Мария Скобцова - Избранные эссе
Таким образом, в творчестве отнюдь не созидается новое лицо, — единственное, что может быть свободным. В творчестве только воплощается в иной сущности лицо творящего.
И параллельно с определением рождения можно дать такое определение творчества:
Творчество есть свободное выявление одноипостасной творцу, а потому несвободной, — иносущности.
Иначе, — свободное по существу своему выявление несвободной иной сущности, потому что вне иного лица не может быть иной, не моей, не с моим лицом связанной свободы.
Между Божественным и человеческим творчеством обще то, что, с одной стороны, — первое и второе созидается не из своей сущности, а с другой стороны, — по образу и подобию своему.
В рождении открывается лицо, — ипостась.
В творении открывается сущность, — усия.
В рождении изначальна сущность, — усия.
В творении изначальное лицо, — ипостась.
Усиоцентризм, космизм, в своей активности, в акте рождения являет иноипостась.
А ипостасоцентризм, антропологизм в своей активности, в акте творчества являет иносущность.
Несвобода рождения являет свободное лицо.
Свобода творчества являет несвободную сущность.
Тут должны быть и дальнейшие выводы. Если мы знаем о Христе, как о Втором Лице Троицы, что он «рожденный, несотворенный», то о человеке мы знаем, что он одновременно «рожденный и сотворенный».
В явлении человека в мир сочетаются два акта: акт человеческого рождения единосущного всему человечеству нового лица, и акт Божественного творчества разносущого Богу образа и подобия Божия.
В этом сочетании двух актов вся тайна и вся противоречивость человеческого бытия.
Как рожденный и единосущный родившему, человек являет иное от родившего лицо, причастное иной от родившего свободе и судьбе.
Как сотворенный и подобоипостасный Творцу, он являет иную от Творца сущность, но в лице своем не свободен, так как он образ и подобие, и если и имеет свободу, то не изначально, а именно как образ и подобие, потому что в образ и в подобие Божие неотделимой частью, его изначальным свойством входит свобода.
В этом противоречивость человеческого бытия, — в двойственности его происхождения, в том, что он рожденный и сотворенный.
И единственный выход из этой противоречивости в Том, Кто рожденный, — не сотворенный, — во Христе.
Поскольку в человеческом рождении, т. е. в явлении нового, свободного, но единосущного человечеству лица, всегда есть сочетание с человеческой тварностью, — т. е. с явлением подобоипостасной Богу и только вторично свободной новой сущности, постольку в Слове осуществлено полное и совершенное рождение без всякой примеси творения Его.
Ипостась Слова, — не по образу и подобию Отчему. И в этом смысле Слово, — беспримесное и беспредельное Лицо, — именно оттого, что оно беспримесное и беспредельное рождение. В такой же мере, в какой оно единосущно Отцу, в такой же мере оно самоипостасно и разноипостасно Отцу. Сказать иное, — это умалить Отчую силу рождения. Не в том совершенство Божественного рождения, что оно единосущно, — всякое рождение единосущно, — а в том, что оно являет абсолютное Лицо, Лицо Слова. Абсолютное же Лицо есть и абсолютная свобода.
Но воплощение Бога Слова могло быть только оттого, что тварь имела образ и подобие Божие, оттого, что тварь подобоиспостасна Богу.
В Богочеловеке Христе было: единая Божеству сущность, абсолютное Лицо, абсолютная ипостась Слова, — с одной стороны, а с другой, — подобноипостасное Богу лицо человека Иисуса, и единая человечеству сущность Его.
В Христе сочеталось два рождения: предвечное рождение Божественного Лица и рождение в Вифлееме Иудейском лица Богочеловеческого. Он был единосущен двум сущностям, но единоипостасен одному Лицу, потому что в себе преобразил человеческое рождение до явления не только образа и подобия, но до явления полного Лица.
Явленный через рождение, явленный через два рождения, он утвердил некий примат космического начала, примат рождения над творчеством. И его предвечное рождение было «внесвободно», и его человеческое рождение было несвободно.
Но и первое и второе было рождением абсолютной свободы, потому что было рождением абсолютного Лица.
Это яснее будет при допущении иного, обратного раскрытия божественного домостроительства.
Предположим, что миру явлена была бы не единосущность и иноипостасиость Слова рожденного, а разносущность и одноипостасность твари.
Явлено было бы нечто не единосущное Отцу, — не Бог, — но подобоипостасное ему, — т. е. творение Божие, — по образу и подобию.
И это сочеталось бы не с единосущным человеку человеком, а только с единоипостасным человеку, — с продуктом человеческого творчества.
Это значит, что явлено было бы нечто, хотя и созданное в свободе, но лишенное свободного Лица, потому что лишенное своего Лица.
Во–вторых — и в области сущности явлено было бы нечто третичное: Бог создает иную себе сущность человечества. Человек, тварь, создание Божие создает иную себе сущность своего творения, и эта третичная сущность сочетается с неким не собственным лицом, а с липом, двояко–отраженным.
Это, так сказать, предел антропологизма, ипостасоцентризма и упора в творческий акт.
Боговоплощение же по существу своему есть предел космизма, усиоцентризма и упора в акт рождения.
Любопытно с этой точки зрения понять Ветхозаветную религиозность.
Принято думать, что Ветхий Завет весь был пронизан идеей рождения, рода, а христианство прошло мимо именно этой его идеи. На самом деле, конечно, Ветхий Завет есть религия творения, а не рождения: — сотворил Бог небо и землю, сотворил человека, — вот в чем его упор.
Изначален и первочестен в нем именно творческий акт. A рождение даже не воспринимается во всей своей сложности. Ветхий Завет принимает рождение только как единосущное размножение. Для него не имеет значения, что в рождении является новое лицо, — для него важно, что это семя Авраамово или семя Давидово, т. е. что это единая сущность с Авраамом или Давидом. И единой сущности предрекается самое большее, что тут возможно: потомство твое, как песок морской.
Поэтому ветхозаветное сознание и Бога воспринимает не как Родителя и Рожденного, а только как Творца. Акт творчества был выше и первоначальнее акта рождения.
В христианстве все обратно этой установке.
В рождении оно видит не только единосущное размножение, а единственную возможность явить иноипостасное лицо.
И в самом центре, в начале христианского учения стоят именно два рождения: предвечное рождение Слова безначальным Отцом и рождение во времени Иисуса Марией.
Конечно, эти рождения не могут быть восприняты только как единосущное размножение. Сила их в том, что они открываются именно как Подлинное рождение, т. е. как явление иноипостасного лица.
И акт Божественного творчества есть акт бесконечно вторичный, уже начинающий временное протекание тварной жизни. Не в творческом акте Бога раскрывает себя христианство, а главным образом в его акте рождения единосущной Ему Ипостаси.
Именно в сравнении с Ветхим Заветом становится ясно, насколько христианство, — религия, основанная на раскрытии смысла и полноты рождения и на предпочтении его творческому акту.
Ключ к пониманию иудаизма, — момент Божественного творчества, момент созидания способной к единосущному размножению твари.
Ключ к пониманию христианства, — два акта рождения: рождение Отцом предвечного Сына, и рождение Мариею Сына Давидова.
Из всего сказанного выводы такие.
Если в Боге рождающая сила и творческая сила одинаково ему присущи и равночестны, то явление этих сил разночестно: рождается Сын единосущный, — созидается тварь разносущная.
Второе: Богоподобие твари выявляется и в ее рождающей и в ее творческой силе.
Но рождается всегда единосущное лицо, которое, — образ и подобие Божие, а в пределе рождения рождается и абсолютное Лицо Бога Слова, Сына.
Творится же всегда нечто хоть и разносущное, но не имеющее своего Лица, а только отражение Лица творящего. Значит и в пределе не может быть сотворено никакое Лицо, никакая Свобода.
Таким образом, нужно еще раз подчеркнуть: если творчество является свободным, то свобода его, — не свобода результата, а только свобода процесса, так как результат всегда и с неизбежностью подобен творящему и не имеет лица.
А с другой стороны, — если рождение и не свободно, то эта несвобода, — несвобода процесса, — а результата рождения, — Лицо, — свободно и облечено своею свободной ответственностью.
Иначе, — антропологизм, ипостасоцентризм упирается в беспредельное отражение и умножение себя в несвободе.
Усиоцентризм, космизм, напротив, не множит себя в непреодолимом единосущии рождаемого, а созидает некую новую свободу, являя в рождении новое Лицо.
