Ольга Гусакова - Хранители веры. О жизни Церкви в советское время
Вообще, дедушка Володя, Владимир Амбарцумович, родился в лютеранстве, потом в студенческие годы в Берлине перешел в баптизм, потом, в середине 1920-х годов, под влиянием отца Валентина Свенцицкого [113] перешел в Православие, и в 1927 году принял священнический сан по рекомендации отца Валентина.
Папина мама Александра Романовна была духовной дочерью священномученика Василия Надеждина [114] и, когда после его кончины приход храма святителя Николая у Соломенной сторожки принял отец Владимир Амбарцумов, перешла к нему. Отец Владимир нередко ночевал в их доме. Папа, как и его родители, был духовным чадом дедушки Володи, своего будущего тестя. По его благословению в середине 1930-х годов, еще будучи школьником, папа много ездил по Подмосковью, выискивая скрывавшиеся семьи репрессированных священников, чтобы потом можно было им помогать.
В 1941 году отец окончил школу и уже в августе был призван на военную службу. Он всю войну прошел рядовым, был связистом в дивизионе «катюш», все время на передовой, имел высокие награды, в том числе орден Боевого Красного Знамени (рядовым!), участвовал в Сталинградской битве, был под Курском – и ни разу не был ранен.
Еще до войны, в старших классах, отец стал интересоваться геологией. А во время войны он заочно окончил пару курсов иняза и курс Горного института. Прямо на фронте, в окопах. Писал письменные работы – почта полевая хорошо работала… Посему после того, как война закончилась, его отправили в Москву учиться. Когда он проходил медкомиссию по демобилизации, все врачи недоумевали – как это, на фронте – и учиться? При этом ордена и медали красноречиво говорили, что он не отсиживался. Врачебная комиссия его комиссовала по истощению нервной системы. Хотя, по большому счету, а у кого, кто прошел четыре года фронта, не было истощения нервной системы?.. Но как бы там ни было, ему дали возможность учиться. Осенью 1945 года он хотел поступать в Московский университет, но там к нему не очень хорошо отнеслись – мол, с орденами тут, будет еще их выпячивать… И он поступил в МГРИ, Московский геологоразведочный институт. На старших курсах он уже был руководителем геологической партии.
Ну а прямо перед защитой диплома, в 1951 году, он женился на маме, Лидии Владимировне Амбарцумовой. Мама рассказывала, что на следующий день после свадьбы папа уже занимался дипломом. После защиты они вместе поехали в геологическую партию в Среднюю Азию.
Вообще у отца всегда было стремление работать на Севере. Но в 1945–1946 годах он познакомился с первым наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Гурием (Егоровым) [115] . Когда Глеба Каледу ему представили как студента геологического института, отец архимандрит сказал: «А у нас уже есть один геолог» – и познакомил его с иеромонахом Иоанном (Вендландом), будущим митрополитом [116] . Именно владыка Иоанн благословлял родителей на брак и через много лет рукополагал отца.
Вскоре отца Гурия рукоположили в епископа Ташкентского, и он уехал. Отец Иоанн – вслед за ним. И посему местом своих научных интересов отец избрал Среднюю Азию – чтобы можно было заезжать в Ташкент – и к владыке Гурию, и к отцу Иоанну. Все это время Глеб Кал еда активно занимался наукой, был уже известным ученым.
– Когда и как владыка Иоанн решил рукополагать отца?
– Отец принял сан, когда ему было пятьдесят лет. В 1960-х годах владыки Иоанна не было в стране, он был экзархом Американского экзархата. Когда в конце 1960-х годов Американскому экзархату была предоставлена автокефалия (это произошло в том числе и стараниями владыки Иоанна), он вернулся в Россию и вскоре получил вдовствующую Ярославскую кафедру. Буквально в одну из первых встреч с отцом после своего возвращения владыка попросил папу нарисовать план квартиры, и, когда выяснилось, что есть комната, стены которой не граничат с соседями, он предложил отцу принять сан. Но при этом сказал, что прежде всего необходимо согласие жены. Так что решение отца тайно принять сан священника – это было взаимное их с мамой решение. Потому что как же без ее согласия можно было организовать дома службу? Отец служил, мама ему помогала.
Владыка Иоанн, когда папу благословлял на священство, сказал ему: «Ты еще можешь быть очень нужным Церкви, но если ты сейчас не примешь сан, то потом ты этого не сделаешь никогда». И если рассудить, он был прав… Восемнадцать лет отец был тайным священником. Рукополагать в семьдесят лет его вряд ли стали бы. И еще такая была мысль у владыки Иоанна – если вдруг начнутся гонения и всех священников посадят, то чтобы были тайные священники, которые могли бы продолжать совершать Евхаристию.
И вот 12 февраля 1972 года, на память Трех Святителей, отец принял диаконский сан, а 19 марта того же года стал священником. Рукополагал отца владыка Иоанн тайно – во время службы в кафедральном соборе Ярославля в алтаре соседнего придела.
– Когда отец Глеб принял сан, вы это как восприняли?
– Мне было уже восемнадцать лет. Мы, старшие дети, восприняли это с воодушевлением.
– Что представлял собой ваш домашний храм?
– В обычное время это была просто комната, кабинет отца, и его сослуживцы, которые нередко приходили, не подозревали, что она превращается в храм (который был освящен в честь всех святых, в земле Российской просиявших).
Перед каждой службой на окна мы вешали поролоновые матрасы в три слоя (квартира была на первом этаже). На кухне и в комнате включали радио – чтоб соседи ничего не услышали. Престолом был этюдник. Он покрывался покрывалом, сверху клалась икона Воскресения Христова, икона покрывалась еще одним платом, а уже сверху клался антиминс и Евангелие. Чашей был фужер, дискосом – вазочка для варенья, которые в обычное время стояли отдельно в серванте. Из скальпеля сделали копие. Я сделал звездицу. Облачения готовила мама. Вся хитрость была в том, что после службы эти облачения превращались в просто ткани – на случай обыска, чтобы нельзя было догадаться, что это такое. Много лет у отца собственно фелони не было. Был такой плат, сзади нашивался или булавочкой прикреплялся крест из ленточек. А сам плат скалывался на груди английской булавкой – получалась фелонь.
В один момент были какие-то осложнения и беспокойство, что может быть обыск. Отец очень переживал за покровцы – чтобы не догадались, что это такое, но они были квадратными, а не крестообразными. Я, помню, ему говорил: «Пап, ну подумаешь, салфетка с крестом. Кто решит, что это покровец?» Слава Богу, никто не интересовался, никто с обыском не приходил.
Первая служба была на Лазареву субботу. И через неделю, на Пасху, отец тоже служил дома – но мы, старшие, пошли в Обыденный – чтобы никто не подумал, почему Каледы все годы на Пасху бывали в храме, а тут никто не пришел. А как раз младшие – Маша и Вася – только тогда узнали, что у них папа – священник. Им обещали, что они впервые будут на пасхальной службе. Уложили спать, а потом позвали в храм – в соседнюю комнату. Матушка Иулиания потом вспоминала, как тогда впервые увидела папу в подряснике и с крестом.
– Вы в основном бывали на этой службе с семьей? Или еще кто-то приходил?
– Практически всегда приходил кто-то еще. – А у вас и у других детей не было желания по делиться с друзьями, что у вас храм дома?
– Отец про себя открывал только тому, кому считал нужным. Кое-кто из близких друзей на него потом обижался, что ему не сказали сразу. И если мы кому-то про отца говорили, то только получив на то у него благословение, а не чтоб похвастаться.
Вообще мы над отцом порой подтрунивали, что он очень боязлив. Он, например, абсолютно не терпел всякие политические анекдоты, вообще разговоры «о политике». Тут же бросался закрывать форточки. Мы ему: «Пап, ну не тридцать седьмой же год!»
Это потом мы осознали, что чего-чего, а страха у отца Глеба абсолютно не было. Он был готов пострадать за ДЕЛО. Потому что если бы он был трусом, то, простите, он бы сан тайно не принял. Дома бы храма не было. Но из-за какой-то глупости подставлять под удар самое главное – вот этого он принципиально не хотел.
– Как часто папа служил?
Каждое воскресенье и во все двунадесятые праздники. Причем если двунадесятый праздник был в будний день, то вставали рано-рано, чтоб к службе приготовиться, отслужить, а потом всем вовремя уйти в школу, на работу, в институт. И так все восемнадцать лет.
– Кроме отца Глеба были еще такие тайные священники?
– Мы знаем еще одного тайного священника, известного как Николай Павлович Иванов. Он был сотрудником издательского отдела Московской Патриархии. Про него есть кратко у владыки Питирима в его воспоминаниях «Русь уходящая» – владыка пишет, что ходили слухи, что он – священник. Но широко это стало известно только на его похоронах. Еще следует упомянуть отца Романа Ольдекопа [117] из Коломны, скончавшегося в начале 1970-х годов, от которого впоследствии отцу перешли церковные предметы.
