальнейшее определяется только одним, — нужно ли вот сейчас, вот на этот крик броситься к данному сыну данной матери, или — вернее, — действительно ли истинно и неотвратимо она влекома сейчас по окрестному пути данного сына.
