Тихон (Агриков) - У Троицы окрыленные
Он был пономарем в Троицком соборе, ставил свечи у священной раки. И вот однажды утром чредной иеромонах приходит служить молебен Преподобному и видит, что пономарь Никодим стоит на своем месте и улыбается. «Все ли в добром здравии?» — спрашивает иеромонах Никодима. «Все, слава Богу», — весело отвечает Никодим. Немного погодя иеромонах видит, что пономарь-то другой, а совсем не Никодим. И говорит: «Брат, а где Никодим? Ушел, что ли?» — «Нет, батюшка, Никодима-то совсем нынче не было». — «Да как же? — удивляется священник, — Ведь я только что его видел и с ним разговаривал». Почувствовали что-то неладное. Пошли в келию отца Никодима. Открыли, а он лежит недвижим, да уже и похолодевший. Ужаснулись и прославили Бога, что. Господь, знать, и по смерти ведет души наши на наше прежнее служение.
* * *Легко высится крест на могиле иеродиакона Даниила. Большой, высокий, красивый. Другие крестики могильные как-то ниже, меньше и его. Оградка, маленькая скамеечка и холмик могильный, на котором лежат поверженные, увядшие цветы… Покойся, наш дорогой и милый собрат! Не потеряна твоя золотая молодая жизнь. Твоя жертва чтится. Геройская святая жертва принята Господом. И цвет благоухающей молодой жизни, если и завял на твоей могилке, посвежеет там, где вечная прохлада рая, где молодость так нежна и благородна, где глас хвалы неумолкаемо звучит Всеблагому Богу в вечных гимнах небесной любви…
Вот будто все написал, что помнил об иеродиаконе Данииле, и даже закончил маленьким стишком. Но вдруг память обновила еще один случай, связанный со смертью отца Даниила. Придется о нем написать. Ведь я пишу не что-либо такое ученое да складное, а Воспоминания. Вот и вспомнился довольно интересный случай.
Отец Даниил, как я уже писал, умер рано утром, в четыре часа по местному времени. Все это хорошо запомнили. Спустя неделю из Пюхтицкого монастыря приезжает монахиня Сергия (Голубцова). Приезжает в Лавру Сергия Преподобного, не зная ничего о смерти отца Даниила. Она раньше жила около Лавры и была с ним знакома. Как старая монахиня, она давала юному иеродиакону много добрых советов. И вот, когда ей сказали о скоропостижной смерти отца Даниила, она побледнела. Потом, что-то соображая, тихо промолвила: «Да, я знала, что с ним что-то неладное». И рассказала потрясающее…
В день смерти отца Даниила она была в своей келии в Пюхтице. Рано утром, когда она спокойно спала, ей приснилось, что кто-то будто вошел в ее келию. Неизвестный, таинственный… Она в страхе проснулась. Открыв глаза, замерла. Боже мой, у ее койки стояла высокая мужская тень… Ясное знакомое лицо спокойно смотрело на нее. Насмерть перепуганная матушка Сергия зачитала Иисусову молитву. Но призрак не уходил. Он стоял, колебался в воздухе, легкий, прозрачный, белый, как изваяние..
К великому своему удивлению, она узнала в пришедшем иеродиакона Даниила, что находится в Троице-Сергиевой Лавре. Посмотрев на старую монахиню живыми добрыми глазами, он:, слегка улыбнулся. Трудно было понять, что это за выражение: тихая ли улыбка, или скорбная тень печали, сострадание ли какое. Видение длилось с минуту. Потом как-то странно, не по-земному, телесному, призрак заколебался, будто задрожал, как дымок при дуновениии ветра, не отрывая теперь умоляющих глаз от монахини, стал удаляться. Дальше, дальше и… затем совсем пропал в переднем углу, как бы растаял, в тихих лучах мерцающей лампады. Оправившись от страха, матушка Сергия встала. Первым делом почему-то она бросилась к двери. Бежать? Нет — посмотреть, заперта ли дверь. Да, дверь была закрыта, как всегда: задвижка была плотно вдвинута в паз. Обернувшись к святым иконам, матушка Сергия перекрестилась. Очень уж все было реально и живо. Будто не видение, а живое посещение живым человеком. Но ведь он же, можно сказать, ее духовный сын, сейчас находится в Лавре! Как же он был теперь здесь, в ее келии? Ведь расстояние-то без малого тысяча километров. Да еще таким ранним утром. Она посмотрела на часы. Четыре утра…
Когда она рассказала это монахам в Лавре, все ужаснулись. Ведь надо же, один миг — и в Пюхтице. О, дивны Твои дела, Господи! Все премудро Ты сотворил. Знать, душа отца Даниила, освободившись от оков тела, метнулась к духовной своей матери, как ребенок бежит к своей мамочке в минуту опасности. Так, верно, всякая душа, связанная духовными узами с духовным отцом или духовной матерью, устремится в час смерти к ним, чтобы получить утешение, поддержку, чтобы подвигнуть на молитву. Ведь что может быть опаснее, страшнее, таинственнее, чем смерть — новое рождение в другую жизнь, неведомое счастье или… мучение!
Поразительный случай этот ясно показывает, как крепка связь между людьми, имеющими духовное родство. Мой милый читатель, подумай хорошенько об этом, подумай и сделай выводы о себе.
Наверное, вот и все теперь об иеродиаконе Данииле.
К свету
Архимандрит Иоасаф (П. Л. Альбовский) (1877–1960)
Радуйся, от юности на тело свое, на мир сей и диавола вооруживыйся.
(Акафист Преподобному Сергию)В один поздний вечер в дверь моей келий раздался стук. «Кто бы это мог быть? — подумал я, вставая со стула. — Ведь и час-то поздний. Полночь скоро». Стук повторился.
За дверью послышались слова молитвы. «Аминь», — ответил я и открыл дверь келии. Предо мною стоял старец с худым и бледным лицом и белыми волосами. Он был одет по-келейному просто, как будто у себя дома. Глубокие выразительные глаза смотрели прямо мне в сердце.
«А, это батюшка пожаловал в такой поздний час», — проговорил я, впуская отца Иоасафа в свою келию. Не слыша моих слов (отец Иоасаф был почти глухим), гость заговорил тихим голосом: «Простите, я пришел к вам по очень важному и большому делу. Уж не откажите мне в моей просьбе». Я обещал все исполнить. «Вот, — начал снова отец Иоасаф, — ведь задыхаюсь, совсем задыхаюсь. Нет, не от недостатка воздуха, совсем нет, а вот душой задыхаюсь. Все в келий своей сижу да с бумагами своими вожусь…».
Немножко поясним читателю, что батюшка отец Иоасаф нес в Лавре послушание очень скучное и сильно беспокойное да склочное. Он был казначеем Лавры, то есть заведовал братской казной. Ну, если по-мирскому это разбирать, то был как бы такой хозяйственник, что ли. У него хранились деньги монастырские. В келии стоял железный шкаф-сейф, куда он складывал все это братское достояние. Все монастырские покупки: продукты, всякие вещи, материалы для ремонта одежды, обуви, помещений и прочее (у нас называется это «шурум-бурум») — все шло через отца Иоасафа. Расходом ведал только он. Словом, послушание у старца было нелегкое, тем более, что он уже был в преклонных летах (за восемьдесят). Но со всеми своими делами он справлялся аккуратно и смотрел на свое послушание как на порученное ему самим Преподобным Сергием, небесным Игуменом Лавры. Вот краткое пояснение об этом старце, архимандрите Иоасафе, казначее Лавры — святой обители Преподобного Сергия.
Теперь, в довольно поздний час ночи, он сидел в моей келии и выражал свое душевное состояние. «Нет ли у тебя такой книжечки, — говорил он, обращаясь ко мне, — которая бы сразу хватала за сердце? Ведь мне некогда читать большие книги. Некогда, да и стар, зрение слабое. А вот чтобы она сразу, с первых слов хватала за сердце, трогала душу. Ведь задыхаюсь со своими бумагами, задыхаюсь, совсем задыхаюсь», — твердил одно и то же старец. Не помню сейчас, дал ли я что тогда батюшке такое, «хватающее сразу за живое». Не помню. да, по правде, и сам-то я был в затруднении: не знал толком, что бы предложить ему на его просьбу. Посоветовал читать Слово Божие, молитву краткую Иисусову. Старец смиренно соглашался. Но все-таки хотел иметь какое-то особое, «сильнодействующее» средство. Признаться, мне тогда стыдно было (да и теперь тоже, когда пишу эти строки). Меня самого-то надо было будить да раскачивать как следует. Я и сам-то духовно дремал и был в крайнем охлаждении, а тут надо старцу что-то посоветовать.
Проводив тогда, отца Иоасафа, я подумал: «А ведь батюшка-то приходил неспроста. Он явился напомнить мне о моем состоянии. Указать мое нерадение. Побудить меня — искать средство, сильно действующее на душу мою, грешную и ленивую…».
Вот так они, эти Божии старцы, вразумляют нас, грешных, своими мудрыми словами да простыми делами. А неопытный ум подумает: «О, какой я уже знатный да духовный сделался, что ко мне обращаются большие люди за советом…».
Бывает у нас и такое, и часто бывает: чуть только начнет человек касаться духовной жизни — ну, думает, я уже и святой, и прозорливый, и знатный… и не знаю уж, какая птица, высоко летающая. О бедные мои люди, младенцы духовные, школьники, начинающие только что учиться, а уж готовые других поназидать да понаставить!
Душа отца Иоасафа рвалась к свету, он, конечно, сильно уставал от постоянной канцелярской работы. Уставал. Седая его голова изнемогала в этих сухих бумажных и счетных трудах, а душа хотела дышать свежим благодатным воздухом, хотела соприкоснуться с родным духовным миром, с живым Богом. Освежиться, очнуться, освободиться от знойной склоки жизни. О, как и мы все страдаем этой «одышкой» духовной! Как закручивает нас мирская суета жизни! Задыхается душа от обыденных суетных земных забот и дел!
