Етаку Банкэй - Нерожденный. Жизнь и учение мастера дзэн Банкэя
На девяностодневный затвор, проводившийся в храме Рюмондзи зимой третьего года Гэнроку (1690), собралось более тысячи человек. Все беспокоились из-за такого множества людей.
— Мы должны установить для них четкие правила поведения и соответствующие запреты. Для того чтобы держать их под контролем, придется их наказывать и устрашать.
Однако когда пришло назначенное время, все было совершенно достойно и шло без каких-либо неприятностей, все хорошо себя вели и не испытывали нужды в каких-то правилах. В том, как Банкэй обращался с людьми, приходившими получить его наставления, тоже не было какой-то четкой схемы. Мастер часто восходил на трон Дхармы и проповедовал. В одной из своих проповедей он сказал:
— Очень важно, чтобы все вы, присутствующие на этом великом собрании, не затмевали свою изначальную нерожденность. Нерожденное подобно горящему огню: если вы приблизитесь к нему, оно согреет вас своим теплом. Я возвещаю вам о нем, но я не могу исчерпать его. Я пользуюсь им, но я не могу уменьшить его. Учителя дзэн болтают своими языками и щелкают зубами, чтобы удивить и поразить своих учеников. Но все, что им удается сделать, это бросить им в глаза горсть пыли и ввести их в заблуждение. Я никогда не сделаю этого с вами.
Великое множество людей толпилось перед мастером и внимало его учению, и все их сомнения и неопределенности таяли, как лед на солнце.
28Некий мирянин сказал:
— Мое сознание преисполнено мудростью Будды, но она так глубоко скрыта в нем, что мне не удается воспользоваться этой мудростью. Что мне делать?
— Выступи вперед, — сказал Банкэй. Мирянин начал приближаться к мастеру.
— Ты замечательно хорошо пользуешься этой мудростью!
Мирянин склонил свою голову в глубоком поклоне благодарности.
29Некий монах подошел к Банкэю, поклонился, а затем издал громкий крик:
— Кхат! Это Будда! — сказал он. Банкэй ударил его.
— Ты понимаешь? — сказал мастер.
— Это Будда! — повторил монах.
— Ты всего лишь хочешь нацепить на себя какое-то имя, — сказал Банкэй, оттолкнув его.
30Когда Банкэй обращался к своим ученикам, он обычно говорил им:
— Основополагающая реальность всего сущего есть изначальная таковость, простая и ясная, не омраченная разделениями «я». Это состояние таковости есть суть изначального сознания, чье знание мгновенно и совершенно чисто.
Однажды во время очередной проповеди некий монах сказал:
— Если это изначальное сознание обладает такой врожденной духовной основой, то чистое знание не должно занимать даже одного мгновения.
— Но это совершенно ясно, — ответил Банкэй.
— Почему Вы говорите, что это и так ясно? — спросил монах. — Я не понимаю.
— Ты уже знаешь, что чистое знание не занимает даже одного мгновения, и что в нем нет разделения, — так что же тебе непонятно?
32Некий монах спросил:
— Вы всегда учите людей тому, что небеса и ад, миры голодных духов, животных, сражающихся демонов и все прочие сферы бытия существуют только в сознании. Но в сутре, проповеданной Буддой, сказано: «Страна счастья, созданная Амидой, находится за тысячу миллионов земель Будды на Западе».[145] Мог ли Будда говорить неистинные вещи?
— Кто зафиксировал направление? — спросил Банкэй.
33Некий монах спросил:
— Как может «изначальная чистота и ясность внезапно проявить себя в горах, реках и земле?»[146]
— Чьи горы и реки ты имеешь в виду? — спросил Банкэй.
Монах не смог ответить.
34Некий монах спросил:
— Мастер, Вы говорите, что ад существует в нашем сознании и не является чем-то отличным от того места, где мы находимся. Но в сутрах сказано, что гора Сумеру находится во вполне определенном месте, а ад располагается на расстоянии многих тысяч йоджан под землей.[147] Неужели эти высказывания неистинны?
— Человек, совершивший преступление в провинции Муцу, будет подвергнут наказанию в Муцу, — сказал Банкэй.
— Да, — ответил монах.
— Человек, совершивший преступление в провинции Сацума, будет подвергнут наказанию в Сацума.
— Да, — сказал монах.
— В том, что касается этого преступника, обстоятельства совершенно одинаковы и в том, и в другом месте.
Монах опять согласился.
— Почему же он сидит там, где он находится, ожидая наказания? — спросил Банкэй.
— Из-за своей порочности, из-за чего же еще? — ответил монах.
— Что является причиной его порочности? — спросил Банкэй.
— Конечно же, его омраченное сознание, — ответил монах.
— Так как же ты можешь тогда говорить, что ад происходит не из сознания? — сказал Банкэй. Монах поклонился.
35Во время проведения великого затвора 1690 года среди присутствовавших на затворе монахов находился мастер школы Сото-дзэн по имени Гэккэй. Его разместили в храме Тикурин-кэн,[148] предназначенном для уважаемых наставников. Гэккэй отправился в покои настоятеля побеседовать с Банкэем.
— Мое око [Дхармы] такое же, как твое, — сказал он.
Банкэй с шумом выдохнул воздух. Гэккэй ударил его.
— Мне еще два или три, — сказал Банкэй.
— Что это ты говоришь о двух или трех? — спросил Гэккэй.
— Я запутал тебя этими словами и забросил тебя в долину Двойных Гор,[149] — сказал Банкэй, громко рассмеявшись.
Гэккэй поклонился и вернулся в покои для гостей. Там он рассказал другим мастерам дзэн о том, что случилось с ним в покоях Банкэя. Услышав все это, они задрожали от страха.
36Когда ему было тридцать лет, Банкэй вернулся домой из Нагасаки.[150] К тому времени имя Банкэя было уже широко известно по всей стране. Множество учеников приходило в Хамада в поисках его учения, но он отказывался разговаривать с ними и по прошествии некоторого времени они уходили, так и не встретившись с ним. Люди попытались пристыдить Банкэя. Они сказали ему, что он должен принять учеников и даровать им свое учение.
— Я знаю, что такое сострадание, — улыбнулся Банкэй. — Принять учеников и учить их не так уж и сложно. Но это может привести их к бессмысленным рассуждениям. Когда придет время и сложится подходящая ситуация, они станут Буддами и патриархами, услышав лишь одно слово или увидев тень.
И, действительно, впоследствии Банкэй принял множество самых разных учеников. Их преданность Банкэю и его учению была сильной и непоколебимой. Даже те, кто приходили к нему, вооружившись своими предвзятыми взглядами и предубеждениями, с тем чтобы помериться с мастером силой, встретив его и услышав одно или несколько слов его наставлений, принимали его учение прямо в свое сердце.
38Помощникам Банкэя было легко прислуживать мастеру. Когда я спросил об этом Ицудзана,[151] он сказал
— Кто-то из древних сказал, что прислуживать великому мужу легко, но угодить ему чрезвычайно сложно.[152] Это действительно так. Я служил мастеру в течение многих лет. Я всегда находился рядом с ним. Мы были как рыба и вода, не замечая присутствия друг друга. Мне это никогда не причиняло неудобств; но все же я никогда не мог понять, доволен мной мастер или нет. Он был тем, кого надо уважать и к кому надо прислушиваться. Но с ним никогда не было возможно допустить хоть малейшую фамильярность или вольность.
Он также сказал мне:
— Мастер говорил, что «очень повезло тем людям, которые имеют возможность общаться с настоящим буддийским учителем. Не важно, что они говорят или делают, пребывают ли они в действии или в покое, они все больше и больше проникают в глубину просветленного сознания мастера». Когда я был молодым монахом и еще не достиг своей самореализации, я сомневался в этих словах. Позже я осознал, что они были истинны.
39У мастера не было какого-то зафиксированного, четкого распорядка дня. Однажды, уже после смерти мастера, в храм Дзидзодзи в Ямасина к мастеру дзэн Ицудзану пришел мастер дзэн Когэцу.[153] Когэцу много расспрашивал его о повседневных делах Банкэя.
— В жизни мастера нельзя было выделить какую-то четкую схему действий, — сказал Ицудзан. — Он совершенно не делал ничего необычного — он просто пребывал в состоянии будзи.[154] Но когда он реагировал на различные обстоятельства во время бесед со своими учениками, границы его возможностей обозначить было просто невозможно. Такого не видел никто прежде, даже среди древних мастеров.
Когэн вздохнул от восхищения.
40Однажды, когда ему было тридцать с чем-то лет, Банкэй отправился в город Канадзава, что находится в провинции Kara, с тем чтобы посетить дзэнский мастера Тэссина в храме Тэнтоку-ин.[155] Он пробыл в Тэнтоку-ин несколько дней. Как-то вечером Тэссин сказал:
