Наталия Соколова - Под кровом Всевышнего
Наконец мы вышли на вырубку: широкая просека была вся в пнях и бревнах, где-то близко шумела электропила. Вдали показалась колокольня. Муж предложил мне отдохнуть на бревнышках, а сам чуть не бегом поспешил к храму — время было на исходе. Как же мне обидно стало, что он меня одну оставил, я чуть не плакала, но сил идти не было. Отдохнув, я пошла уже тихо, решив, что к службе я уже все равно опоздаю. Каково же было мое удивление, когда из дверей сторожки мне навстречу вышло человек семь священников, а с ними и мой дьякон.
«А вот и моя матушка!» — весело сказал Володя, указывая на меня. Тут посыпались приветствия, поздравления с праздником… Настоятель храма провел меня на террасу и сказал: «Мы только что подзакусили перед всенощной, вышли толпой и наткнулись на Вашего дьякона. Мы обрадовались ему, повернули назад и еще раз уселись за трапезу. Второй раз выходим — матушка перед нами! Ну, уж Вы тут сами угощайтесь, отдыхайте и приходите к нам в храм».
Ночевали мы в сторожке. А утром после обедни меня поразил торжественный крестный ход. Шли около километра по селу, по полю, шли к развалинам древнего монастыря, которого и следа-то не осталось, лишь кое-где среди поля виднелись глыбы камня и кирпича. Тут под спудом находился гроб святого Саввы Стромынского, которого здесь почитали. К нему и шел на молебен народ. Шли с иконами, с хоругвями, с пением. Духовенство все в блестящих рясах, народ разодетый в пестрые платки и яркие платья. Солнце палило, а мы все шли, шли… Дороги в ямках, в кочках, в лужах, но людям нипочем: идут бодро, стараются не только приложиться к чтимой иконе, но и «нырнуть» под нее. Для меня все это было ново и непонятно. Молитва для меня была — беседа с Богом один на один, в тишине, смиренно сосредоточившись, а тут — шум, толкотня, потом застолье с водкой, вином и . шутками… Разве это угодно Господу? Свершилась святая Его воля. Вскоре приход в Стромыни был закрыт лет на сорок, но храм не был разграблен и снова открыт в 1992 году.
«Там убоятся они страха, где нет его…» (Пс. 13, 5)
В июльскую жаркую пору случилось однажды дьякону и священнику посетить отдаленное километров на шесть село, где просили отпеть покойника. Там был разрушенный до основания храм, а вокруг этого места — кладбище, где продолжали хоронить. Священником был тогда отец Иоанн, старый, лет восьмидесяти. В годы преследований он работал садовником, видно, потому и уцелел. Подали телегу, собрали облачения, кадило, свечи и уехали. Отпели, захоронили покойника, пошли кушать — на поминки. Народу было много, угощали сытно, пили, вина не жалели. Дьякон стал напоминать разгулявшимся мужикам, что пора бы им подать лошадь с телегой, ведь батюшка старый, устал. «Ладно, дома будете», — был ответ. Наконец распрощались, сели и поехали. Возчик был сильно пьян и весел. Лошадка бежит, парень поет… У леса дорога расходится, парень дергает вожжи — лошадь сворачивает в сторону.
— Эй, паренек, нам надо прямо!
— Нет, батя, я дорогу знаю, направо путь ближе, — и опять горланит песню.
Въехали в лес, стало темнеть. Парень петь перестал, покачивается, повесил голову. Дьякон говорит:
— Дай мне вожжи, а сам отдохни.
— Нет, не дам. Я взялся довезти вас до Гребнева и довезу.
— Да ведь ты не туда нас везешь, — говорит дьякон, который вырос в этих местах и знает окрестности, как свои пять пальцев. Но мужик упрям, заехал в такие дебри, где уж и дорога теряется.
— Слушай, ты заплутался!
— Сам заплутался, сам и выеду, чуть правее возьму, и вернемся на правильный путь.
Парень повернул в сторону. Метров через шесть телега уперлась оглоблями в мелкий ельник и встала. Напрасно парень понукал лошадь, идти ей было некуда — кругом тьма и непролазная чаща. Тут отец Иоанн схитрил:
— Я пройдусь малость, дорогу поищу.
— Нет, Вы не уходите, — сказал возчик. — Я Вас и Ваши вещи сам до дому Вам довезу, я не пьян, вещи не отдам, — и улегся на мягкий узел.
Дьякон спорить не стал. Прошло минут пять, отец Иоанн не возвращался.
— Не заблудился бы старик, надо его поискать, — сказал Володя и соскочил с телеги.
Возчик молчал и похрапывал. Дьякон вскоре догнал отца Иоанна, и они вышли на верную дорогу. «Дойдем пешком», — решили они. Ночь была теплая, тихая, большая луна вышла из-за тучки и озарила окрестность. Батюшки шли тихо, отец Иоанн держался за дьякона и опирался на свой высокий посох. Их темные рясы вместе с вещами остались в телеге, батюшки шли налегке в одних белых подрясниках. Наконец показалась светлая колокольня храма, золотой крест сиял над куполом. Тропинка вела через кладбище в гору. Тут отец Иоанн совсем выбился из сил:
— Хоть бы посидеть да отдохнуть, а кругом роса на траве, белый подрясник жалко…
— Ничего, мы найдем лавочку, — ответил дьякон и повел старика за кустарник. Кругом было тихо, часы на колокольне пробили два раза.
— Одышка прошла, пойдем, — сказал отец Иоанн.
Тут вдали у ворот кладбища послышались веселые голоса, смех.
— Ночная смена в Слободу возвращается, — сказал дьякон и тихо повел батюшку к дорожке.
Тут раздались крики и визг. Веселая компания девушек остановилась, повернула назад к воротам и бросилась бежать.
— Куда? Что вы? Не бойтесь! — громко кричал дьякон, размахивая своим широким белым рукавом.
Но топот ног и крики женщин заглушили его голос. Молодежь бежала во весь дух, пока не скрылась за поворотом.
— Бедняжки, как они напугались, — сказали батюшки и разошлись по домам.
Утром приехали колхозники из Райков и привезли облачения и рясы священников. Умная лошадка на рассвете сама выбралась из леса и привезла на свой двор спящего возницу. Крестьяне очень извинялись, что старому священнику пришлось самому среди ночи добираться до дому.
Прошло лет пятнадцать. В зимний темный вечер я сошла с автобуса и направилась к нашему домику у церкви. Впереди меня шли две женщины. Было жутко идти одной, поэтому я не отставала от них. До меня доносился их веселый непринужденный разговор. Но вот и храм недалеко, я почти пришла.
— Как мы в Слободу пойдем, через кладбище? — спросила спутницу одна женщина.
— Что ты! — прозвучал ответ. — Мы по ночам через кладбище не ходим, боимся… Мы однажды шли всей компанией с ночной смены, смеялись, шутили, и вдруг из-за кустов привидения двигаются… Мы как заорем! Уж мы бежали назад, жуть!
— Да вам показалось…
— Нет, нас было двенадцать человек. Все как один видели: одежды у них до земли, бороды, рукавами широкими машут… Такой страх! Мы теперь хоть три километра кругом в обход сделаем, но через кладбище ночью… убей, не пойдем!
Этими словами неверующие в Бога доказывают, что в глубине души у них еще есть страх перед загробным миром, есть вера в иной, духовный мир. Но, не имея в душах благодатной силы Божией, люди боятся даже думать о смерти, даже мысль о бессмертной душе приводит в трепет тех, кто далек от Бога. Они в руках сатаны, а поэтому боятся узнать истину, боятся всего и везде, живут в вечном страхе: «Что-то дальше будет?». Но без воли Всевышнего ничего не случится! Он как любящий Отец посылает нам то, что служит ко спасению наших душ. Часто нам трудно понять это сразу… Но со временем, с годами нам становится ясен Промысел Божий о душе каждого из нас. Тогда рабы Божий говорят: «Слава Богу за все!». А не познавшим здесь, на земле, Господа воля Его откроется, возможно, только в будущей жизни.
Начало моих болезней
Время шло. Мы с мужем привыкли друг к другу, началась супружеская жизнь. Инициатива была с его стороны, я не смела уклоняться, хотя кроме болезненных ощущений не имела ничего. Беременность не наступала. Я видела, с какой нежностью мой дьякон причащает детей, с какой радостью играет с маленьким племянником. И наша мечта с мужем была иметь своего Коленьку, но, видно, за грехи наши Господь не исполнял наше желание. Я каялась на исповеди духовнику, говорила, что мы не храним постных дней, не исполняем завета старца, благословившего наш брак. Духовник утешал меня словами: «Да вы оба еще сами, как дети — тощие, изголодавшиеся за войну. Вот когда будешь солидной дамой, тогда и рожать начнешь…».
Однако я сильно скорбела. Я горячо молилась, испрашивая у Бога дитя, просила своих подруг-монахинь и других лиц, умевших молиться, вспомнить мои прошения перед Богом. И вот, когда наступило второе лето нашей совместной жизни с Володей, я, наконец, забеременела. Но никто об этом не знал, к врачам идти я не собиралась, так как женский стыд удерживал меня от всяких процедур и консультаций. Ни литературы нужной мне не попадалось, ни советов ни у кого я не спрашивала — думала, что все естественно и потому будет нормально. В общем, я была еще настолько глупа, что стыдилась своего нового положения. А святая душа, зародившаяся во мне, видно, по воле Божией, не смогла удержаться в моем грешном теле, которое не сумело перестроиться.