Фридрих Риттельмайер - Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании
Третий метод, о котором мы не станем здесь говорить подробно — это спорт. Конечно, между спортом и спортом существует много большее различие, чем думает любитель, для которого все виды спорта сливаются в «олимпийские» состязания современности. И свободный от предрассудков человек не может отрицать, что бывают спортивные упражнения, благодетельные для воспитания самодисциплины и уверенности в себе, черпающие из воли силу, быстроту, подвижность, выносливость. Но все это не идет дальше ограниченной телесной закалки и общего воспитания души, что отчетливо видно по тому, как некогда великие спортсмены впоследствии большей частью растворяются в будничной жизни, не совершая в ней ничего значительного. Кроме того, в настоящее время заметна тенденция недооценивать неблагоприятные побочные воздействия спортивной сферы — честолюбие, погоню за сенсацией, страсть к рекордам, показуху, бездуховность. Лучшее, что делает для души спорт в том виде, в каком он сегодня практикуется, это общее воспитание человечества к порядочности в отношении соперника, к самообузданию общепринятыми правилами, к оглядке на других в жизненной борьбе. Необходимо, чтобы в отношении спорта, идущего с Запада, Центральная Европа демонстрировала не стыдливое подражание, но разумную критичность в отыскании истинного места этой сферы в развитии человечества. Тогда можно будет в совершенно другой атмосфере говорить о том, что достижение телесных целей, делая достигнутое очевидным, придает уверенность человеческой воле, что телесная подтянутость и крепость создают совершенно иную основу для волевой жизни.
Мы стремимся к воспитанию воли, происходящему изнутри. Рудольф Штайнер рекомендовал в этом смысле простое упражнение: в ближайший день предпримите что‑нибудь вполне определенное, но диктуемое не распорядком дня, а совершенно свободной волей. Например: завтра в семь вечера я возьму с моего заваленного стола книгу и поставлю ее на место в шкафу. Предприятие может быть, на первый взгляд, и сумасбродным, например: в семь вечера я высуну руку из окна. Подобные бессмыслицы даже предпочтительнее, потому что поступок не испытывает никакого давления ни извне, ни со стороны разума, а напротив, полностью исходит из свободной воли. Можно заметить, как благодаря таким скромным упражнениям, если добиться, чтобы они в свой час сами подавали о себе весть из бессознательного, приходит переживание царственной силы свободной воли. Переживание небольшое, но обвеянное предчувствием отдаленного будущего человечества.
В другом месте Рудольф Штайнер советовал бороться с дурной привычкой забывать, куда положена какая‑либо вещь, но бороться не обычным способом, когда ее регулярно кладут на то же место, а как раз наоборот: постоянно сознательно класть ее в разные места и стараться запомнить, где она находится. Вне всякого сомнения, в психиатрии будущего подобные простые средства обнаружат много более глубокий лечебный эффект, чем принято считать сегодня.
Есть у нас и еще одна цель. Для начала весьма полезно представить себе в душе различные виды воли. Существует сильная воля, которая способна энергично пробиться сквозь препятствия, но легко ослабевает, и существует долгая воля — выражение принадлежит Ницше, — которая на протяжении продолжительного времени преследует свою цель и растет под воздействием неблагоприятных обстоятельств. Бывает воля подвижная, гибко приспосабливающаяся к различным положениям, и воля косная, не способная менять свои средства. Есть воля осознанная, живущая в ярком свете познания, и неосознанная, о которой мы сами ничего не знаем, хотя она властвует нашими поступками. Есть воля привычки, действующая на основе приобретенных обучением или унаследованных душевных комплексов, и воля оппозиционная, постоянно встречающая общепринятое в штыки. Есть воля коллективная, которая очень сильна в индивиде, если он знает, что разделяет ее с другими, и воля экстравагантная, которая теряет всякую радость от самой себя, если кто‑нибудь другой одобряет предмет ее стремлений. Есть воля прямая, идущая к своей цели кратчайшим путем, и воля «кривая», осуществляющая свои намерения в обход. Есть воля, ориентированная на внешний мир, не задумывающаяся о том, что нужно добиваться чего‑то внутренне, и воля, ориентированная на внутренний мир, охотно оставляющая все внешнее без перемен, если это способствует достижению внутренних целей. И так далее, и так далее. Сначала нам нужно научиться видеть, что в этой области есть все что угодно. Тогда мы внутренне сумеем лучше понимать самих себя. Главная опасность для воли — стать бездуховной, продолжать действовать в полную силу, даже если воззрения, из которых она родилась, подлежат изменению. Воля бездуховна и тогда, когда не основывается на глубоком понимании. В особенности бездуховны два заблуждения, в какие, как можно обнаружить, воля впадает чаще всего, — материализм, или эгоизм, или то и другое сразу. В первом случае она придает слишком большое значение земному в мироздании, во втором случае — единичному «Я». Все те же ариманические и люциферические заблуждения, какие мы встречали повсюду. Идеал — сильная и долгая воля, во всякое мгновение свободно предоставляющая себя в распоряжение человека, подвижная во всякой ситуации и в то же время постоянно мобилизованная ради высоких целей.
Мы обретем ее, если сознательно вглядимся в нечеловеческие силы супостата, если наперекор им примем в свою волю цели Христовы, если будем смотреть на Христа как на образец. Так мы с должным размахом исполним мировой закон, гласящий: воля возрастает на великих целях, на великих примерах, на великих препятствиях.
Среди людей самая могучая из сил супостата зовется злом. Но в сегодняшнем христианстве «грех» рассматривается почти исключительно в аспекте прощения. Сколь ни справедливо все, что об этом говорят, есть и другой взгляд на зло, в котором открываются последние глубины и высоты христианства. Зло понимается как сила, необходимая для становления добра. Где нет зла, строго говоря, нет и добра. Зло должно возрасти до полного своего величия и ужаса, чтобы тем самым до полной своей силы и величия возвысилось добро. И если удастся внутренне противопоставить злу превосходящую силу добра, тогда станет возможно преобразить это зло. Тогда сила сопротивления претворится в тем большую силу божественного добра. Кто познал зло во всей его противобожественности, тот глубочайшим образом познал Бога. Кто прочувствовал зло во всей его отдаленности от Бога, тот лучше всех знает, что такое любовь. В том, кто в мятежном упрямстве горячо возжелал зла, могут раскрыться огромные силы для совершения добра. Так зло окажет развивающее действие на дух, чувства и волю человека.
Апостол Павел не раз затрагивал подобные мысли. Иные вопросы, возникающие отсюда, он отметал словами: «И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим? Праведен суд на таковых» (Рим., 3: 8.). Последнее его решение таково: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим., 12: 21). К таким выводам Павел мог прийти лишь благодаря тому, что он видел во Христе, — превосходство добра над злом, все более мощное откровение добра в ответ на зло, преодоление зла посредством добра — как, например, в душе Иуды и в душе самого Павла.
Именно манихеи — в контексте того, что персы изображали как борьбу света против тьмы, — стали смотреть на зло с этой действенной позиции и тем подготовили далекое будущее человечества, когда такое христианство однажды одержит верх. Согласно Рудольфу Штайнеру, произойдет это на основе, которая заложена прежде всего в духовном существе русского народа.
Однако уже сегодня пришло время людей, которые смотрят на мир зла с высоты такого духовного величия и видят в нем не просто что‑то не имеющее право на существование или подлежащее прощению, но некий мир, где как бы погребены и необозримая полнота глубочайшего богопознания, и могучая любовь к Богу, и героическое богослужение. Здесь нужны неустрашимый взгляд прямо в глаза злу в его крайней чудовищности, и твердая уверенность, прочно основанная на превосходстве добра над злом, и героическая решимость, которая перед лицом злобы не только, как в прошлые времена, взыскует «теодицеи», «богооправдания», но берет это «богооправдание» в свои руки и осуществляет собственными делами, отвоевывая добро у самого зла. Такие люди, поставленные средь царства зла, чувствуют себя на своем месте. Они знают, что именно там необходимы энергичные борцы за добро. Оне не жаждут для себя внешне покойного мира и тихого «счастья», пока человечество выглядит так, как теперь. Даже если успех на первый взгляд невелик, они формируют собственную деятельность как участники божественного преодоления зла.
