Пьер Гольбах - Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов
Священный гнев Афанасия нашел подражателей у ряда других святых, принадлежавших к его группировке и ставших впоследствии ортодоксами. Святой Иларий, епископ г. Пуатье, писал против того же Константина в очень оскорбительном тоне, щедро наделяя его эпитетами "антихрист" и "тиран". Правда, это было, говорят, уже после смерти Константина.
Святой Афанасий сохранил нам житие святого Антония, основателя монашества в Египте. В его рассказах мы находим бабьи сказки, от которых покраснел бы самый беззастенчивый обманщик. Между прочим, он приводит беседу Антония с сатиром или фавном, который просил молиться за него и заявил, что верует в Иисуса Христа. Святому Антонию и святому Иерониму мы обязаны сказкой о вороне, который регулярно приносил первому отшельнику, святому Павлу, по полхлеба и был настолько внимателен, что удвоил свое приношение, когда к отшельнику пришел в гости святой Антоний. По-видимому, величайшие святые врали без всякого стеснения, когда они думали, что их сказки делают честь религии.
Святые учители церкви, стоявшие обычно во главе той или иной партии, были люди беспокойного, буйного нрава, настоящие задиры, которые своими теориями и бреднями вызывали величайшее смятение в церкви и государстве. Именно эти таланты и прославили их.
Лишнее доказательство мы имеем в лице святого Иоанна, прозванного Златоустом за красноречие, которое христиане того времени находили в его писаниях (они, впрочем, плохие судьи в этом вопросе). Как бы то ни было, этот великий человек в молодости отдался изучению риторики под руководством софиста Либания и готовился к карьере адвоката. Но еще в очень юном возрасте он переменил свое решение и избрал церковное поприще, где лица, в которых предполагали какие-либо таланты, могли сделать карьеру. Но наш святой, отличавшийся, по-видимому, суровым и весьма меланхолическим характером, принял решение совсем удалиться от света и уединиться в пустыне. Однако просьбы и слезы матери заставили его, по выражению Байе, "на время уступить любви и естественной преданности". Но вскоре жажда единения с богом, или, если хотите, его желчность, одержала в нем верх над сыновней почтительностью. Он удалился в горы, где жил сначала под руководством некоего отшельника, затем окончательно отказался от общества и стал заниматься умерщвлением плоти, что вряд ли могло смягчить его озлобленность. Через шесть лет его здоровье окончательно расстроилось от образа жизни фанатика, и ему пришлось вернуться в свет, где он с пользой служил антиохийской церкви. Слава о нем разошлась далеко, и император Аркадий поставил его на епископскую кафедру в Константинополе. На этом выдающемся посту он сохранил угрюмый и суровый характер отшельника. Он, конечно, не был расположен мириться с нравами, царившими при дворе. Он обрушился со всем пылом против знати и считал себя по совести обязанным никого не щадить. В своем усердии он зашел так далеко, что стал публично оскорблять императрицу Евдоксию. По крайней мере, она находила прямые намеки на себя в его гневных речах. Такого рода поведение неминуемо создало ему могущественных врагов. Они принимали все меры, чтобы погубить человека, топтавшего все, что пользовалось уважением людей. С другой стороны, надо было подходить к этому прелату с опаской, так как его строгий нрав и его обличения знати создали ему огромную популярность в народе. Поэтому против него постарались воздвигнуть врагов в его собственном стане. Весьма активного противника он имел в лице Феофила, патриарха александрийского, который при поддержке нескольких епископов, своих сторонников, низложил на соборе Иоанна.
Да и вообще наш святой своим начальническим поведением создал себе врагов внутри церкви. Он самовольно низложил множество епископов и вообще действовал на Востоке деспотически, что, конечно, не могло привлечь к нему симпатии собратьев. Низложение Златоуста вызвало раскол в церкви и серьезный бунт в Константинополе. Пришлось тайком удалить его в изгнание. Но тут неожиданную помощь святому принесло весьма кстати случившееся землетрясение. Сторонники Златоуста приписали это естественное происшествие гневу небесному, сама Евдоксия этому поверила. Во всяком случае, она испугалась ярости народа, по ее просьбе прелат был возвращен и восстановлен на епископской кафедре.
Но святые не поддаются исправлению. Преследования делают их еще более дерзкими, гордыми и упрямыми. Наш святой епископ вновь поссорился с императрицей и двором, он по-прежнему не щадил их и находил для себя особое удовольствие в оскорблении их гордости. Императрица при помощи Феофила и его сторонников вновь добилась низложения этого витии и его ссылки в Кукузу, в Армении. Чернь, раздраженная наказанием епископа, взбунтовалась против императора Аркадий со своей стороны послал солдат на подавление мятежа, что привело к большому кровопролитию. Однако народ продолжал противиться отъезду епископа, и его пришлось посадить на корабль тайком. Но в следующую ночь были подожжены церковь и сенат в Константинополе, и в этом усмотрели явное знамение божественного гнева. Бог в самом деле довольно часто мстит таким образом за своих служителей, когда на их стороне необузданная чернь.
Между тем наказание святого произвело большой шум во всем мире. Римский епископ высказался открыто в пользу Златоуста и даже потребовал от императора Гонория, царствовавшего на Западе, чтобы он вступился за гонимого патриарха. Но Аркадий, окруженный врагами прелата, особенно епископами, которые, как водится в церкви, с остервенением искали его гибели, не только не согласился на его возвращение, но даже распорядился отправить его в самые отдаленные места империи, сослать его в такое место, где бы он не мог интриговать и возбуждать умы своих сторонников.
Распоряжение императора было выполнено столь добросовестно, что святой, изнуренный усталостью, умер в пути. Таким образом, непреклонный учитель стал мучеником своей желчности, суровости и упрямства, он пал жертвой своего дурного характера, который он сам считал проявлением великого рвения о славе божьей. Но так как церковь в ее вечных распрях с государями часто нуждается в упрямых фанатиках, жертвующих собой ради нее, она выдвигает Златоуста в качестве совершенного образца твердости и мудрости.
Если поведение этого греческого отца церкви не вызывает уважения к себе, то не лучше обстоит дело с его нравственными принципами. Их можно считать почти столь же нелепыми, как и его поведение. В комментарии к святому Матфею, который некоторые критики считают подделкой, Златоуст называет второй брак блудом. Но при этом он говорит, что с разрешения бога это преступление становится почетным и законным. Принадлежит ли это произведение Златоусту или нет, во всяком случае, он резко осуждает второй брак и в сочинениях, которые единодушно приписываются ему. Да и вообще он, как и многие другие отцы церкви, рассматривал брак как состояние несовершенства и полагал, что, если бы не грех Адама и Евы, соединение полов могло бы совершаться без всякой чувственности.
Не менее враждебен был наш строгий святой и к торговле. Он осуждает занятие торговлей, запрещение которой он находит в псалме 70. Торговец, по его мнению, никогда не может быть угоден богу; христианину не следует заниматься торговыми делами, а если он это делает, его надо изгнать из церкви. Далее, он считает отдачу денег в рост воровством.
Гораздо менее щепетильным он оказывается в более важном пункте, когда оправдывает поступок Авраама, предложившего Сарре выдать себя за его сестру. Это, во-первых, было ложью или, по крайней мере, заявлением, имевшим целью ввести в обман египтян. Во-вторых, этим Авраам вводил жену и египетского царя в грех прелюбодеяния. А Златоуст хвалит Сарру за проявленную ею в этом деле уступчивость и геройское мужество, с каким она подверглась риску совершить прелюбодеяние.
Все же в морали этого великого учителя встречается и кое-что более умное, это когда он прямо высказывается против гонений. В этом пункте Златоуст сходится со всеми учителями, которые сами подвергались гонениям. Принцип веротерпимости оспаривали лишь те, которые чувствовали себя достаточно сильными, чтобы дать другим испытать плоды их святого рвения.
Святой Василий, прозванный Великим, епископ кесарийский в Каппадокии, также являет пример упорства и свирепости, которые святоши прикрывают рвением. Император Валент лично дважды приезжал в Кесарию, чтобы вразумить святого. Но святые упрямы и не желают идти на соглашение. Когда разгневанный государь готов был уже подписать приказ об изгнании Василия из города, у него заболел сын. Валент сейчас же послал за прелатом, присутствие которого якобы немедленно исцелило сына. Но так как отец окрестил сына у ариан, святой немедленно лишил его своего покровительства. Мальчик снова заболел и умер. Это чудо отнюдь не свидетельствует о духе благотворения. Остается заподозрить достоверность чуда, которое не могло заставить императора отказаться от своих заблуждений, а ведь, казалось бы, такое чудо должно было убедить его в могуществе и в правоверии святого.
