Вальмики - Рамаяна
Глава 12. Плач царя Дашаратхи
Жестокие слова Кайкейи пронзили сердце царя острой болью и горем, он подумал: “Это сон или разум мой помутился? Нависла страшная беда или эта тревога из-за какой-то болезни?”
Занятый своими мыслями, он не мог уловить смысла слов Кайкейи и упал без чувств. Придя в себя и весь дрожа, он вспомнил слова царицы, и погрузился в бесконечную печаль, подобно оленихе, увидевшей тигра. Тяжело дыша и сидя на земле он напоминал ядовитого змея, оказавшегося в кругу силою заклинаний. В негодовании он крикнул: “Стыдно!” — и снова в муках потерял сознание. Медленно придя в себя, монарх оказался добычей беспредельного одиночества, и в гневе, который жег его, как огонь, обратился к Кайкейи:
О злобная разрушительница династии, чем обидели тебя я или Рамачандра? Какое несчастье, что я привел тебя в этот дворец! По невежеству я принял тебя за дочь царя, но ты оказалась ядовитой змеей! Весь мир прославляет добродетели Рамы; разве я был столь расстроен, даже когда отверг любимую Каушалью и удачливую Сумитру? Нет, я никогда не изгоню Раму, которого родил, моего самого дорогого сына! Счастье мое полно, когда я вижу своего первенца. Когда бы он ни сокрылся с моих глаз, жизнь теряет для меня всякий смысл. Мир будет существовать без солнца и урожай родится без дождей, но я не смогу жить вдали от Рамы. Довольно, оставь эту злобную затею, о грешница! Как ты могла задумать столь губительный план, о негодная!
Без сомнений, ты хочешь узнать, люблю ли я Бхарату, но я помню, что прежде ты говорила о Рагхаве: “Он — мой старший сын, он красив и лучший среди верных своему долгу”. Такие сладкие речи ты прежде говорила мне в угоду, не забывай! Услышав, что ты пребываешь в печали, я глубоко обеспокоился; злобный дух посетил тебя, пока ты была одна в своих покоях. Твой зловещий замысел — это бедствие для рода Икшваку, о прозорливая. Никогда еще ты не была несправедливой или не желала порадовать меня, о царица с большими глазами. Я не верю, что сейчас ты поступаешь столь ужасно. Разве Рагхава не дорог тебе так же, как великодушный Бхарата, как ты часто говорила, дорогая моя? Неужели ты хочешь, чтобы добродетельный Рама, такой благородный, четырнадцать лет прожил в лесу, о дорогая моя жена? Сын мой, всегда верный своему долгу, выросший во царском дворце — неужели ты хочешь, чтобы он жил в ужасном лесу? Этот чарующий Рама, всегда почтительный к тебе — неужели его изгнание доставляет тебе радость, о прекрасная царица? Рама всегда был к тебе еще более внимателен, чем Бхарата, и я никогда не замечал, чтобы ты как-то различала их. Никто в этом мире не выразит тебе такого уважения, повиновения и почитания, как этот тур среди людей. У нас тысячи слуг и служанок, но ни один из них ни разу ни в чем не упрекнул Рагхаву; искренняя душа, он доброжелателен ко всем живым существам и примиряет их своими мудрыми решениями, это тигр среди людей, питающий любовь ко всем.
Этот герой, потомок династии Рагху, своей добродетелью покорил подданных, дваждырожденных — своей щедростью, духовных наставников — послушанием, а врагов — могуществом своего лука. Благость, щедрость, аскетизм, отречение, любовь, чистота, честность, благоразумие и повиновение своим гуру — все это достоинства Рагхавы. О царица, ты подобна богине, неужели ты желаешь зла верному Раме, напоминающему великих риши? Я не помню, чтобы сладкоречивый Рама когда-нибудь произнес резкое слово; могу ли я в угоду тебе дать ему столь безжалостный приказ? Что будет со мной без него, отмеченного аскетизмом, отречением, благостью, чувством долга и жалости? Я стар, о Кайкейи, мой конец близок, я страдаю, нет никого несчастнее, пожалей же меня! Земля, омываемая морями со всеми ее богатствами будет принадлежать тебе, но не толкай меня на край темной смертельной бездны! Со сложенными ладонями, о Кайкейи, я в поклоне касаюсь твоих стоп, даруй прибежище Раме, нетронутому грехом!
Великий царь плакал и продолжал стенать, обезумев от горя и дрожа в невыносимых муках, но жестокая Кайкейи отвечала ему безжалостно:
Если, дав слово, ты сожалеешь, доблестный монарх, то о какой жестокости ты можешь говорить? Что ты ответишь великим риши, когда они спросят тебя об этом, о добродетельный? “По милости Кайкейи я остался жив, но я нарушил данное ей слово”, — вот что ты скажешь. Ты несомненно станешь клеймом знаменитой династии Икшваку, если дав мне обещание, сегодня не исполнишь его. В истории стервятника и голубя царь Шивья отдал свою плоть во исполнение данного обета; Аларка выколол себе глаза и достиг вершин! Дав слово богам, Сагара, чьи границы были крепки, не выходил в море. Помни об этих случаях и не отказывайся от своего слова. О бесчувственный, неужели ты, поправ истину, возведешь Раму на трон и в конце жизни будешь наслаждаться с Каушальей? Будь то справедливо или нет, хорошо или дурно — ты не в силах отречься от своего слова. Если Рама будет коронован, я в тот же миг приму яд и умру у тебя на глазах. Смотреть, как мать Рамы пользуется всеобщим почитанием? Нет! Уж лучше умереть! Клянусь Бхаратой и собственной жизнью, о лучший среди людей, кроме изгнания Рамы меня ничто не удовлетворит.
Сказав так, Кайкейи замолчала, безразличная к стенаниям царя. Монарх от бездушного и жестокого ответа Кайкейи, требовавшей изгнания Рамы в лес и коронации Бхараты, онемел на мгновенье. Взволнованный, он пристально смотрел на возлюбленную царицу, чьи слова причиняли ему такую боль. Эта жестокая и грозная речь ранила его сердце и лишила надежды на счастье. Обдумывая решимость царицы и страшась обета, который она дала, он издал глубокий вздох и упал, как подрубленное дерево.
Чувства его были в замешательстве, как у безумца, черты исказились, как у больного, лишенного сил, или как у змеи, оцепеневшей силою заклинаний. В таком состоянии пребывал монарх. С презрением в голосе он обратился к Кайкейи:
Кто навязал тебе этот злобный план, убедив, тебя в его пользе?
Ты говоришь, словно одержимая злым духом; тебе не стыдно? Я не знаю, кто извратил тебя, но вижу, что ты не в себе. Чего ты страшишься, что пробудило в тебе такое желание? Ты требуешь коронации Бхараты и изгнания Рамы в лес!
Отставь этот злобный замысел, если сердце твое ищет блага твоему мужу или Бхарате и всему миру. Отвратительная негодяйка, что тебе за радость в таком злодеянии? В каком грехе, в какой ошибке ты упрекаешь Раму или меня? Бхарата не сможет занять трон без Рамы, но при поддержке Рамы, по-моему, он законно обретет величайшее могущество. Как я могу сказать Раме: “Уходи в лес!” — и смотреть ему в лицо, потускневшее и пораженное, как луна во время затмения? Как отменю я это решение, принятое на совете с моими министрами и друзьями, которые желают мне добра, и вызову тем самым смущение и растерянность, словно при неожиданном нападении врага? “Почему ты не коронуешь юного потомка Икшваку?” — спросят цари, съехавшиеся сюда со всего света. Что я отвечу старейшинам, исполненным добродетели и почета, когда они спросят меня о том, где Какутстха? “Я сослал его по настоянию царицы Кайкейи!” Если я скажу эту правду, люди сочтут меня лжецом. Что скажет Каушалья, когда Рагхава уйдет в лес? Что я ей отвечу, нанеся такую рану? Каушалья, выразившая рабскую преданность мне и пользовавшаяся моим доверием, не только моя супруга, это моя сестра и мать, которая всегда желала мне блага, которая родила мне столь дорогого сына и которая никогда не обращалась ко мне иначе чем со сладкими словами. Из-за тебя я никогда не оказывал ей милости, которой она заслуживает; теперь я страдаю за доброту к тебе, подобно калеке, который наелся риса с испорченным соусом. Какое доверие ко мне будет у Сумитры, когда, ошеломленная, она увидит оскорбительное изгнание Рамы в лес? Увы! Вайдехи умрет, если я причиню ей такую боль, подобно нимфе, которая, лишившись мужа, рассталась с жизнью на гималайских склонах. Нет, я не в силах пережить горе Вайдехи, которая увидит Раму, изгнанного в великий лес! Оставшись вдовой, наслаждайся царством со своим сыном! Я думал, ты добра, но теперь я вижу твою черноту, ты подобна прекрасного цвета вину, смешанному с ядом! Увы, убедительными и вероломно сладкими словами, ты погубила меня, словно оленя, который поверил медоточивому голосу охотника. Люди непременно скажут про меня: “Он неблагороден, раз он продал своего сына!” Они будут сторониться меня на улицах, словно хмельного брахмана! Горе мне! Горе мне, твои вероломные слова обрушили на меня бедствие, словно искупление прежде свершенного преступления. Долгое время, о негодная, я по глупости и невежеству покровительствовал тебе, словно веревке на моей шее, которая удавит меня. Я играл с тобой, словно со смертью, и ласкал тебя, как детеныша ядовитой гадюки во тьме. Мир живых осудит меня, лишившего моего великодушного сына наследства. “Ах, — скажут они, — какое еще безрассудство совершит царь Дашаратха в своей безумной страсти, и еще к такой неверной женщине, если он сослал своего любимого сына в лес?” Изнуренный изучением Вед, соблюдением обета брахмачари, служением гуру, мой сын, когда судьба уже сулила ему счастье, будет снова терпеть лишения. Ему нечего будет ответить мне, когда я скажу: “Уходи в лес!” Он скажет: “Быть тому!” Я был бы счастлив, чтобы сын ослушался моего приказа, но дорогое дитя мое, он никогда не сделает этого! Весь мир проклянет меня, когда Рама уйдет в лес и, отвергнутого всеми, Мритью заберет меня в обитель смерти. Когда я умру, и Рама, этот тур среди людей, уйдет в лес, какое зло ты причинишь тем, кто дорог мне, оставшимся без защиты? Утратив меня, Раму и двух других моих сыновей, не в силах вынести этих мук, Каушалья последует за мной в погребальный костер. Будь счастлива, низвергнув Каушалью, Сумитру, меня и моих сыновей в ад!
