Феодорит Кирский - Сочинения
Так и солнце не только веселит нас приражением лучей и учит различию видимых тел, их величин и цветов, но и безпокоит знойным приражением тех же лучей. И если бы Браздодержец вселенной не посылал нам прохладных веяний, приводя в движение воздух, — это солнце, которому поклонялись несмысленные, совершенно попалило бы все, и отъяло бы жизнь у поклоняющихся. Поэтому ни одна из стихий сама по себе не дает жизни, да и все они, срастворенные вместе, без управляющей ими силы, не бывают причиною какого–либо блага. И случается видеть, что иногда воздух был благорастворенный, вовремя ниспосылались земле дожди, солнце не безпокоило своими лучами, не нарушали порядка дуновения ветров, земледельцы тщательно обработали землю, по обычаю вложив в нее семена; но и земля не воздала с признательностию плодов, и род человеческий не пребыл без болезней. Делает же это Правитель всяческих, убеждая нас не возлагать упования на тварь и не ее почитать причиною благ, но веровать в Создателя.
Итак, поелику видел ты, что воздух пользуется промыслительностию Божиею и по оной в продолжение стольких тысяч лет остается достаточным, не издерживается дышащими живыми существами и не растекается вне объемлющих его собою тел, поведем теперь тебя на землю — сию общую кормительницу, матерь и могилу, — на землю, из которой твое тело скудельное и уста, по видению Даниилову, на Творца глаголюща великая (Дан.7:8). Посему, прежде всего прочего, рассмотри ее положение и разнообразную наружность. Не везде на ней пологость и крутизна, но делится она на горы, холмы и долины. Иной видит среди великих долин сгроможденные в высоту холмы и между горами места наклонные и ровные, подобные каким–то морским заливам. И самые горы Творец расставил сообразно с потребностями человека, отделив одну от другой глубокими пропастями, открыл проход зимним водам, и людям устроил удобные пути в местах, по–видимому, не проходимых. И как горы доставляют вещества строительному искусству, так долины воздают за сие жителям гор обилием хлеба. Разнообразие положения не питает только людей, но и услаждает их взоры. Ибо однообразное, обыкновенно, скоро приводит в пресыщение. Скажи же мне, кто украсил так все это? Кто во все это вложил такую силу, что во столько годовых круговращений сокровище не истощилось? Кто все существующее сохраняет незыблемым?
Кто ускоряет течение рек? Кто побуждает источники к порождению вод? Смотри, как здесь бьют они ключом на вершинах гор и лиют токи свои сверху вниз, а там, не при подошве гор являются, но доставляют людям воду из глубоких кладезей. А чтобы не подумал ты, будто бы водное естество само собою стремится вверх, Творец научает тебя самою действительностию, что вода, покорная Божию слову и удобно занимающая верхи гор, когда понуждает ее твое искусство, не восходит и на поверхность долин; напротив того, роешь и углубляешь ты кладези, и пользуешься водою, почерпнутою в глубине, потому что ты такой же, как и стихии, Божий раб, а не творец их. Но Творцу удобно подъять водное естество не только на верх горы, но и в воздушное пространство. Ему удобно воду горькую усладить, разрешенную связать, связанную разрешить, непрерывно лиющуюся разделить, текущую остановить, обычно стремящуюся вниз заставить течь вверх и холодную согреть без огня. И делает Он это для тебя, неблагодарного, чтобы ты мог пользоваться сими нерукотворенными теплыми водами и врачевать ими телесные недуги. И это опять уразнообразил Он для тебя приспособительно к противоположным потребностям, потому что одни воды ослабляют напряженные жилы, а другие стягивают и укрепляют расслабленные, одни противодействуют мокротности, другие — черножелчию, иные же иссушают гнойные струпы. Столько пользы предлагает тебе в теплых водах Пекущийся о тебе. А тебя ничто не убеждает удержаться от хулы; напротив того, остаешься ты неблагодарным, злословишь, страждешь одним недугом с манихеем, который, вкушая пищу и питие, злословит, укоряет доставляющих ему это — и жнецов, и хлебопекарей, проклинает разрезывающих хлеб пополам, не соглашается резать сам, но ест разрезанное. Так и ты, наслаждаясь столькими тысячами благ, которые Зиждитель каждый день предлагает тебе в твари, не благодаришь Предлагающего, злословишь, хулишь, утверждая, что не промышляет Он о существах, Им сотворенных.
Смотри же, в какой несправедливости обвиняешь Его, возводя такую клевету. Для чего и сотворил Он, если не хочет иметь попечения о сотворенном? Да и почему не имеет попечения? Потому ли, что, хотя может, но не хочет? Или потому, что, хотя и хочет, но не может? Но что может, свидетельствует о сем все сотворенное. Ибо как произвел бы это величие, эту красоту и стройность видимого, не имея силы, соразмерной изволению? Как привел бы в общение и взаимный союз вещи, не сходящиеся: воду и огонь, день и ночь — и из всего соделал одно стройное и согласное целое, если бы не мог промышлять? Ибо привести в бытие из ничего гораздо важнее, нежели промышлять о существующем. Итак, что может Он, свидетель тому — тварь; а что хочет, о том она же опять свидетельствует. Ибо не другим кем принуждаемый приступил к созиданию и не потому, что имел нужду в твари, произвел ее. Но как благий, поелику благость Его превосходит всякую меру, восхотел даровать бытие и несуществующим. Оказавший же столько благости к несуществующему вознерадит ли о сотворенном? Ибо невозможно сказать, чтобы позавидовал Он сотворенному, потому что естество Его свободно и от зависти, и от всякой страсти.
Но чтобы еще в большей мере обнаружить безсилие сего нечестия, предложим им несколько вопросов. Скажите, почему позавидовал бы Он твари, от Него получившей бытие? По причине ли величия твари? Но Сам Он не создан, безпределен, не имеет начала и никогда не будет иметь конца, все Собою объемлет и ничем не описуем. В руке Его концы земли и Он измерил горстию воду и небо пядию и всю землю горстию (Ис.40:12). Или позавидовал по причине красоты твари? Но Им Самим произведена красота сия. И ни один, даже из самых завистливых людей, построив благолепный и величественный дом, никогда не завидовал ему, но гордится, величается им и сам восхищается, и показывает не видавшим. А сколько красота твари ниже мысленного света Самого Сотворшего, измерит ли это какое–либо слово! Посему видите, до чего простерлось нечестие? Когда самые порочные люди не только не завидуют построенным ими домам, но и крайне ими превозносятся; остается ли еще какая высшая степень нечестия для утверждающего, что источник благости, не возмущаемый никакою страстию, предается зависти? Итак, если и может управлять кормилом твари, и хочет, чтобы тварь наслаждалась всеми благами, то очевидно, что и печется о ней, и бодрствует, и, прияв бразды, правит всяким сотворенным естеством, и ничего не оставляет в небрежении.
А уверившись в этом, перейди еще к морю, рассмотри его ложе, его обширность, разделение на моря меньшие, берега, пристани, лежащие среди моря острова, живущие в нем роды рыб, виды их, телесный склад, разнообразие, приязнь моря с твердою землею, плескание волн и наложенную на них узду Промысла, который не дает им возможности затопить сушу и делает, что волны, устремившись на песчаный берег, устрашаются сих пределов, усматривая там начертанный Божий закон, подобно тому горделивому коню, который, удерживаемый уздою всадника, изгибает шею, отступает назад, и они как бы раскаиваются, что вступили в дело с песком. Можно также видеть, что морем приводятся в дружеское общение отдельные и далеко одна от другой лежащие части суши, потому что Творец, желая самою природою вложить в людей единомыслие, связал их между собою разными потребностями. Морем совершаем дальние путешествия, у других собираем потребное для нас и отдаем им за это необходимое для них. Промыслитель не дозволил каждому уделу земли производить все, потребное людям, чтобы довольство во всем не повредило дружбе, потому что пресыщение высокомерно и порождает неурядицу. Поэтому–то средину обитаемой земли покрывает море и, разделенное на тысячи заливов, подобно торжищу в большом каком–либо городе, предлагает нам всякое обилие необходимого, приемлет на себя множество продавцов и покупщиков, пересылает их от одного места в другое и оттуда — опять в то же место. Поелику совершать путешествия по твердой земле трудно, а сверх трудности даже и невозможно посредством оных удовлетворить всякой нужде, то простирает хребет свой море, приемлет на него и малые, и большие ладьи и относит, кому нужно, огромный и необходимый груз. Ибо видим, что груз одного корабля переносят на себе многие тысячи вьючных животных. Но чтобы совершающие путь свой морем не огорчались продолжительностию, Творец, как некие гостиницы, поставил на нем острова, где путники пристают, отдыхают, закупают потребное для них и снова отправляются, куда лежит им путь. Итак, усрамися, Сидоне, множества благодеяний, рече море (Ис.23:4). Тебе более, нежели Сидону, приличны сии пророческие слова; потому что Сидон, не зная Творца, на многих богов делил Божество и, дробя на части единое поклонение, воздавал оное богам несуществующим, не отрицая Промысла, но приписывая оный тем, которых нет. Сидон не стал бы приносить жертв именуемым у него богами, если бы не был вполне уверен, что они и пользу приносят, и вред отвращают. А ты, освободившись от прелести многобожия, признавая, что все видимые существа суть Божии твари и поклоняясь Творцу их, гонишь Его от сотворенного Им, ставишь где–то вдали от твари и утверждаешь, что необъятный этот мир никем не управляется и, подобно неоснащенной ладье, несется, неизвестно как и куда.
