Джордж Макдональд - Донал Грант
— Не совсем, — ответил Донал. — Но я и сам заметил в замке нечто необычное.
— Неужели? — воскликнула мисс Грэм, и глаза её изумлённо расширились. — Вы что–то видели?
— Нет, видеть не видел, — признался Донал. — Только слышал. Вечером того самого дня, когда я поселился в замке, я слышал звуки какой–то далёкой музыки, слабые, но очень приятные.
Брат с сестрой переглянулись.
— Я встал и ощупью начал спускаться по винтовой лестнице — потому что живу на самом верху северной башни, — но внизу сбился с пути, вынужден был сесть на ступеньки, чтобы дождаться утра, и тут до меня ещё раз донеслась та же самая музыка, и ничуть не ближе, чем раньше. Больше я ни разу не слышал ничего подобного и никому об этом не говорил. Но, наверное, нет ничего страшного в том, что я вам об этом рассказываю. Вы–то уж, по крайней мере, не станете распускать про замок новые байки, так что за его репутацию мне бояться нечего. Как вы думаете, может быть, эти звуки издаёт какой–то инструмент? Я слышал, леди Арктура прекрасно играет, но что–то мне подсказывает, что «средь мёртвой беспредельности ночной» она вряд ли стала бы садиться за рояль.
— Ночью, когда звуку ничего не мешает и ничто его не заглушает, он может разноситься довольно далеко, — задумчиво произнёс мистер Грэм.
— Всё это так, Гектор, — сказала его сестра, — но ты прекрасно знаешь, что мистер Грант не первый и не последний, кто слышал эту странную музыку.
— Ясно одно, — отозвался он. — К картёжникам в потайной комнате она не имеет никакого отношения. Все, кто её слышал, говорят, что на пьяную пирушку это не похоже.
— А вы уверены, что вместе с этой буйной компанией в комнате не заперли, скажем, скрипку? — предположил Донал. — Если даже ни один из них не умел играть тогда, в самом начале, времени для того, чтобы научиться, у них было предостаточно. То, что я слышал, больше всего походило на звуки призрачной скрипки. Это явно были струны, но, признаться, я ещё ни разу не слышал ничего подобного, разве что кое–какие столь же необъяснимые звуки у себя в горах.
Они ещё некоторое время говорили об этом непонятном происшествии, неспешно расхаживая по саду. Солнце жарко припекало им головы, а трава приятно холодила ноги.
— Тут поневоле обрадуешься, что замок не передаётся по наследству вместе с титулом, — сказала мисс Грэм с несколько принуждённым смешком.
— Почему? — спросил Донал.
— Потому что случись что–нибудь с графом и его наследниками, титул перейдёт к Гектору, — объяснила она.
— Тут я с сестрой не согласен! — сказал мистер Грэм, смеясь гораздо более искренне. — Титул без соответствующего дохода никуда не годится. Я даже не собираюсь выправлять себе новые бумаги. Ни один разумный человек не станет претендовать на благородное имя, если у него нет средств поддержать семейную респектабельность.
— Неужели мы дожили до того, что самые древние титулы в стране должны полагаться на деньги, чтобы не потерять всеобщее уважение? — воскликнул Донал. — А мы–то, крестьяне, живём себе в тишине, читаем старые книги и знать не знаем о таких новых веяниях! Ну скажите, если бы какой–нибудь нынешний миллионер–заимодавец купил себе замок Арундель, неужели вы уважали бы его так же, как нынешнего графа?
— Нет, — ответил мистер Грэм. — Признаюсь, тут вы действительно правы. Но по–моему в вашей логике всё же есть кое–какой изъян, — задумчиво добавил он.
— Не думаю. Если без денег титул ничего не стоит, значит, деньги выше титула! Если бы я был Лазарем, — продолжал Донал, — и унаследовал титул, то непременно бы им воспользовался, хотя бы для того, чтобы преподать урок кичливому богачу. Мне больно думать о том, что честь должна рабски следовать за богатством. Вы можете подумать, что я говорю так оттого, что беден и, наверное, всегда буду беден, но если я себя хоть сколько–нибудь знаю, то причина совсем не в этом. Ведь, в принципе, титул — сущий пустяк, и если бы вы не хотели им пользоваться по какой–то иной причине, а не только из–за потворства маммоне, я вообще ничего бы не сказал.
— Что до меня, — сказала мисс Грэм, — у меня к деньгам только одна претензия: они никак не хотят попадать ко мне в руки. Уж я–то бы смогла как следует ими распорядиться, без всяких злоупотреблений!
Донал ничего не ответил, а лишь бросил на девушку взгляд бесхитростно–наивного удивления и чистой жалости. Говорить ей что–то было без толку. Приведи он самые убедительные доводы на свете, маммона всё так же остался бы восседать на прежнем месте! Донал уже заметил, что Сам Господь почти никогда не старался склонить на Свою сторону людской разум.
Чтобы увидеть какой–либо предмет во всей его полноте и взаимных связях с остальным миром, человеку непременно нужно познать его на деле. Если истина вошла в человеческую душу, душа способна увидеть и узнать её; однако творя истину, она делает первый возможный и почти что самый последний необходимый шаг к тому, чтобы её понять.
Мисс Грэм поймала на себе взгляд Донала и, должно быть, поняла его значение, потому что лицо её густо покраснело, и дальше разговор у них не клеился. Поскольку дневная работа Донала уже закончилась, он остался к чаю, а потом вместе с мистером Грэмом обошёл все хозяйственные постройки. Тут он показал недюжинные познания и завидную практическую смётку, и вежливый хозяин вскоре решил, что с мнением нового знакомого вполне стоит считаться, как бы кто ни относился к его причудливым фантазиям.
Глава 24
Стивен Кеннеди
Кроме утешений незримого мира, в котором постоянно жила душа Донала, — вечного мира, чьи двери открыты для тех, кто молится, — у него были и другие радости: общество дорогих ему книг, возможность слагать свои помышления в стройные звуки стихов в возвышенном уединении своей башни, и частые беседы с сапожником и его женой. Пока Донал ничего не говорил старикам о том, что происходило в замке, потому что крепко усвоил урок, преподанный ему этим мудрым философом колодки и голенища. Но каждый раз он уносил из скромного домика новые, ещё более драгоценные уроки. Человек, понявший что–то благодаря своим усилиям, обретает свободу в мире человеческого труда. Если у кого–то нет собственного опыта, то и опыт другого человека останется для него закрытой книгой. Неясные и туманные убеждения, подымавшиеся в душе Донала, быстро обретали вескость и форму, когда он обнаруживал, что его новый друг думает точно так же.
Постепенно он начал проводить всё больше и больше времени с Дейви, и вскоре они так сблизились и подружились, что иногда Донал позволял мальчику сидеть у себя в комнате даже тогда, когда писал стихи. Когда же настало время запасать на зиму топливо, он сказал своему ученику:
— Знаешь, Дейви, когда настанет зима, тут наверху нам с тобой понадобится хороший огонь. Ночи будут длинные, тёмные, а зимой тьма ничуть не легче холода. Симмонс сказал, что я могу взять себе сколько угодно угля и дров. Ты поможешь мне притащить всё это наверх?
Дейви тут же вскочил на ноги, готовый хоть сейчас побежать вниз по лестнице.
— И потом, я не смогу учиться, если буду мёрзнуть, — добавил Донал, который уже не так хорошо переносил холод, как в прежние времена, когда ему постоянно приходилось бывать на открытом воздухе.
— А вы что, тоже учитесь, мистер Грант? — полюбопытствовал Дейви.
— Конечно, — ответил Донал. — Если хочешь что–то понять, надо терпеливо над этим сидеть, раздумывать, вынашивать — как наседка сидит на своих яйцах! Слова — это как скорлупа, облекающая мысли–яйца, из которых потом вылупляются истины, и чтобы как следует их высидеть, мне иногда приходится заучивать кое–что наизусть. Например, я решил, что попробую за зиму выучить Евангелие от Иоанна по–гречески.
— Оно же такое длинное! — воскликнул Дейви.
— А ты только представь себе, каким я стану богачом, когда уложу его у себя в голове! — сказал Донал, и Дейви задумался.
Они начали таскать наверх топливо. Донал носил уголь, Дейви — дрова. Но вскоре Донал решил, что это занимает у них слишком много времени, и начал раздумывать, как бы сделать всё побыстрее. Поэтому уже в следующую субботу, когда уроков не было, он направился в ближайшую рыбацкую деревушку, мили за три от замка, и приобрёл там прочный деревянный брус, железный блок и большой моток каната. Брус он просунул в отверстие в каменном парапете башни, как следует закрепив его на крыше, насадил блок на конец, торчащий снаружи, продел в него канат. Прикрепив к канату крюк, он спустил его вниз, окликнул Дейви, и ещё через минуту ведро с углём, медленно поползло наверх. Эта сторона крыши находилась как раз над тем углом двора, где высилась угольная куча, и Дейви мог легко наполнять из неё спущенное вниз ведро. «Осторожнее, Дейви!» — непременно предупреждал Донал, и под восторженные возгласы мальчика ведро плавно поднималось на самую крышу. Там Донал опустошал его и тут же снова опускал вниз, готовое для нового груза. Когда ему показалось, что угля уже достаточно, они принялись за дрова.
