Исидор Пелусиот - Письма
547. Чтецу Тимофею.
Какие права первородства уступил Исав Иакову?
Не просто одно право именоваться первородным, как думаешь ты, любезнейший, уступил Исав Иакову, но достоинство патриарха, принадлежащее более добродетели, а не старшинству. Поскольку первородному, или старшему принадлежали и царство, и священство, и достоинство патриарха, и закон старшинства призывал первородного к начальствованию, но Исав не имел добродетели, то поставлен он был в такую необходимость, что, по справедливости, должен был добровольно продать то, что отнималось у него и против воли.
548. Ему же.
Почему Рувим, будучи первородным, не удостоился ни священства, ни царства.
И это самое, что сказал ты, друг, подтверждает истину писанного мною тебе недавно. Рувим, поскольку вознеистовствовал на отцево ложе, за сие самое, хотя был и первородный, не удостоен ни царства, ни священства. Но Левий, будучи третьим, удостоился священства; не только потому, что отец обещал посвятить десятину, Левий же, если считать от младшего, был десятым (ибо, если считать от старшего, то десятым оказался бы один из рожденных от рабынь), но и за святость, и за то, что во славу Божию наполнил руки кровью сродников. Ему и Моисей, удивляясь, сказал в благословениях: глаголяй отцу и матери: не видех тебе, и братии своея не позна, сохрани словеса Господни (Втор.33:9).
А Иуда, будучи четвертым, за нелицеприятный суд и правый приговор (Быт.38:26) удостоился царства. Поскольку, когда многие, скрывая свои прегрешения, осуждают других, Иуда произнес приговор на себя, а ту, которую сочли любодейцею, избавил от наказания, то за сие справедливо удостоился он царства. Потому что священствовали потомки Левиины, и царствовали потомки Иудины, не по жребию получив сие, но в награду за добродетель. Посему, когда некоторые происходящие от Рувима в пустыне, почитая себя достойными священства, по причине происхождения от первородного, восстали на посвященных, думая, что Моисей по милости отдал священство их брату и племянникам, тогда поражены они были с неба громами и молниями. И наказание это подтвердило, что право священства принадлежит не старшинству, но добродетели.
549. Ему же.
И Иосиф, наилучший, не по милости удостоился царства. Ибо, будучи еще юношею, украшался многими добродетелями; потому и отец любил его больше других сынов своих. Когда же увидел, что Иосифу завидуют, врачуя уязвленных ревностью, сказал, что происходит его любовь не от добродетели сына, но от того, что рожден он последним (Быт.37:3). Но что было это только предлогом у отца, хотевшего угасить возгоравшуюся к Иосифу зависть (ибо подстрекаемые ею братья составили на Иосифа злой заговор), явствует это из следующего. Если бы отец любил Иосифа за то, что тот был рожден позднее других, то справедливо было бы более любить родившегося еще позднее, — а это был Вениамин. Но как сказал я, Моисей выставил на вид только мудрый предлог отца. А что Иосиф, будучи еще юношею, украшался высокими добродетелями, показали и его молодость, и всякой другой возраст, не только не утративший первоначальных добродетелей, но еще увеличивший их и соделавший более цветущими.
Ибо, какою добродетелью не был увенчан Иосиф? Два раза он был продан, но не утратил благородства. Любим был господином за честность нрава, и не надмило его это до высокомерия. Любим был госпожею, и не изменил целомудрию. Оклеветан, и перенес это мужественно. Стал узником, и не упал духом. Провозгласила о себе мудрость его, потому что истолкование снов оправдалось самым делом, и не огорчился он, что не порадели о нем царские рабы. Стал царствовать, и соблюл великодушие, не подвергнув наказанию оклеветавшую его. Имел братьев в своей власти, и не только не отомстил им, как врагам, хотя и не был ими узнан, но даже наградил их, как благодетелей. Правил египетским царством, и прославляли его за мудрость и человеколюбие. И во всяком возрасте к прежним памятникам своих побед прибавлял он новые. Поэтому никто из бедствующих да не падает духом, но да привьет к себе семя любви к добродетели и непременно прославится или здесь, или там.
550. Диакону Иоанну.
Из хвалящихся, что они рабы и ученики кроткого Владыки и премудрого Учителя, и из величающихся, что приняли в удел служение священства, иные употребили это во зло, обратив, кто — в самоуправство, кто — в способ к обогащению, кто — в средство к забавам, другие же обратили в право не узнавать ни себя, ни друзей, и третьи — в возможность мстить врагам. Но есть и такие, что живущих честно гонят, а уличенных в самых срамных делах удостаивают высшей степени. Если же Евсевий, как написал ты, заимствовал все в совокупности недостатки, одобряя, кого не надлежит, собирая деньги, предаваясь забавам, не узнавая ни себя, ни друзей, отмщая врагам, священство обращая в самоуправство, и не украшен никаким преимуществом, тогда как делающие указанное мною, без сомнения, украшаются еще какими–нибудь заслугами, то не дивись сему. Поскольку он ни сам собою не видит, чего требует долг, ни советующего это не терпит, то и дошел он до такой злобы. Украшенных всякою добродетелью, ведущих жизнь апостольскую и сохраняющих в себе черты учеников Спасителевых (ибо действительно есть и такие, хотя иные тысячекратно выходят из себя, утверждая, будто бы все впали в грех), он не принимает и не соревнует им, но делает им всякое зло и осуждает их на изгнание. Ибо, признавая их жизнь обличением собственной своей жизни, думает обвинением их прикрыть собственную свою порочность. Посему, не беспокойся, ибо понесет он наказание, соответственное грехопадениям.
551. Епископу Ермогену.
Никогда не останешься без искренних друзей, без любящих дружбу ради высокой добродетели, если сам будешь таким, каков теперь. Ибо сильный ты в этом ловец: вместо сетей служат тебе нравы. Посему, пользуйся ими, и все, для кого важна добродетель, будут иметь тебя другом.
552. Епископу Феодосию.
Священство есть божественное достояние, оно драгоценнее всякого имущества. Оскорбляют же оное больше всех те, которые исправляют дело худо и которых не надлежало бы вовсе рукополагать, чтобы малосмысленные не осмеливались обращать на самое священство вины проходящих оное худо. Ибо, оставив в стороне оскорбляющих его, обращаются с жалобами на само священство, когда ему надлежало бы найти себе защиту как терпящему поругание от людей мерзких, которым непозволительно и касаться его.
Ибо, если в мирских начальственных должностях самая должность — это одно, а проходящий ее не как положено — это другое, и должность остается в своем чине и достоинстве, а подвергший оную поруганию несет крайнее наказание, то по какой причине в священстве смешивают сии вещи и грехи проходящих оное не как должно покушаются приписывать самому священству? Посему, пусть умолкнут уничижающие священство по вине Евсевия, Зосимы, Палладия и Марона и сами на себя не изостряют карающего меча, но тех, если не соглашаются стать любомудрыми, да порицают как губителей, как врагов благочестия и добродетели, священство же прославят и увенчают как определяющее всякому, что кому следует.
Ибо при его содействии и возрождаемся, и причащаемся Божественных Таин, без которых невозможно стать причастными небесных наград, по неложным изречениям самой Истины, изрекающей в одном месте: аще кто не родится водою и Духом, не войдет в царство небесное (Ин.3:5); и в другом: «Кто не яст плоти Моей и не пиет крови Моей, тот не имеет части со Мною» (Ин.6:56). Потому, если без сих Таинств не возможно сподобиться Божественного жребия, Таинства же сии совершаются не кем иным, как священством, то разве тот, кто пренебрегает священством, не оскорбляет Божественного и не пренебрегает душою своею?
Посему, чтобы не было этого с нами, будем чествовать священство, и оплакивать недостойно проходящих оное, и грехопадения последних не приписывать священству, требующему нашей защиты.
553. Пресвитеру Ираксу.
О женских нарядах.
Одни из женщин, не имея терпения скрывать женские страсти, если он благообразны и богаты, гордятся блеском оправленных золотом драгоценных камней, а если безобразны и бедны — умащениями и подкрашиванием глаз ухищряются придать себе красоту. А те, которые желают, чтобы почитали их честными, хотя и довольствуются природною красотою, однако же не отказываются придавать ей лучший вид.
Истинно же целомудренные, прилагая все старание о том, чтобы позаботиться о душе, не отказываются и телу, как орудию души, услужить в меру, но почитают делом недостойным и низким для себя украшать тело и величаться им, чтобы оно, по природе будучи рабом, не возгордилось пред душою, которой вверено право владычества. Напротив того, они приобучают тело знать свойственный ему чин и не выставляют его в виде приманки, чтобы не служить ему для разжигания и не быть поводом к непотребству, но по возможности отнимают у него все, что обратилось бы в пищу этому огню. И вот, от одного правдолюбивого мужа слышал я достойный внимания и памяти рассказ, который за благорассудил сделать известным и твоей супруге.
