Ольга Иженякова - Записки дивеевской послушницы
— Что, уже закопал? — спрашиваю с недоверием я.
— Сейчас, сейчас, не переживай, все будет закопано, я бабу отлупил, она быстро управится.
Я угощаю его городскими припасами. Хозяин смотрит с неподдельным восхищением на подарки, а потом на меня и говорит:
— Меня, это… Антипой звать. Это кругом вся моя. И угодья моя, и ручей. Ты можешь рыбу ловить. Но зачем тебе ловить, я тебе так дам. Вон, вишь, сеть в ручье закинута. Иди, бери, сколько надо. На уху ли, вялить ли, домой можешь взять мужику…
Немного поговорив со мной, Антипа идет к чуму и кричит жене:
— Фая, айда смотри, сколько нам дали задаром!
Статуя золотой женщины, по преданию, привезена из Индии. Еще восемьдесят лет назад ей приносили жертвы и почитали как верховное божество народа манси. Легенды гласят, что она полностью вся из золота, губы сделаны из рубина, глаза зеленые, изумрудные; а когда дневной свет попадает ей в глаза, в них появляется неземной блеск, который, кто хоть раз видел, не забудет никогда.
Но однажды злоумышленники-иноверцы отпилили ей руки. Разъяренные аборигены нашли гадов и заживо разорвали, а кровью убитых обмазали места спиленных рук. В начале двадцатого века божество спрятали и с тех пор не могут найти…
Впрочем, археологов интересует не столько уникальный нахрачинский идол, сколько древние цивилизации, существовавшие на местах нынешних стойбищ.
Доподлинно известно, например, что в четырнадцатом веке в Югре жили представители сразу нескольких культур. Многие из них — высокоразвитые. Об этом свидетельствуют неплохо сохранившиеся с тех времен предметы со всевозможными, порой весьма остроумными надписями: оригинальные подсвечники, шкатулки с затейливыми рисунками, миниатюрные ложечки, блюдца, монеты, наконечники, чашки, женские украшения, довольно тяжелые и объемные.
Утром часть нашей экспедиции отправляется на поиски места предполагаемых раскопок, к ним сразу же присоединяется пара хозяйских собак. Я остаюсь готовить обед (моя очередь).
Внезапно в проеме палатки появляется заспанный Антипа и говорит, что там, куда направилась сегодня экспедиция, копать не следует. Поскольку — это змеиная гора, проклятое много веков назад предками место. «Вы же бабы молодые, вдруг потом уродов нарожаете». Я не поняла связи между раскопками на змеиной горе и рождением уродов, тогда Антипа, жестикулируя, пояснил:
— Это проклято место, понимаш, баба? А раз проклято, значит, проклятье может лечь и на тебя, и на потомков!
Я налила хозяину компота и, извиняясь, сказала, что не его дело: решать, где копать опытным археологам. Антипа, видимо, подумал, что я ему налила спиртное, уверенно поднес стакан к губам, но, распробовав, поморщился и сплюнул, поставил посуду на стол и ушел. «Обиделся», — подумала я.
Через пару минут он вернулся и протянул мне пустую литровую банку с пожелтевшим клыком внутри.
— Это что такое? — спросила я, указывая на содержимое банки.
— Это зуб медведя-шатуна. Давай наливай сюда водки, слышь.
Я посмотрела на Антипу с недоумением, он сказал:
— Ну, давай, наливай быстро моему маленькому богу.
— Ну уж нет!
— Ага, значит, с характером, — заворчал он и направился к выходу.
А на следующий день, когда Антипа со мной поздоровался и стал разговаривать, как ни в чем не бывало, я сказала, что журналист и хотела бы взять у него интервью.
— Да бери, что хошь, — улыбнулся хозяин, — ты мне сразу понравилась, у тебя зубы вон какие белые и ровные, видать, свои. А мне два передних еще в армии выбили, я в кочегарке служил, сразу после учебки послали, там полтора года и прослужил, тепло, хорошо, а чего мне еще надо? Пошутили один раз русаки нада мной, сказали: «Антипа, натопи да, смотри, чтобы пожарче», я натопил, а в топке прапорщик Лазарев, такой был у нас хохол наполовину, вреднючий, как покалеченный таракан, чего-то там спрятал, ну и сгорело все к едрене матери имущество. Хоть бы предупредил кто! Прибежал этот придурок весь красный и с размаху ка-ак даст мне! «Это тебе, тундра, — только и сказал, — чтобы знал, как в теплую погоду казенный уголь жечь». А мне откудава знать, что у вас значит теплая погода, если при первом легком снеге, когда еще не все зверье на зимовку залегло, вы в теплые шубы оборачиваетесь, унты кожаные по самые колени одеваете, шапками подбородки, как малые дети, обвязываете, сосульки тают, а вы дрожите от холода…
Антипа сплюнул, достал трубку, закурил, а потом продолжил:
— Я русский язык хорошо знаю, в школе учился восемь лет, в армии каждую неделю газеты читал и устав маленько знаю, три положения даже наизусть рассказать могу, а вот русаков, вас, не понимаю. Хоть убей! Какие-то неправильные вы. Вам на погоду или природу плевать, а мужики с молодыми бабами разговаривают как с умными.
У бабы в молодости нету ума, потому что есть желания, это же ясно как божий день. Молодая баба все равно, что неспелая клюква, розовая, привлекательная, а неспелая изнутри. Запасешься такой — и вся махом закиснет. А зрелую по первому морозу соберешь, так всю зиму простоит и ничего с ней не случится. Это же просто, очень просто.
— Ну в городе совсем другие правила жизни, — говорю.
— Какие такие другие? — возражает собеседник. — Там соседи друг дружку не знают, не помогают ничем никому, все разговоры про деньги, у того такая пенсия, а другому дали надбавку к зарплате. Дети в компьютерах сидят, улицы убирают старые таджики, и никому не стыдно. Я прошлым летом маленько хворал, так старший Прошка от меня ни на секунду не отходил, а когда по нужде отлучался, Надьке приказывал сидеть. Потом Надька со мной в больницу поехала, там мне все отделение завидовало, спрашивали, как ты, неграмотный, так дочь воспитывал, она ведь даже комаров с моего лица сдувала, когда я спал, а я им отвечаю, я никак не воспитывал, я просто люблю ее с тех пор, как родилась, когда была маленькой, каждый день водил на залив смотреть, он на закате очень яркий. А когда она уехала в интернат, кедр рядом с чумом посадил, пусть он считает нашу разлуку.
Я посмотрела на его рваный свитер, засаленные рукава, а Антипа продолжил:
— Самая главная наука — это любить надо всех и тайгу беречь, мне это отец заповедывал, а я детям своим.
Сказав это, он тяжело вздохнул, посмотрел на меня, повернулся и вышел из палатки.
Раскопки получились удачными. Мы нашли много серебряных предметов, в основном утварь и монеты. Удалось также установить состав пищи наших предков. Более того, мы попробовали готовить сами по древнему рецепту. Гадость неимоверная. Мясной бульон с травами и без соли. Впрочем, ко всему привычка нужна. Особенно к еде.
Мы увозили находки, чтобы потом один из музеев города Екатеринбурга исследовал их и включил в экспозицию. Антипа сказал мне на прощание:
— Ты… это, слышь, приезжай, когда захочешь, я тебя завсегда пущу в свой чум, и рыбы дам, сколь хош. Я имею в виду настоящей рыбы, там нельмы ли, муксуна ли, а не этой сорной щуки, язя, леща или карася. Ими только собак кормить. Я такую рыбу сразу же выбрасываю, а на кой она мне? А бабе моей купи этой… как ее… зубной пасты, будь она неладная, она у меня, видела, какая моднячая вся из себя ходит. Когда паста есть, так считай, каждый день зубы в ручье чистит, прям с самого утра, говорит, хорошо во рту после пасты-то. А статую вы все равно не найдете. Ее ищут-ищут и ученые бабы, и мужики, а все равно не найдете. Кто святыню выдаст, знаете, что тому может быть? И, это самое, клеенки купи, метра два, если ее в нарты бросить, нарты потом долго не мараются, а мне зачем новые нарты марать-то?
Крещенское купание
Купание в сибирский мороз на Крещение в проруби — занятие не для слабонервных. Здесь одна очередь в Иордань чего стоит!
Стоишь, раздетая и босая, в одной ночной сорочке на тридцатиградусном морозе, и ждешь, пока не искупаются впереди стоящие девятнадцать человек. Купаются здесь основательно. По церковным правилам, нужно окунуться три раза с головой, однако особо ревностные христиане ныряют и по семь и по двенадцать раз, особенно преуспевают в этом деле, как ни странно, старенькие бабульки; говорят, одна из них окунулась в Иордань аж сорок раз! Мне повезло, что она стояла не передо мной.
В очереди робкий шепот, кто-то читает молитву, кто-то просто стучит зубами или дрожит от холода. Ноги у людей примерзают к земле, даже несмотря на тот факт, что тропинка в Иордань аккуратно усыпана соломой. Впрочем, я, как купальщица со стажем, пусть и небольшим, от этой беды защитилась довольно просто — надела тоненькие носки; защиты от холода, конечно, никакой, но зато не пришлось больно отдирать ноги от ледяной земли. Маленькие дети купаются послушно и молча, как ангелочки. Внезапно наша очередь послушно расступается — мы пропускаем в купель молодую женщину с грудным младенцем. Ребенок совсем крошка.
