Тихон (Агриков) - У Троицы окрыленные
Опять воркуют голуби над крышей, так же внешне величаво и спокойно течет жизнь за древними стенами Троице-Сергиевой Лавры. Многих прежних ее питомцев нет — разлетелись в разные края. Другие пришли на смену. Так теплеет на душе, когда слышишь, что ушедших не забыли, с благодарностью берегут в памяти все лучшее, что отдавали они во Славу Божию, трудясь в любимой обители славного Игумена Сергия Преподобного!
Здесь надо добавить, что отец Даниил был серьезно болен. Внешне он выглядел крепким, сильным, даже солидным человеком. Но молодой организм его страдал неизлечимым недугом — эпилепсией, которую в простонародье называют падучей болезнью.
Мне пришлось видеть довольно страшный момент из жизни отца Даниила. Он служил праздничную Литургию. Я тогда был еще иеродиаконом (самым-самым плохим). Служба шла торжественно, благодатно. Предстоятельствовал отец Наместник. Успенский собор был полон народу. Певчие (студенты Духовной школы) пропели на клиросе «Блаженны…», затем тропари праздника, все духовенство в алтаре перешло на горнее место. С ними перешел и иеродиакон Даниил. Когда хор замолчал и нужно было говорить одному из иеродиаконов «Вонмем, премудрость вонмем…», неожиданно случилось ужасное. В алтаре раздался страшной силы нечеловеческий душераздирающий крик… Все вздрогнули и оцепенели. В это мгновение иеродиакон Даниил упал, как подрубленный, замертво на пол церковный… При своем падении он задел взметнувшимися руками престольный семисвечник, упали на пол три-четыре лампады, пролилось из них масло… А он лежал ничком на полу совершенно недвижим, в полном иеродиаконском облачении. Многие думали, что он мертв, но он был жив, только глубокое обморочное состояние охватило его.
Придя в себя от неожиданности, два молодых батюшки за руки оттащили отца Даниила в сторону, в придел. Служба пошла своим чередом. Но лично на меня это событие произвело потрясающее впечатление. Я таких случаев еще ни разу в жизни не переживал. Притом этот крик, вырвавшийся из самого больного сердца, был каким-то необыкновенным, страшным, трагичным. Этот крик целый месяц звучал в моих ушах и вновь и вновь ранил, терзал мою душу.
Пролежав около часа в приделе, отец Даниил встал, отряхнулся, как-то болезненно, виновато улыбнулся, затем тихонько разоблачился и ушел в свою келию. Вид его был явно болезненным, бледность лица и расслабленность всего тела показывали, что он претерпел острый физический и душевный кризис и нуждается в полном покое. На другой день он снова служил Божественную Литургию, хотя уже за ним тихонечко наблюдали, охраняя его от возможных падений и ушибов.
В «Троицких письмах» (это такая маленькая книжечка, где описываются особые чудесные события, бывшие в Лавре Преподобного Сергия) есть подобное повествование, как один, тоже лаврский, иеродиакон (не помню его имени) хотел совершить богослужение, будучи неподготовленным. Он пришел в алтарь, взял стихарь, орарь и поручи и собирался приблизиться к святому престолу, чтобы поцеловать его, как это делают священнослужители пред облачением. Но лишь только он приблизился к престолу Божию, как неожиданно остановился, побледнел, как белое полотно, вскрикнул от страха и повалился на пол… Когда он очнулся, то со слезами рассказывал следующую страшную повесть.
Он совсем не готовился служить: ни монашеское правило, ни молитвы к святому причащению не читал, исповедь не проходил. И вот, когда он вошел в алтарь и хотел, с облачением в руках, приложиться к святому престолу, увидел у престола стоящего Ангела в образе светлого юноши, облаченного в голубой стихарь. Ангел, гневно взирая на иеродиакона, быстро подошел к нему, резким движением вырвал из его рук облачение и грозно сказал, показывая одновременно рукой в угол: «Если бы не его молитва за тебя, я поразил бы тебя на месте этим огненным мечом…». В руке его горел, переливался огнями пламенный меч. Иеродиакон мгновенно заметил, что в углу, стоя на коленях, молится за него Ангел Хранитель, и на нем белый стихарь. Больше иеродиакон ничего не помнил. От страха затряслись все его члены, и он, лишившись чувств, упал на землю. Так страшно приступать к святыне в недостойном виде, а как часто, часто мы это делаем! Боже Ты наш! И Ты все терпишь! Ты ждешь, когда мы исправно будем служить Тебе, Страшному Богу…
Я ничуть не допускаю мысли, что случай с иеродиаконом Даниилом произошел тоже по недостоинству, как наказание. Нет. Это совсем иное. Отец Даниил всегда аккуратно готовился к богослужению, всегда и служил с чувством глубокого сокрушения, покаяния. А то, что с ним произошло, — исключительно по его болезни. Господь возлюбил его душу и еще чистую, не оскверненную мирской греховной грязью, взял ее к Себе, в Небесный святой чертог. Да и как хорошо-то умереть в такие юные годы! Юная роза, ты переносишься в горний вертоград, чтобы там еще более цвести и благоухать. Как хорошо умереть в юные годы! Как хорошо не видеть всей этой земной муки, неправды, горя, слез, засилья, всякого рода зла, коварства!..
Мне пришлось видеть юную девушку (Наташа имя ее), этот увядший на земле цветочек, лежащую в новом гробике. Сколько неземной красоты, невинности, нежной чистоты сияло в застывших светлых чертах ее лица! Можно ли думать, что она умерла, что она больше не будет жить? Неужели эта жизнь — случайная шутка, рок несправедливой судьбы, мимолетный дар, втоптанный в грязь цветок? О нет! Тысячу раз нет! Она лежала, как живая, словно уснула глубоким сном. И святая девственная красота говорила о бессмертии ее души. Господи, да как же счастливы они, эти святые души, в младенчестве, детстве, юности ушедшие к Тебе! И как неразумно делают те люди, которые убиваются, горюют неутешно о потере своих детей, братьев, сестер, юными ушедших в Вечность.
Вспоминается еще одна святая юная душа (Аннушка имя ее), которая в самом расцвете девственной красоты неожиданно завяла, как ранний цветочек в морозное утро. Прошу моих дорогих читателей помянуть их имена в своих святых молитвах.
Вполне по-христиански отнеслись к внезапной смерти иеродиакона Даниила его родители, и ныне проживающие в Москве. Смиренно, безропотно, даже с благодарением Господу приняли они этот страшный удел. Родитель отца Даниила отец Иоанн (он принял священство после смерти сына) и теперь бывает в Лавре, но уже слаб по старости и болезни ног.
Вновь и вновь воскресает в нашей памяти светлый образ иеродиакона Даниила в праздник Введения Божией Матери. Ведь этот святой день он особенно любил. Надо заметить, что отец Даниил вообще любил праздники Божией Матери и всегда старался послужить в эти дни. А праздник Введения был любимейшим днем в его жизни, как бы второй Пасхой. И вот эту праздничную Литургию он отслужил в 1956 г. в последний раз… Несомненно, его сердце чувствовало, что больше этот праздник ему на земле не придется служить. И были особые переживания в его душе. Последний праздник. Последний… И вот теперь, когда беру в руки его скуфейку (она осталась мне на память), я вспоминаю, что тот, кто ее носил, ходил в ней в последний праздник. Но в последний ли?.. «Да», скажут люди, не просвещенные верой. А вот мы, верующие, скажем «нет». Священноиеродиакон Даниил и теперь служит праздники Божией Матери. И теперь он их любит отмечать, да еще больше. Только не здесь — на грешной земле, а там — на Небе, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, где жизнь бесконечная, где Господь наш царствует и все святые Его.
Спустя месяца полтора после смерти отца Даниила один из братии Лавры (благочестивой и святой жизни человек) видел умершего в видении. Облаченный в светлый диаконский стихарь, тот стоял среди Трапезной церкви. Кругом его было много-много маленьких ангелов. Все пели. Дивные небесные мелодии наполняли храм. Но что это было за пение! Кто может его передать? Слезы, слезы умиления! Видевший говорил об этом и — плакал. И у меня, когда я вспоминаю и пишу об этом, тоже слезы катятся по щекам…
Когда отец Даниил был жив, то он очень любил регентовать на клиросе, хотя это занятие у него что-то плоховато получалось: то ли его сильный голос забивал остальные, и не было гармонии, то ли спешка мешала ему быть хорошим регентом — словом, с регентством у него не ладилось. И вот там-то, на Небесах, видимо, и воплощаются все наши лучшие желания, а отец Даниил совершенствует свои певческие и регентские способности. Поет, да еще пришел попеть со своим небесным хором к нам сюда, в Трапезный храм, в Лавру родную.
А как все это радостно и утешительно для нас, грешных! Как радостно сознавать, что наше земное служение будет совершенствоваться еще более там, на Небе! Если кому-нибудь по каким-либо причинам трудно поверить в рассказанное об иеродиаконе Данииле, то приведем документальную повесть из книги «Троицкие письма» (М., 1964. С. 92). В ней повествуется об иеродиаконе Никодиме.
* * *Он был пономарем в Троицком соборе, ставил свечи у священной раки. И вот однажды утром чредной иеромонах приходит служить молебен Преподобному и видит, что пономарь Никодим стоит на своем месте и улыбается. «Все ли в добром здравии?» — спрашивает иеромонах Никодима. «Все, слава Богу», — весело отвечает Никодим. Немного погодя иеромонах видит, что пономарь-то другой, а совсем не Никодим. И говорит: «Брат, а где Никодим? Ушел, что ли?» — «Нет, батюшка, Никодима-то совсем нынче не было». — «Да как же? — удивляется священник, — Ведь я только что его видел и с ним разговаривал». Почувствовали что-то неладное. Пошли в келию отца Никодима. Открыли, а он лежит недвижим, да уже и похолодевший. Ужаснулись и прославили Бога, что. Господь, знать, и по смерти ведет души наши на наше прежнее служение.
