Алексей Карпюк - Вершалинский рай
— А-а!..
Только успевал прийти в себя от удивления старый Русель, как ровесник Альяша, любивший читать священное писание тоже, Петрук Майсак, сыпал новый вопрос:
— Илья, как по-твоему, был Иуда шпионом, подосланным римлянами, или он — обыкновенный предатель?
— В Библии же сказано, что Иисус Навин, отправляясь в Иерихон, заранее послал двух лазутчиков, почему же не мог быть им и Иуда?
Но любознательного Петрука интересовало буквально все.
— А как ты думаешь, — не отставал он, — что теперь в той башне Вавилонской, которую люди не достроили? Не может же стоять без дела такая махина, одного кирпича сколько вбухали! А дерева на перекрытия?! А петли для дверей, косяки — они же из чистого золота и слоновой кости. Шутка ли?!. И вот скажи — Америка, в которую от нас так прутся, подчиняется нашему царю или там у них имеется свой?
Юзефину распирала гордость, когда она видела внимание мужиков к сыну и слушала его ответы. Не давая невестке слова сказать, она стала нахваливать Альяша и тем еще больше поощряла его к чтению Библии, пока нелюдимый сын ее и не создал легенду, которая потом вызвала такие роковые последствия.
Вскоре Альяш стал говорить, что когда пас в ночном коней, его внезапно осенил неземной свет, в небе появилась богородица и объявила, что бог повелевает на том взгорке, где он родился, построить церковь. Еще богородица сказала, что место это будет святым, а он станет пророком-чудотворцем. Утром на дереве Альяш увидел якобы иконку Ченстоховской божьей матери. Испугавшись, он ее закопал, но в следующий день иконка оказалась на той же ветке.
Люди слышали об этом не только от Альяша. Подобные истории тогда были очень распространены.
Страшевский Клемус совершенно серьезно рассказывал нам: когда он пас в ночном волов, у него вдруг заныла спина, зачесались ступни. Через минуту земля разверзлась, и в яме с огнем он увидел сундук, полный золота. Не обращая внимания на жар углей, дядька начал выгребать золото в подол рубахи. И так увлекся, что пропустил роковой момент — вернулся черт, пропел петухом, и богатство исчезло.
— Следы от огня, видишь? — протягивал мне дядька заскорузлые руки с розовыми пятнами, на которых лучистыми сборочками наросла молодая кожа. — Эх, успеть бы мне до того петуха, холера его возьми, вынести золото из ямы, разве, сынок, так бы я жил сейчас?!
До сих пор жалко мне дядьку. Самовнушение, видно, было таким сильным, что даже руки у человека покрылись волдырями.
Как задержанной в Журовичах Анастасии Грабцевич Иисус Христос, как Клемусу яма с золотом и черт, поющий петухом, так и Альяшу с его болезненным воображением могло явиться чудо. А скорее всего он все это выдумал и столько раз потом повторял свой рассказ о божьей матери, что и сам поверил в него.
Как бы то ни было, а страшевцы точно помнили, когда начал Альяш рассказывать свою легенду. Над ним исподтишка посмеивались, как и над Клемусом.
Похоронив мать, а с ней и веру в свою избранность, Альяш рук не опускал — начал зигзагообразный путь своего самоутверждения. Первым делом, на взгорке под лесом стал копать траншею под фундамент и возить туда камни.
Но людей поразило не это.
Каждый мужик, имеющий деньги, приобретал землю, луга и пускал их в другое полезное для себя дело. А грибовщинец Альяш на все пять тысяч рублей, которые ему достались от брата Максима, накупил досок, извести и решил строить церковь.
«ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЭХО» И ДОТОШНЫЕ БАБКИ
Странно порой ведут себя люди.
Один и тот же анекдот вы услышите, как далеко бы ни заехали, даже за границей. Стоит в переполненном зале одному вздохнуть или кашлянуть, то же самое начинают делать и другие. Это не выдумка, что за границей в театрах нанимают специальных аплодисментщиков или хохотунов.
Ученью такому явлению дали название «психологическое эхо».
Таким же эхом вскоре прокатилась по окрестным селам весть о явлении Альяшу божьей матери и о его работе на взгорке. Прокатилась, обрастая подробностями и дополнениями, превращаясь в такую же легенду, как и слухи о геройских подвигах Полторака.
— Вот чудеса-то! — взволнованно говорила одна тетка другой. — Поглядишь издали — восемь человек копают фундамент, а взойдешь на горку — один! Вернешься в село, обернешься — снова восемь! Протрешь глаза, пересчитаешь третий раз — снова восемь!..
— Святая сила помогает!
— Аж страх берет!
— Взяла Альяша божья сила под свою опеку. Такое только в старину бывало!
— Пожилые люди часто говорили, а мы и не верили!
Однажды на взгорке собрались бабы из Нетупы, Гуран Острова и Лещинной — все, кто так нуждался в обмане и утешении. Пророк как раз уехал за камнями. Его взгорок был перекопан вдоль и поперек, завален тесом и ящиками с разведенной известью. Удивленные женщины замерли охваченные суеверием[3].
Под навесом матово блестел серебряный оклад иконки Ченстоховской божьей матери. Православный Альяш был сыном бывшей католички, и польская иконка православных бабок не шокировала.
— Вот она и показывает Альяшу, как строить! — прошептала Пилипиха из Праздников.
— Да! — поддержала ее старая Руселиха. — Через нее Юзефина с того света с сыном разговаривает!..
Женщина минуту помолчала, вспоминая.
— Боже, боже, давно ли она тут рожала?! Как раз овсы дожинали, я со своими была в той вон лощине Прибегает весь мокрый Лаврен, такой подобревший, виноватый, растерянный и просит: «Тетка Марыся, моя вздумала как раз рожать, будто времени у нее не было получше… Идите туда в снопы! Уже началось, а я не знаю, что и делать!..» Мигом прилетаю — у нее уже и воды отошли! А стонет, а кричит!.. Коровы, лихо на них, морды подняли и настороженно смотрят. Прогнала скотину, вытянула льняную нитку из юбки и взялась за дело!.. Над Юзефиной когда-то парни на вечеринке надругались. Теперь смотри, какой ей почет — у самой богородицы в помощницах на небесах!
Бабы ткнулись коленками в песок, начали молиться.
Все вдруг вздрогнули от крика Руселевой Христины, Марысиной старшей дочери:
— Ой, глядите, на небе ОНА!..
— Где?.. Где-е? — после минуты напряженного молчания с суеверным ужасом, боясь своего маловерия, боясь признаться самим себе, что ничего не видят, зашептали тетки.
— Вон же, вон, у самого облачка! Вон того, кудрявого!
— Вижу, ви-ижу! В шелковом одеянии!.. В золотой короне!.. С младенцем на руках!.. О, бо-оже! — Тетка Пилипиха обезумела от счастья.
— Улыбается! Улыбается нам, ей-богу, родимая!.. Неужто не видите?! — голосила уже третья, да так искренне, будто хватала явление за ноги. — Такая самая, как на иконе, со шрамами на личику!..
— Ох, и я увидела! Как из тума-ана, ей-богу, выплыло ЭТО и показалось вдруг!..
Плача от радости, Руселева Христина всплеснула руками:
— Ах, заступница ты наша! Спасибо, спаси-ибо, что осчастливила нас, грешных, горемык бедных! Выслушай теперь сирот своих и помилуй!
Сотни обеспамятевших от чуда женщин, которые из поколения в поколение ждали избавления, словно в гипнотическом сне потянулись руками в небо.
— Приди к нам! Облегчи путь наш, дохни на раны наши, облегчи груз, который мы тащим!.. Ах, какая же я счастливая, что ТЕБЯ увидела перед смертью!.. — торопливо выкрикивала Пилипиха, боясь, что чудо вот-вот исчезнет. — Не оставляй! Согрей нас!..
Не выдержав, она расплакалась навзрыд.
Зато Христина Руселева, овладев собой, сыпала без умолку:
— Страдалица ты наша дева Мария, поблагодари господа бога за святую любовь к нам, за сына своего единородного, которого он послал во искупление грехов наших!
Она бухнулась лбом в песок. Все последовали ее примеру.
— Матерь божья, которая в муках родила, в страданиях вскормила и на крест голгофский проводила дитя свое единственное! Окутай нас тучкой небесной, прими нас в число детей своих, возьми под защиту сердца молодые и старые и ниспошли на нас силу и счастье духа твоего святаго, чтобы мы могли делами своими утешить сына твоего единородного, спасителя нашего любимого!
Христина перевела дух и снова обратила взор к небу.
— Ладонями своими, что ран касались сыновьих, благослови и деток наших, и внуков, и правнуков, и мужиков наших, добрых и злых, и соседей, желанных и постылых, и чужих, и родных, и тех грешников по всему лику земному, кто еще не знает воли божьей, ибо, поверь, всякая душа жаждет ласки и спасения!.. Скажи там господу, — захлебывалась она, — пусть и он пройдет мимо нас тихими шагами, услышит молитвы наши горячие и осветит нас лучезарным ликом света своего неземного, согреет нас святостью своею, а мы, благодарные, будем служить ему верно, покуда смертный пот не оросит виски наши, кровь не застынет в жилах, и не погаснут очи наши, и не оборвется дыхание наше. Аминь!
