Джон Стотт - Нагорная проповедь Христианская контркультура
Кто же эти люди, названные «псами» и «свиньями»? Называя их так, Иисус не только указывает, что они скорее животные, чем люди, но и что они животные с дурными привычками. Псы, которых он имел в виду, это не хорошо ухоженные комнатные собачки, а дикие псы–парии, бродяги и дворняжки, кормящиеся на городской свалке. А свиньи считались у евреев нечистыми животными, не говоря уж об их любви к грязи. Позже Апостол Петр упоминает их, называя вместе две пословицы: «Пес возвращается на свою блевотину» и «Вымытая свинья идет валяться в грязи» (2 Пет. 2:22). Замечание относится к тому факту, что неверующие, природа которых не была обновлена, обладают жизнью физической, или животной, но не духовной, или вечной. Вспомним также, что евреи называли отверженных язычников «собаками» (см.: Мф. 15:26,27; Флп. 3:2; Отк. 22:15). Но, конечно же, христиане не относятся к нехристианам так презрительно. Поэтому нам надо глубже проникнуть в суть того, что имел в виду Иисус.
В Его заповеди сказано не давать «святыни псам» и «не бросать нашего бисера перед свиньями». Эта картина понятна. Еврей никогда не даст «святой» пищи (возможно, перед тем принесенной в жертву) нечистым псам. Также он никогда и не помыслит бросать жемчуг свиньям. Не потому, что они нечисты, но они могут спутать жемчуг с орехами или горохом, попытаются его есть и тогда — найдя его несъедобным — потопчут его ногами и даже нападут на того, кто дал им это. Но в чем же все–таки значение этой притчи? Что это за «святыня», и что такое «жемчуг»? Некоторые из ранних Отцов церкви думали, что имеется в виду Евхаристия, и делали вывод, что неверующих, некрещенных, нельзя допускать к причастию[181]. И хотя они, несомненно, были правы, но вряд ли именно это имел в виду Иисус. По–моему, лучше проследить связь с «драгоценной жемчужиной» из той притчи, в которой говорится о Царстве Божьем (Мф. 13:46) или о спасении, и шире — о Евангелии. Однако не стоит делать поспешных выводов и утверждать, что Иисус запрещал нам проповедовать Евангелие неверующим. Это противоречит всему учению Нового Завета и Великому поручению, которым оканчивается Евангелие от Матфея: «Идите, научите все народы». Крайние последователи кальвинизма использовали подобный вывод как аргумент против евангелизации, хотя сам Кальвин настаивал, что наш долг «представлять учение о спасении без различия всем»[182].
Поэтому «псы» и «свиньи», с кем нам запрещается делиться Евангелием, это не просто неверующие. Это, скорее, те, у кого была достаточная возможность слышать и принять Благую весть, но кто сознательно — даже с вызовом — отверг ее. «Нужно понимать, — мудро продолжал Кальвин, — что псами и свиньями называются не всякие развратники, или те, кто лишен страха Божьего и истинной набожности, но те, кто совершенно очевидно выказал явное презрение к Богу, так что их болезнь оказывается неизлечимой»[183]. Златоуст использует похожее выражение, так как он «псами» называет людей, «живущих в неисцелимом богоотступничестве»[184], а в наши дни профессор Джеремиас назвал их «теми, кто полностью предался порочным путям»[185].
Дело в том, что бессмысленно продолжать провозглашать Евангелие людям, которые отвечают на это лишь презрением и даже богохульством. Вспомните, как Иисус посылал на служение двенадцать, наделив их Своим авторитетом. Он предупредил их, что в каждом городе и доме, которые они посетят, некоторые будут восприимчивыми, или «достойными», другие же отвергнут их. «А если кто не примет вас и не послушается слов ваших, — продолжал Он, — то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших» (Мф. 10:14 = Лк. 10:10,11).
Апостол Павел тоже следовал этому принципу в своей миссионерской работе. Во время своего первого путешествия он и Варнава сказали иудеям, «противоречившим» их учению в Антиохии Писидийской: «Вам первым надлежало быть проповедану слову Божию; но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращается к язычникам». А когда изгнали их из города, они, «отрясши на них прах от ног своих, пошли в Иконию» (Деян. 13:44–51). Почти то же случилось в Коринфе во время второго миссионерского путешествия. Поскольку иудеи противились и злословили его, Павел, «отрясши одежды свои, сказал к ним: кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам» (Деян. 18:5,6). И в третий раз Павел прореагировал так же, когда в Риме знатнейшие из иудеев отвергли Евангелие. «Итак да будет вам известно, что спасение Божие послано язычникам: они и услышат», — сказал он (Деян. 28:17–28).
Таким образом, наше христианское свидетельство и евангельская проповедь не должны быть обращены ко всем без разбору. Если у людей было множество возможностей слышать истину, но они на нее не ответили, если они упрямо поворачиваются спинами к Христу, если, другими словами, они сами начинают играть роль «псов» и «свиней», мы не должны продолжать заниматься ими, ибо тогда мы обесцениваем Евангелие Божье, позволяя им попирать его ногами. Что может быть более порочным? В то же время, трудно принять решение оставить людей — это очень серьезный шаг. Из своего опыта я могу вспомнить лишь об одном или двух случаях, когда я был уверен, что поступаю правильно. Применять это учение Иисуса можно лишь в исключительных ситуациях. Наша христианская обязанность заключается в том, чтобы терпеливо переносить других, как Бог переносил нас.
3. Наши отношения с Отцом Небесным (ст. 7–11)
7 Просите, и дано будет вам; идите, и найдете; стучите, и отворят вам; 8 Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. 9 Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? 10 И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? 11 Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него.
Кажется естественным, что Иисус переходит от взаимоотношений с нашими ближними к взаимоотношениям с нашим Отцом Небесным, тем более что нам трудно выполнять христианские обязанности (не судить других, не метать бисер перед свиньями и быть готовыми к помощи, не лицемеря) без божественной помощи.
А. Обетования Иисуса.
Это не первое упоминание о молитве в Нагорной проповеди. Сначала Иисус предостерегал нас против фарисейского формализма, затем дал нам собственную молитву в качестве образца. Теперь Он активно призывает нас молиться, давая нам очень милостивые обетования. Ибо «ничто так не способствует молитве, нежели полная уверенность, что мы будем услышаны»[186]. «Он знает, что мы робки и застенчивы, что мы чувствуем себя недостойными и неспособными представлять нужды наши Богу… Мы думаем, что Бог столь велик, а мы столь ничтожны, и не осмеливаемся молиться… Поэтому Христос хочет помочь нам избавиться от робости, удалить наши сомнения, чтобы мы шли вперед уверенно и смело»[187].
Иисус методично повторяет Свои обетования, словно пытается отпечатать их в нашей память. Во–первых, Его обетования связаны с прямыми повелениями: просите… ищите… стучите… (ст. 7). Возможно, они сознательно распределены по степени важности. Ричард Гловер говорит, что ребенок, если мать его находится поблизости, просит; если нет, он ищет; если же она не, видна ему, он стучит[188]. Как бы то ни было, все три глагола — императивы настоящего времени, они указывают на настойчивость, с которой мы обращаемся с просьбами к Богу. Во–вторых, обетования выражаются в общих утверждениях: «ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (ст. 8).
В–третьих, Иисус иллюстрирует Свои обетования примером, взятым из домашней жизни (ст. 9—11)- Он рассматривает ситуацию, которая всем Его слушателям хорошо известна: ребенок, приходящий с просьбой к своему отцу. Если он просит хлеба, то есть нечто насущно необходимое (хлеб или рыбу), получит ли он вместо того нечто вредное для него или даже несъедобное (ядовитую змею)? Конечно же нет! Родители, даже если они злы, т. е. эгоистичны по природе, все же любят своих детей и дают им лишь хорошее. Заметьте, что Иисус здесь принимает, даже подтверждает, присущую человеческой природе греховность. В то же время Он не отрицает, что злые люди способны делать добро. Наоборот, злые родители дают нечто хорошее своим детям, ибо «Бог вливает в сердца их частичку Своей доброты»[189]. Иисус говорит здесь, что даже если такие люди творят добро, следуя благородным инстинктам и заботясь о своих детях, они не перестают быть злыми по природе своей.
Итак, сила притчи заключается скорее в противопоставлении, нежели в сравнении Бога и людей. Это еще один аргумент a fortiori («насколько больше»): если человеческие родители (хотя и злые) знают, как делать добро своим детям, насколько же больше желание Небесного Отца нашего (Который абсолютно добр) дать «блага просящим у Него» (ст. 11). «Что может быть больше того, что Он им уже дал, а именно, — гарантировал, что они будут Его детьми?»[190] Несомненно, молитвы наши преобразуются, когда мы вспоминаем, что Бог, к Которому мы приходим, это «Авва, Отче», бесконечно благой и добрый.
