Наталья Соколова - Под кровом Всевышнего
— Что вы делаете? — закричала врач-старушка, когда увидела, что Коля садится, ухватившись за мои пальцы.
— Он сам садится, — радовалась я.
Тогда нас решили выписать домой. Когда Коленька уже поправлялся и спал крепко и подолгу, я решила осмотреть больницу. Я заглядывала через стеклянные окошечки в па-
латы изоляторов, где лежали тяжелобольные дети. Подойдя к сестре, я спросила:
— А где лежит у вас тяжелобольной ребёнок Дьяконов, о котором вас беспрерывно спрашивают по телефону? И поздно вечером, и чуть свет вы сообщаете врачам прежде всего о его здоровье. Сейчас эти звонки стали реже. А что с Дьяконовым? Он жив ещё?
Сестры обомлели от моего вопроса. Они смотрели на меня, как на сошедшую с ума и переглядывались молча.
— И чему вы удивляетесь? — продолжала я. — Я тоже удивлялась, что о моем ребёнке ни один врач ни разу не спросил. Или они махнули на нас рукой, отчаялись?
Наконец сестра ответила:
— Да ведь это о вашем Коленьке, о сыночке вашем беспрестанно справлялись!
— О моем? Тогда почему вы иной раз отвечали по телефону, что Соколов у вас в списке больных не числится?
— Потому что у нас не было больного ребёнка Соколова.
— Да ведь мы-то с Колей — Соколовы!
— Как Соколовы? У нас все дела на вашего ребёнка записаны, как на Дьяконова! И вы всегда откликались, когда мы вас звали «Дьяконова».
— Да, я к этому привыкла. Должность мужа моего — дьякон, потому и нас с сыном тут сразу стали звать — дьяконовы.
Слава Богу! Все хорошо, что хорошо кончается. Мы понесли с Володей домой нашего ненаглядного крошку, в сердцах воспевая хвалу Всевышнему: «Слава прославляющему святыя Своя!» Да не отчаиваются православные среди тяжёлых болезней, ибо есть на Небесах заступник перед Богом — врач и целитель святой великомученик Пантелеймон.
Помощь святителя Николая
Пережив болезнь первенца и чудо Божьего милосердия, мы с Володей стали серьёзнее. Мы поняли, что не от нашего старания зависит жизнь ребёнка, но от воли Всевышнего — если захочет Он — дитя будет жить, хоть и поболеет, а прогневаем мы Господа — Он вправе наказать нас... Так, стало быть, главное — не преступать воли Божьей, помнить Его заповеди, соблюдать их. А Спаситель говорил: «Кто любит отца, мать, или жену, или дитя более Меня — тот Меня недостоин». А мы видели, что Коленька занял первое место в наших сердцах, что к нему мы слишком привязаны, что так нельзя, что надо спокойно относиться к его крику, к его требованиям... Нам говорили, что когда появляется второй ребёнок, то родители делаются равнодушнее и терпеливее к крикам детей. Тогда мы решили завести второе дитя. Со смиренным сознанием своей вины перед Богом, с твёрдым упованием на Его милосердие, с терпеливой покорностью Его святой воле — с этими чувствами понесла я вторую беременность.
Мы не учитывали обстоятельств жизни: крохотная (пять квадратных метров) комнатушка без двери с тремя окнами; домишко гнилой, ветер гуляет по комнатам, пелёнки сушить негде; на улице мороз, а в комнатке нет тёплой печной стенки, в кухне у русской печи все всегда завешено. Василий ворчит (у них уже второй ребёнок), через фанерную перегородку слышны не только крики, но и все разговоры, все окрики, вся ругань жены на пьяного мужа. Василий экономит тепло, закрывает тягу голландки, когда синие огоньки ещё бегают поверх раскалённых углей. А мои родители — химики, они мне объяснили, что синий огонёк -это угарный газ, надышавшись которым, человек теряет сознание и умирает. Да, мне часто бывало душно. Когда не было Варвары и детей, тогда я часто открывала форточку. Но при детях форточку открывать не давали, от духоты -хоть умирай, а беременным всегда душно. Спорить с домашними нельзя — испортишь отношения. Но Бог вразумил меня хитрить. Благо, что Василий часто выходил покурить и за другими делами. Я тут же вставала на стул и приоткрывала две закоптелые чёрные заслонки. Руки грязные — но зато тяга в трубу открыта, газ уходит. Но надо помнить, не забыть через полчаса опять прикрыть заслонки, а то печь быстро остынет. Бывало, забуду, закрою поздно, а Василий вечером дивится: «Что такое? Сколько дров спалил, а печь холодная». А мой трюк ему и в голову не приходил.
Так мы и жили — две семьи вместе, «в тесноте, но не в обиде». Володя в те годы ещё сам ездил за продуктами в Москву, папа и мама к нам тоже приезжали. Они сумели дать мне возможность подогревать младенцу питание, купив нам термос. И с питанием нас Бог помиловал — в пяти минутах ходьбы от нас женщина заливалась молоком, кормя своего новорождённого сына. Мы регулярно ходили к этим соседям, так что Коля обильно питался теперь женским молоком. Он пополнел, похорошел, в семь месяцев не только сидел, но и сам начал вставать на ножки в своей деревянной кроватке. Первый раз он самостоятельно поднялся при бабушке Зое, чем привёл её в восторг.
Родители мои по старой привычке всегда на Рождество наряжали ёлку и собирали своих друзей с их детьми. Вот и мне захотелось ещё раз побывать на этой христианской ёлке, повидать старых знакомых, послушать стихи их детей. Володя меня охотно отпустил на вечерок, а я прихватила с собой мальчика Мишу. Этот десятилетний парнишка был внуком одного из певчих гребневского хора. Мишутка прислуживал в алтаре, выходил со свечой и т. п. А так как до их села было пять километров, то Миша часто ночевал у нас, гостил на каникулах. В те годы детей в церквах почти не было, а мне хотелось, чтобы Миша увидел общество верующих сверстников, которые будут читать стихи о Рождестве Христовом, воспевать хвалу Богу.
Мы выехали рано. Повидалась я с родителями, помогла им устроить стол. К вечеру начали собираться гости. Мне было очень радостно увидеть, как подросли знакомые ребятишки, услышать их чудную декламацию духовных стихотворений. Потом, как всегда, было угощение, подарки. К сожалению, около восьми вечера я первая начала со всеми прощаться, так как торопилась на автобус, который в тот год начал ходить от Преображенской заставы до самого Гребнева и дальше. Но нам с Мишей надо было сойти километра за полтора до дома, а там идти пешком. Итак, в начале одиннадцатого мы доехали и вышли из автобуса.
Мороз, луна, кругом ни души. Мы решили сократить путь и пройти полдороги по полю, а потом выйти по задворкам на село уже в полукилометре от дома. Снегу было много, по утоптанной узкой тропе надо было идти друг за другом, а если шаг в сторону — то проваливаешься выше колен. Мы быстро шагали и вдруг увидели двоих мужчин, стоявших впереди нас на тропинке. Почему они не идут? Нас, что ли, поджидают? Но если нам струсить и повернуть назад, то они нас догонят, а кругом поле, даже домов нет. Я стала молиться, и мы пошли вперёд. Поровнялись с мужчинами, которые расступились и дали нам с Мишей возможность быстро прошмыгнуть между ними. Но нас они не оставили, а шли за Мишей и задорно окрикивали меня:
— Эй, гражданочка, ты дай нам свой рюкзачок. У тебя там, чай, водочка есть?
Я отвечала:
— В рюкзаке белье из прачечной, а водки нет.
Кроме белья, которое я возила в Москву в те годы на стирку, в рюкзаке у меня были новые ботинки и яблоки для Коленьки. Но самое дорогое, что у меня было, — это трехмесячная беременность, которую было ещё не заметно, так как я была очень солидная. Я боялась, что эти люди ударят меня, а пострадает мой будущий ребёнок. Поэтому я горячо молила святителя Николая спасти меня от испуга, от злобы людской. Я читала наизусть 90-й псалом и взывала сердцем к Богу. А за нами все шли, не отставая и не умолкая:
— Ну, начинай!
— Да баба-то больно здорова!
Мишенька шёл за мной по пятам, а мужчины, желая обогнать его, лезли по снегу и без конца глубоко проваливались. Они кричали:
— Сейчас праздники, все водку пьют! Да как же у тебя нет водки? Без этого никто домой не приходит! Давай мешок!
— Мы водку не пьём. Если б вы знали, кто я, то не просили бы у меня водки.
— Да кто ты такая? Пьют все!
Тут Господь положил мне на язык сказать:
— А дьякона из гребневского храма вы знаете?
— Конечно, знаем! Его все тут знают, и все очень уважают и ценят. А ты-то тут при чем?
— Я его жена.
Снег по-прежнему скрипел под ногами, а голосов я больше рядом не слышала. Только через три-четыре минуты я услышала, как вдогонку мне прокричали:
— Уж вы простите нас! Мы вас не узнали. Мы далеко будем идти, не бойтесь! Мы проводим вас до самого дома, чтобы вас никто не обидел! Извините нас!
Я не оглядывалась, а голоса долго ещё раздавались:
— Идите! Извините нас!
Пришла домой, ноги трясутся от испуга. А тут тепло, уютно, самовар кипит. Володя с Коленькой нянчится, а малыш уже ручонки протягивает. Я рассказала всем о заступничестве святителя Николая. Это он надоумил меня сказать озорникам о его храме, об отце дьяконе. Сказано в Священном Писании так: «Призови Меня в час скорби, и Я услышу тебя, и ты прославишь Меня».
