Епископ Каллист (Уэр) - Православная церковь
Современная Греция имеет своих кенотических святых, любовью и сострадательностью напоминающих св. Серафима Саровского и св. Силуана Афонского. Особенным почитанием пользуется св. Нектарий (1846–1920). Одно время он был митрополитом Пентаполиса в Египте, но был отозван оттуда в результате наветов: в своем смирении он отказался оправдываться перед клеветниками. Последние годы жизни Нектарий провел в бедности, исполняя должность священника в часовне женского монастыря Святой Троицы, основанного им на острове Эгина. Другим кенотическим святым, приходским священником (подобно св. Иоанну Кронштадтскому), бьы св. Николай Планас (1851–1932), горячо почитаемый за чистоту сердца и близость к простому люду. Николай выказывал особенную приверженность к всенощным бдениям; певчими обычно были два писателя: Александр Пападиамантис (1851–1911) и Александр Мораитидис (1850–1929).
Что касается монашеской жизни, то возрождение на Афоне еще не затронуло в надлежащей мере мужские монастыри на всей территории Греции. В большинстве обителей монахов мало, хотя есть и заметные исключения — например, монастырь Параклета в Оропосе (Аттика). В женских монастырях положение кардинально иное. С 1920 г. число монахинь заметно возросло, были основаны новые обители по всей стране. Если в начале века насчитывалось не более нескольких сот монахинь, то сегодня их несколько тысяч. Среди крупнейших обителей — монастыри св. Патапия в Лутраки (близ Коринфа), Дормитиона в Панораме (в районе Салоник), Богоматери Помощницы на Хиосе и Кехровунийский монастырь на Тиносе (знаменитое место паломничества, связанное с Богоматерью). Особенно впечатляет Благовещенский монастырь в Ормилии (Халкидики, Северная Греция), где живут больше ста монахинь и послушниц. Его община, которая связана с афонским монастырем Симона Петра, недавно взялась за осуществление крупного сельскохозяйственного проекта. Старые календаристы10 в Греции тоже владеют несколькими крупными женскими монастырями.
В наши дни перемены в греческом обществе совершаются с головокружительной быстротой. Тем, кто впервые посетил Грецию сорок лет назад, сегодня она кажется новой и незнакомой страной. Достаточно ли решительно церковь отвечает на вызов современности? Избранному в 1974 г. архиепископу Серафиму было непросто стать творческим лидером, который необходим во времена кризиса и возможностей. Но в Афинах, Салониках и других городах несомненно появление молодого поколения женатого духовенства высокого класса. Где приходской священник энергичен и умен, там миряне, в том числе молодежь, обычно реагируют самым обнадеживающим образом. Греческому православию пришлось пережить трудные времена, но в этом старом древе еще есть сила и новая жизнь.
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК, II: ПРАВОСЛАВИЕ И ВОИНСТВУЮЩИЕ АТЕИСТЫ
Кто хочет видеть Меня, пройдет через муки и отчаяние.
Послание Варнавы, VII, 11.
С октября 1917г., когда большевики захватили власть, и примерно до 1988г., когда русское христианство отпраздновало свое тысячелетие, православная церковь в Советском Союзе находилась на осадном положении. Интенсивность преследований варьировалась на протяжении этих семидесяти лет, но основная позиция коммунистических властей оставалась неизменной: религиозная вера во всех ее проявлениях считалась заблуждением, которое следует подавлять и искоренять. По словам Сталина, «партия не может быть нейтральной по отношению к религии. Она ведет антирелигиозную борьбу против всех и всяческих религиозных предрассудков» [52]. Чтобы оценить всю весомость сталинских слов, следует вспомнить, что при советской коммунистической власти партия фактически означала государство.
Таким образом, с 1917 г. православные и другие христиане оказались в ситуации, не имевшей прецедентов в предыдущей христианской истории. Хотя Римская империя периодически преследовала христиан, она никоим образом не была атеистическим государством, враждебным к религии как таковой. Турки–османы не были христианами, однако поклонялись единому Богу и, как мы видели, проявляли достаточно большую терпимость по отношению к церкви. Но советский коммунистический режим по самым своим фундаментальным принципам был режимом агрессивного, воинствующего атеизма. Он не хотел довольствоваться нейтральным разделением церкви и государства, но всеми прямыми и косвенными средствами старался разрушить организованную церковную жизнь и уничтожить всякую религиозную веру.
Едва придя к власти, большевики принялись воплощать свою программу в жизнь. Законодательство 1918г. запретило церкви всякое участие в образовательной системе и объявило церковное имущество конфискованным [53]. Церковь утратила все права, она просто перестала существовать как субъект права. Конституционные нормы в отношении церкви все более ужесточались. Если конституция 1918 г. дозволяла «свободу религиозной и антирелигиозной пропаганды» (ст. 13), то в «Законе о религиозных объединениях» 1929 г. это положение было переформулировано: теперь речь шла о «свободе религиозной веры и антирелигиозной пропаганды». Немаловажное различие! Христианам предоставлялась — хотя бы в теории — свобода веры, но не дозволялась никакая свобода пропаганды. Церковь рассматривалась как чисто культовая ассоциация. В принципе ей было позволено проводить религиозные службы, и на практике — особенно с 1943 г. — существовало некоторое количество храмов, открытых для богослужений. После 1943 г. церковь также получила разрешение содержать несколько учебных заведений для подготовки священников и в ограниченном количестве выпускать церковную литературу. Но помимо этого ей не было позволено почти ничего.
Иными словами, епископам и священникам запрещалась всякая благотворительная или социальная деятельность. Посещение больных сурово ограничивалось, пастырская работа в тюрьмах, больницах, психиатрических клиниках была невозможна. Приходские священники не имели права организовывать никаких кружков или учебных групп для молодежи. Им не дозволялась катехизаторская работа в воскресных школах для детей. Единственной возможностью наставлять паству были проповеди во время церковной службы. (Часто священники пользовались этой возможностью сполна. Я вспоминаю, как присутствовал на литургии в 1970–х годах. Четыре или пять проповедей следовали одна за другой, собрание верующих слушало, затаив дыхание. По окончании проповедника провожали возгласами благодарности. На Западе такого обычно не происходит!) Духовенство не могло создать приходской библиотеки, так как единственный вид книг, которые дозволено было держать в церкви, составляли богослужебные книги. Оно не имело права распространять среди паствы брошюры или учебно–религиозную литературу, пусть даже самого элементарного характера; даже издания Библии были большой редкостью и продавались на черном рынке по баснословным ценам. Но хуже всего было то, что все духовные лица, от епископа до скромного приходского священника, должны были испрашивать у государства разрешение на право осуществлять свое служение и подлежали строжайшему и неусыпному надзору органов госбезопасности. Каждое слово, произнесенное священником во время проповеди, тщательно фиксировалось. Целыми днями бдительные и враждебные глаза следили за тем, кто приходит в церковь для крещения или венчания, исповеди или частной беседы.
Тоталитарное коммунистическое государство сполна применяло все средства антирелигиозной пропаганды, лишив церковь всякого права отвечать на нее. Прежде всего в школах было введено систематическое антирелигиозное воспитание. Учителя получали инструкции следующего содержания:
Советский учитель должен руководствоваться принципом партийности и научности; он обязан не только сам быть неверующим, но и активно пропагандировать безбожие среди других, быть носителем идей воинствующего пролетарского атеизма. Умело и спокойно, тактично и настойчиво советский учитель должен раскрывать и преодолевать религиозные предрассудки в своей школьной и внешкольной деятельности, день за днем [54].
Вне школы широкую антирелигиозную кампанию проводил Союз воинствующих атеистов, а затем сменившее его в 1942 г. чуть менее агрессивное Всесоюзное общество по распространению научных и политических знаний. Атеизм активно пропагандировался среди молодого поколения через Коммунистический союз молодежи. Музеи атеизма и религии открывались часто в бывших храмах — например, в Казанском соборе Санкт–Петербурга. В двадцатые годы проходили грубо агрессивные уличные антирелигиозные демонстрации, особенно на Пасху и Рождество. Вот свидетельство одного из очевидцев:
С молчащих улиц не было слышно протестующих голосов — годы террора сделали свое дело; но почти всякий старался свернуть с дороги, на которой встречался с этой шокирующей процессией. Я сам был свидетелем московского карнавала, но удостоверяю, что народ не получал от него ни капли удовольствия. Шествие продвигалось по пустынным улицам, и его попытки вызвать смех или возмущение наталкивались на мрачное молчание случайных прохожих [55].
