Павел Евдокимов - Женщина и спасение мира
В противоположность этому любой атеизм содержит в себе некое семя глубочайшей горечи и обнаруживает характерную для него "мужественность" на фоне атрофии религиозного чувства зависимости от Отца, ощущения Божественного отцовства, то есть того переживания, которое дано женщине как Благодатный дар. Разве воинствующий атеизм с самого начала не был отмечен духом издевательства над тайной Девы-Матери (еврейские и языческие легенды о женщине Марии, подхваченные нынешними материалистами)? Между тем источник всякой морали находится именно в материнском начале: чистота, самопожертвование, защита слабых. В своем этическом учении Кант порывает с трансцендентным и ставит Бога в один ряд с другими постулатами; он считает любовь, с логической точки зрения, "чувственной и патологической привязанностью", потому что любовь иррациональна и не подчиняется воле; таким образом Кант становится на "мужскую" позицию.
Среди последователей Канта нет истинных женщин; напротив, интуитивистская философия и эмоциональное познание (Паскаль, Бергсон, Кайзерлинг, Макс Шелер) нашли среди женщин широкий отклик. Выдающиеся представители христианства поразительно контрастируют друг с другом: суровый, мужественный Кальвин и, с другой стороны, св. Франциск Ассизский, прозванный Stella matutina (звезда утренняя), тот, кто mortem cantando suscepit (встретил смерть пением); или преп. Серафим Саровский, "ангел света", о котором Божья Матерь сказала, что он — "нашего рода". Или же блаженный Августин: такой жесткий по отношению к женщине, которая разделила с ним жизнь, такой отвлеченный в своем трактате о браке и любви, который хорошо отражает эпоху патриархата и, что весьма симптоматично, впервые содержит учение о предопределении. Если Кант иронизирует, говоря о любви, то Августин полон сарказма по отношению к оригенистам своего времени, которых он называет "милостливыми". В слишком "мужественном" представлении о Боге всегда будет подчеркиваться Его абсолютная справедливость и самовластие — в ущерб милосердной любви; и тогда человек становится предметом этой абсолютной власти Бога. Монотеистические религии, такие как воинствующий ислам или иудаизм в его узкоортодоксальных течениях, являются поразительными примерами этой чрезмерной мужественности. В противоположность этому материнская нежность, порожденная почитанием Богородицы, вносит в христианский гуманизм совершенно особую ноту мягкости и объясняет происхождение женской чувствительности у великих мистиков. Достаточно посмотреть на Владимирскую икону Божьей Матери (XII в.), чтобы понять, что вносит в религиозное чувство женственность Первообраза: здесь нет никакой чувственной или слащавой ноты, никакой сентиментальности, но это, быть может, совершеннейший религиозный образ, человеческий лик, взгляд которого сродни взгляду Бога-Отца на иконе Троицы Рублева. Языки иконы и богослужения каждый по своему учат, что Божественному отцовству отвечает человеческое материнство.
Художественная чуткость, космическое и соборное чувство и глубоко мистический подход к жизни составляют специфически "женские" черты русского духа. На своих вершинах русская литература показывает, что именно русская женщина представляет человеческий тип в своей полноте, — больше, чем русский мужчина. В советских романах, читая между строк, можно уловить, что русская женщина остается главной опасностью для "бесчеловечных" марксистских структур. Женщина —хранительница нравственных и религиозных ценностей. Два первых русских святых, канонизированных Церковью — благоверные князья и страстотерпцы Борис и Глеб, — прославляются за чрезвычайно русскую форму непротивления злу. Если в открытом бою зло почти всегда одерживает верх, то при терпеливом сопротивлении со временем зло как бы стирается. Если мужчина ожесточается против страдания, то женщина поддается ему, а ведь выживает именно тот, кто лучше его переносит. Мудрость одной древней цивилизации, не принадлежащей к типу мужественных, возвещает устами Лао-Цзы: "Тот, что мягче, берет верх над тем, что тверже: вода над скалой, женское начало над мужским". Точно так же и Христос выражает духовный принцип, когда говорит: "Я кроток и смирен сердцем" (Мф. 11.29); Он отвергает мужское решение вершить дела при помощи меча, так же как отбрасывает три искушения в пустыне, и выбирает принесение Себя в жертву — образ Агнца, ведомого на заклание. Для мужчины жить — это завоевывать, бороться, убивать; для женщины — рождать детей, поддерживать, охранять жизнь, отдавая себя. Мужчина отдает себя, чтобы одерживать победу; женщина спасает, принося себя и в жертву и в дар. Мужские, прометеевские цивилизации взлетают, как метеоры, и быстро гаснут, как, например, Римская. Восточные цивилизации, несмотря на сложные исторические формы и противоречивые фазы внутреннего развития, в целом отводят больше места женским жизненным ценностям, поэтому историческое существование длится очень долго2.
• 5 • "Ева" в точном смысле слова означает "жизнь", но тот, кто с пророческой прозорливостью дал это имя, имел в виду нечто большее, чем простое биологическое продление рода, большее, чем "печать обещанной благодати", большее, чем предвидение того, что из этого рода произойдет "царица в Офирском золоте" (Пс.44.10). Биологическое соответствие жизни вида отражает духовное соответствие вечной жизни. Второй Евой III Вселенский собор провозгласил Богородицу. Та, Которая рождает Предвечного Бога, Которая дает жизнь Живущему в человеческом. Сама обретает бессмертие. В этом великом смысле Ева была
Индия и Китай тоже пережили переход от матриархата к патриархату. Фактически, они пережили многие цивилизации. Было бы особенно интересно изучить Индию, так как ее последняя эволюционная фаза (до или в период столкновения с Западом) отмечена новым появлением древних женских символов тантризма. Доктрину шакти [супруги бога] можно рассматривать как своего рода индийскую софиологию.
Теперь понятно, почему именно женщина получает обетование спасения: к женщине обращена весть Благовещения, женщине прежде всего является воскресший Христос и "жена, облеченная в солнце" (Откр.12.1) есть образ нового Иерусалима. Библия делает женщину религиозным принципом человеческой природы. Она - уста человечества, которыми смиренное fiat ("Да будет мне по слову твоему") рабы Господней отвечает на творческое fiat Небесного Отца; она является этим свободным "да" всего человечества, которое полагается в дело Воплощения как его необходимое человеческое основание.
Божественному отцовству как определяющему сущность Бога, Который рождает Сына и от Которого исходит Дух Святой, прямо отвечает женское материнство как религиозная особенность человеческой природы. Богочеловеческая тайна совершается в anima; именуемая в богослужении "Храмом предвечной славы", Пресвятая Дева, которая "пространнее небес", является образом Вселенной, содержащей Невмес-тимого. Со своей стороны, праведный Иосиф Обручник представляет отцовство мужчин: перед тайной он весь — молчание; он проходит по страницам Евангелия, не произнося ни единого слова. Слово, ставшее Плотью, есть чадо мужского молчания и женского "да будет". Карл Барт замечательно это уловил (в "Очерке догматики"): "Рожденный от Девы Марии... Человек мужского пола исключен. Он не играет никакой роли в этом рождении, которое является своего рода судом Божиим над ним. Человеческое действие и инициатива не принимают здесь никакого участия. Однако вообще человек — как человеческое существо — не исключен: это Пресвятая Дева. Человек же мужского рода, в своей специфической роли участника и творца человеческой истории, в своей ответственности возглавителя вида, оказывается отодвинутым на задний план, как это показывает чисто пассивная фигура Иосифа. Таков ответ христианской веры на проблему женщины: именно женщина находится на первом плане, а точнее дева. Пресвятая Дева Мария..."
• 6 • Литании Лоретты [молитвы в Лореттском монастыре, обращенные к Лореттской Божьей Матери] называют Пресвятую Деву "Утренней Звездой". Это было имя Люцифера — Денницы; согласно мысли, часто высказываемой святыми отцами. Денница, утренняя звезда, был самым близким к Богу существом, Его alter ego, и именно эта приближенность объясняет его стремительное падение: он вожделел быть как Бог. Пресвятая Дева занимает его место, и поэтому литургически Она воспринимается как Глава ангельских сил. Светящийся центр небесных сводов, готовый окунуться в яркое полуденное солнце, — вот космический образ, который точно описывает женщину в ее сущности. И эта утренняя свежесть нам говорит еще и о целомудрии. На греческом языке sophrosune означает целостность, интегрированность: это религиозный принцип ее способности к объединению. Одна древняя литургическая молитва содержит обращение к Богородице: "Твоею любовью свяжи мою душу", — то есть сделай меня внутренне согласным, соединение различных психических состояний преврати в единство, в душу. В силу своей религиозной структуры женщина является этим актом животворной интеграции, и она лишь одна способна противостоять тому разрушению и обесчеловечению, в которые все более замыкается современный мужской дух. Именно в этом смысле надо понимать слова Бердяева, когда он говорит о "бесконечно значительной роли" женщины, которая "займет преобладающее место в истории завтрашнего дня..., в религиозном пробуждении нашего времени".
