Мильхар - Прогрессивный сатанизм. Том 1
В результате этого ритуала норма права (даже не очень осмысленная) в общественном сознании становится чем-то, заслуживающим большего уважения, нежели правило поведения (даже очень рациональное), такого ритуала не прошедшее. То же самое касается и правоприменительной практики. В отправлении практически всех процессуальных актов мы видим ярко выраженную ритуальную составляющую (формализованное размещение участников процесса, гербы, судейские мантии, титулы, абстрагирующие словесные формулировки: "именем кесаря-императора", "именем закона", "именем революции", "именем республики мумба-юмба" и т.п.). В результате т.н. "отправление правосудия" выглядит действием более высокого порядка, чем "бытовые" формы взаимодействия индивидов. Ниже мы покажем, что следование подобному стилю имеет веские причины, а пока дадим четвертый вариант определения: "право – это совокупность правил (норм) поведения, выработанная доминирующей частью общества, установленная ею в качестве общеобязательной с использованием принудительных мер и ритуальных приемов".
Теперь поставим мысленный эксперимент. Вообразим себе общество, в котором:
1. Нормы права не нарушаются, только если санкции за нарушение практически неизбежны, и ущерб от них превосходит выгоды от нарушения.
2. Если нормы права соблюдаются, то это делается только формально (т.е. по букве писанного закона) – поскольку единственным мотивом их соблюдения является избежание санкций.
3. После нарушения все поведение индивида будет направлено на избежание ущерба от санкций.
4. Описанным выше образом ведут себя не только все частные лица, но и все государственные функционеры.
С одной стороны, нельзя не признать, что такое поведение вполне рационально (экономически оптимально) для отдельного индивида. С другой стороны, нетрудно догадаться, что в обществе, состоящем из таких индивидов, невозможно установить нормальный правовой режим (в современном смысле этого слова) – на это объективно не хватит средств. Как уже говорилось выше, право не может держаться исключительно на государственном принуждении.
[Примером такой ситуации может быть режим апартеида в ЮАР: чёрные и цветные именно так относились к законам, установленным белыми. Поддержание хоть какого-то общественного порядка обходилось в результате очень дорого (к середине 1980х годов каждый пятый белый мужчина работал в полиции и других силовых структурах, но, несмотря на это, ситуация в стране всё больше выходила из-под контроля). В итоге, режим апартеида пришлось отменить в том числе и по финансовым причинам. – Milchar] Вывод: в любом относительно стабильном обществе существует иррациональный механизм обеспечения права. Для среднего индивида бытовое (профанное) понятие правонарушения смешивается с религиозным (сакральным) понятием греха. Здесь уместно вспомнить, что любая религия (от доисторического тотемизма до современных мировых религий) состоит из двух основных компонентов: веры в иррациональное (сверхъестественное) и отправления культа (следование определенному образу действий). Эти компоненты не могут существовать один без другого: вера без культа лишена социализации, а культ без веры не имеет для индивида внутреннего смысла.
Поясним наметившуюся параллель между религией и правом несколькими примерами:
1. Все мировые религии устанавливали и трактовали правовые нормы как часть религиозной доктрины. Даже христианство, по сути отбрасывающее физический, земной (профанный) мир ради неосязаемого, духовного (сакрального), уже на стадии своего формирования занимается вопросами права.
2. Максимы, описывающие свойства религию и право, удивительно похожи. Религия:
"верую, ибо абсурдно" (учение верно даже вопреки опыту и здравому смыслу). Право: "пусть рухнет мир, но торжествует закон" (даже несообразная и гибельная с практической точки зрения норма права подлежит исполнению).
3. И в религии, и в праве знаковые процедуры совершаются исполнителем (как бы не обладающим собственной волей) от третьего, фактически не участвующего в деле, лица (в одном случае – от лица бога, пророка или церкви, в другом – от лица закона, народа или государства). Этот милый ритуал как бы выводит исполнителя из числа участников дела и гарантирует ему комфортное чувство безответственности.
4. И религия, и право могут предписывать индивиду любые, сколь угодно противоестественные и безобразные (с точки зрения внешнего наблюдателя) действия – вандализм, убийство, истязание, войну, геноцид. Они могут также запрещать сколь угодно естественные и прекрасные (опять-таки с внешней точки зрения) действия – творчество, любовь, человеческое общение. При этом (что самое главное!) с внутренней точки зрения (т.е. со стороны среднего члена социума или конфессии) эти предписания и запреты будут восприниматься как нормальные, естественные и справедливые.
Ряд таких примеров можно было бы продолжить, но суть дела от этого уже не изменится. Мы вынуждены констатировать, что современное право гораздо ближе по своей сути к религиозно-культовой деятельности, чем к любой деятельности, направленной на практический результат. Как и любая деятельность, устроенная подобным образом и при этом позволяющая манипулировать массами людей, право провоцирует собственный кризис. Из занятия талантливых и ответственных людей (которые и изобрели право как науку) оно становится занятием безответственных дегенератов и подонков (что мы и наблюдаем в большей части окружающего мира). Напомним, всего несколько веков назад та же история произошла с католицизмом, как с культово-управленческой системой.
Из всего сказанного проистекает несколько крайне неприятных следствий:
Следствие 1. Право не прагматично (в гуманистическом смысле). Оно направлено на сохранение основ своей системной целостности, а не на практические выгоды для отдельного абстрактного человека или человечества в целом.
Следствие 2. Право не адаптабельно. Оно (как и всякая догматическая система) в принципе не может принять ряда новых явлений, объективно и неустранимо возникающих в социальной реальности. Оно в принципе не может обходится без ряда старых явлений, столь же объективно из социальной реальности исчезающих.
Следствие 3. Право не конструктивно. Оно по своей сути не может вырабатывать новые (необходимые в условиях научного, экономического и социального прогресса) технологии в своей собственной сфере применения (т.е. в регулировании межсубъектных отношений).
Итак, право (в его современном понимании) – это всего лишь один из фантомов, сопровождающих доминирующий способ социального администрирования. Период доминирования этого способа длился около 2000 лет и закончится, вероятно, в текущем столетии. Национально-территориальные образования типа государств растворятся или (что практически то же самое) перестанут играть доминирующую роль в социальном регулировании. На их место придут структуры, организованные по какому-то другому (корпоративному, профессиональному, мировоззренческому) принципу. И в этих новых структурах, естественно, тоже будет нечто, обеспечивающее регулирование межсубъектных отношений. Более того, оно наверняка будет тоже называться правом (до тех пор, пока для него не придумают другого, более подходящего, слова). Кстати, говоря о кодексе Хаммурапи или о "Ясе" Чингисхана, мы до сих пор употребляем термин "право" – хотя эти памятники культуры похожи на современное право не больше, чем инструкция по эксплуатации котельной. С той разницей, что про котельную нам все более-менее ясно, а про Хаммурапи и Чингисхана – нет. Так что совершенно не исключено (с учетом форсированных темпов прогресса), что лет через 100 вполне образованные люди, наткнувшись на какую-нибудь "всеобщую декларацию прав человека", будут недоумевать: "О чем это? Что значат эти странные слова? Как это вообще действовало (если действовало, что очень сомнительно)? И, самое главное, ЗАЧЕМ ВСЕ ЭТО БЫЛО НУЖНО?" В конце концов, спишут на тупость недоразвитых предков (то есть нас). Хорошо быть чьим-нибудь тупым недоразвитым предком. За недоразвитость – пожалеют, за тупость – простят.
Открытые и закрытые пути
Вселенная невероятно отличается от мира энергоинформационных паразитов – то есть от того мира, в котором мы привыкли жить с детства. Вся Вселенная находится в постоянном движении. Там постоянно идут процессы гигантских масштабов. Мы не в силах увидеть эти процессы целиком, мы не в силах осознать их полностью – мы сталкиваемся лишь с отголосками этих процессов. Мы видим: вот ветер дует – а вот стих. Вот на солнце появились пятна – вот исчезли. Вот игральная кость выбросила нужные очки – а вот нет. Вот сосулька упала с крыши кому-то на голову – а вот пролетела мимо. И все это нам кажется простыми случайностями.
