Самир Сельманович - Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина
Богослов Йельского университета Мирослав Вольф объясняет, каким образом границы между отдельными личностями и группами являются частью их существования, какими они были задуманы. Бог разграничил сушу, воду и воздух, мужчину и женщину, свет и мрак, а также установил множество других границ. Независимо от того как возник мир — за краткий промежуток или за миллиарды лет, благодаря Богу или без Его участия, — существование требует границ. Без границ в мире воцарился бы хаос. Вольф пишет: «Отсутствие границ порождает беспорядок, а беспорядок — это не конец обособленности, а финал жизни… Запретите все границы, объявите все особенности угнетающими, снабдите ярлыком «запрещено» все видимые различия — и получите бесцельное шатание вместо целеустремленности, рискованную деятельность вместо нравственных обязательств и ответственности, а в конечном счете — оцепенение смерти вместо танца свободы»[95].
Наши различия животворны. Это не вопрос обстоятельств, а дело принципа. Если реальность относительна, дифференциация — благо.
И в то же время все мы едины. Вольф спрашивает: «Кто это — мы? Мы — люди, обладатели всесторонней и меняющейся индивидуальности; многие другие — это часть того, что мы собой представляем. Мы можем попытаться извлечь их из себя, чтобы стать исключительными, но в этом случае мы проявим насилие по отношению к другим и к себе. Кто эти другие?.. Это не просто окружающие. Они тоже сложные и динамичные индивидуальности, часть которых образуем мы, если находимся рядом. Точно так же, как другие "населяют" нас и привносят с собой историю, так и мы "населяем" их»[96].
Наша «инаковость» — не абсолютное свойство нашего существа, не физическое (сама наша жизнь зависит от других), не интеллектуальное (мы не можем познавать, не будучи познанными) и не духовное (никто из нас не может обладать всем, что священно). Мы все — часть большой жизненной сети, в которой другие — часть нашей собственной жизни.
Все мы особенные.
Но не обособленные.
Вспоминая историю своей жизни, теперь я понимаю, что каждый из миров, к которому я принадлежал, считал себя не просто отличным от прочих, но и отделенным от них. Все мы воспринимали наши границы как то, что нас разделяет.
Подобно стенам.
Когда я просил людей закрыть глаза и представить себе границу, большинству представлялись именно они, стены.
Почему стены?
Почему не окна?
Или не двери?
Почему не мосты?
Ведь и они границы — разве нет?
Бытие чужаков
Мы смотрим на чужаков и говорим: «Мы с Богом, и Бог с нами. Мы правы и находимся внутри, а они — неправы и находятся снаружи». Таким образом мы держим Бога в услужении, в клетке, выстроенной из слов, значений, учений нашей религии. В этом случае Бог неизбежно превращается в не–божество, а наша религия — в своекорыстную идеологию. Но Бог, которого можно удержать в рамках нашей религии, недостоин поклонения.
Если мы не принимаем мир как нашу общину, тогда либералы от консерваторов, верующие от неверующих, мусульмане от иудеев, христиан и атеистов отличаются лишь тем, где именно мы проводим границы, разделяющие мир, и кого осознанно или бессознательно очерняем. Стоит нам разделить мир на «своих», которые «понимают» (благо) и «чужих», которые «не понимают» (зло), цель жизни становится более чем очевидной! После этого наша жизнь будет направлена на преуменьшение зла и увеличение блага в мире. Чем больше людей мы сумеем перетащить через стены в наши владения, тем лучше станет мир!
Даже те, кто говорит: «Я вообще нерелигиозен», тем не менее делят мир. Все боятся неких отдельно взятых людей или групп людей и обвиняют их во всех недостатках мироустройства. Антисемиты использовали для этой цели евреев. Евреи — амалекитян. Христиане и мусульмане — язычников и друг друга. Атеисты обвиняли христиан. Протестанты — католиков. Хуту — тутси. Белые — черных. Коммунисты — капиталистов. Богатые — бедных. Вдобавок ко всему, как убедительно и тревожно доказывает Мирослав Вольф, каждая группа, некогда бывшая жертвой, в свою очередь тем или иным способом становилась преступником. Рано или поздно все, кто был исключен, начинали изображать не только полную невиновность в событиях прошлого, но и нежелание делать шаги к оздоровлению[97].
В своем лучшем проявлении религии утверждают, что наше желание иметь узкие «избранные круги» — на самом деле деформированное стремление принадлежать. Пока мы чувствуем себя отвергнутыми, мы продолжаем отвергать других. К.СЛьюис однажды сказал, что пока вы движимы этим желанием быть в избранном кругу, «вам никогда не добиться желаемого. Вы пытаетесь очистить луковицу: если вы успешно справитесь с делом, от луковицы ничего не останется. Пока вы не победите страх быть «чужим», вы останетесь таковым!»[98]
Переломный момент в существовании религий
Когда Бог призвал Аврама, отца христиан, мусульман и иудеев, то предложил ему покинуть свою землю — родных, дом отца, все, что он знал в этом мире. Бог сказал: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего… и благословлю тебя… и будешь ты в благословении… и благословятся в тебе все племена земные»[99]. Иными словами, «я хочу благословить мир. Ты не мог бы согласиться принять это благословение и передать его?» Веру Аврама предстояло измерить благословением, которое он принесет чужакам. Благословение служило орудием. Он сам не был благословлен. Его благословили стать благословением.
И это еще не все.
Аврам и его потомки были призваны благословить других так, как Бог благословил их, и, следовательно, позволить им, другим, быть благословением. Сомневаюсь, что без понимания этой истины я остался бы христианином или принял бы любую другую монотеистическую религию. Я стал христианином потому, что узнал, как сильно Бог любит меня и как много я должен предложить миру. Но я остался христианином не по этой причине. Благословения, данного мне — любимому Богом и имеющему возможность изменить мир, — не хватало для поддержания моей веры. Мне помогало благословение, данное другим: Бог любит их, они благословлены, чтобы быть благословением для меня. Бог благословляет все живое.
Мне предложили принять его.
«Взять» и «принять» — не одно и то же. «Взять» указывает на нашу силу. «Принять» — на нашу слабость. Но эта слабость священна.
Мы призваны научиться не только благословлять «их», но и быть благословленными «ими», таким образом способствуя процветанию других религий, творящих добро и составляющих часть нашего взаимозависимого мира. В будущем в нем станут процветать те религии, которые научатся измерять успех не только количеством своих приверженцев или количеством благословленных «чужаков», а тем, сколько от этих «чужаков» досталось благословения им самим. Это и есть переломный момент. С тех пор как я стал христианином, меня учили отдавать.
Об этом мне твердили постоянно, этому я все время учил других, когда сам стал пастором. С первых дней после моего обращения, на протяжении всей учебы в семинарии и работы пастором в городе я слушал из уст других и говорил сам: «Любите людей там, где учитесь. Любите людей там, где живете. Любите людей там, где работаете». Мы призываем друг друга служить окружающим, и под этим служением всегда подразумевается помощь, удовлетворение потребностей, наставление. Отдавать, отдавать, отдавать им. Благословлять, благословлять, благословлять их. Любить, любить, любить их.
Поскольку в христианских церквах нас учат любить других и организуют нашу жизнь так, чтобы мы их любили, как странно, думал я, что, согласно результатам опросов, нехристиане воспринимают христиан как людей, которые не любят! Как такое может быть?
Взяв себе за правило регулярно абстрагироваться от своей евангелической религии и ее смысла, чтобы взглянуть на них со стороны, вот что я заметил. В общем и целом мы и вправду не любим, потому что не знаем, как принимать. Нам хватает любви, чтобы принимать от других материальную помощь, похвалы, дружбу, но мы не позволяем им учить нас тому, что связано с Богом, благом и благодатью — словом, со всем тем, что действительно имеет значение. Да, мы принимаем их доброту в духе признательности, но считаем, что в делах Божьих им нечего добавить к нашим поискам жизни, имеющей характер вечной. В нашем представлении мы — дарители, а они — получатели. А это неправильно с христианской точки зрения.
Мы отдаем потому, что дарители осуществляют контроль.
Мы благословляем потому, что благословляющие осуществляют руководство.
С другой стороны, принять — значит чего–то лишиться. Дары неизбежно меняют отношения. Как утрированно выражаются эскимосы, «подарки обращают в рабство». Принимающая сторона обычно воспринимается как слабая в этой сделке, может оказаться связанной обязательствами и утратить независимость. И наоборот, дарение позволяет нам сохранять контроль, завуалированным способом сообщать о превосходстве нашей точки зрения. Поскольку наша религия или мировоззрение — отражение всего, что мы считаем правильным, ценным и красивым, поскольку они придают нашей жизни смысл, принятие даров от других ощущается как потеря лица, контроля, власти или ценности. Мы считаем, что таким образом демонстрируем слабость или нужду нашей группы, выказываем свою незначительность, зависимость и неполноценность в отношениях с другими.
