Иоханн Таулер - Царство божие внутри нас
Это говорю я не от себя самого, но отсылая к Слову Христову, которым он снова и снова призывает нас не уподобляться лицемерам, что хотят красоваться постами и молитвами, праведностью и раздачей милостыни, по учит жить в тишине и отрешаться от всего, что мы есть, имеем и делаем, препоручая Богу действовать в нас.
Есть четыре способа, которыми наше делание надежно защищено от червоточины:
Первый состоит в том, что человек совершает все труды, будь то ради ближних своих, или ради себя самого, но все — как внутренне, так и внешне — глядя лишь на Бога и Его одного сохраняя в мыслях.
Второй — что человек должен иметь разум в равной мере отзывчивый, самоотверженный и преданный Богу и всему сотворенному Им, никому не противоречить и быть готовым каждому услужить.
Третий — что человек осознает ничтожность, незначительность своего Я, признает и расценивает как несущественное все, что исходит из Я, и считает благим и важным лишь то, что во всех поступках движет им Бог.
Четвертый же — что он всегда находится в безмолвной обращенности вовнутрь, оставаясь открытым замыслу и действию Божию, и постоянно старается не сделать ничего, что противоречило бы воле Божьей или не исходило бы из нес.
Кто соблюдает эти четыре способа, тот может быть уверен, что на древе его жизни будут висеть добрые плоды, которые не упадут даже в непогоду и бурю, тем более не сгниют от червоточины, но будут радостно и самозабвенно принесены в момент созревания.
Это и подразумевает Слово, из которого мы исходили: «Водимые Духом Божиим суть сыны Божии». те, кто постоянно думает о том, чтобы во всем следовать за Духом Божьим, слушаться Его Слова, жить по Духу и поступать по Духу, оказываются сынами Божьими. Они испытали, как Бог руководит ими, оказывая им все новые милости, давая обрести божественную мудрость и свершить труды, которые далеко превосходят всякую человеческую мудрость и все человеческие дела.
Если хоть год человек не будет заниматься ничем иным, кроме мыслей об этом, то и этот год даст ему более, нежели все предшествующие, даже если в течение них он совершил нечто по его способностям великое, поскольку только с Богом достигают наивысшего, ибо такое дело — дело Божье, а не человеческое.
От такого человека отпадает всякое внешнее дело, и довольно ему всегда делать лишь одно дело — внутреннее — а большего, чем это, ничего ист. Не измерить, с какой любовью действует Бог в человеке, таким образом предоставившим Ему место в себе и всецело Ему себя вручившим.
Таким вверившимся Богу человеком был Тимофей. Ученики святого Дионисия удивлялись тому, что Тимофеи в сравнении с ними был неизмеримо восприимчивей и сильно превосходил их всех, хотя они тоже, как и он, совершали много добрых дел.
Учитель отвечал им, что это оттого, что он — человек, препоручивший себя Богу и так глубоко погрузившийся в бездну собственного небытия, в Не-Я, что даже не соизмеряет себя с делами Божьими, но все свое оставляет Богу.
Сподоби и нас, Боже, достичь такого оставления и такого препоручения себя руководству Божию!
Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие.
Ин. 6, 55
Все упражнения и труды — лишь пути и средства достижения истинной готовности придти к Богу, дабы он руководил нами. Тот же дар, что мы «едим плоть Сына Человеческого и пьем Его кровь», — цель и награда, ибо в нем он Сам Себя непосредственно отдает людям, соединяясь с ними просто и совершенно.
«Плоть Моя истинно есть пища и Кровь Моя истинно есть питие»: те, кто воспринимает это внешне, чувствами, как телесную пищу, как хлеб и вино, вкушая их, ничего не знает об истинном смысле Вечери и о блаженстве соединения, сокрытом в ней.
Пища, которую принимает внешний человек, сама по себе мертва и служит лишь для бренной жизни человека. Но Пища, которую внутренний человек получает от Христа, — живая, и кто се вкушает, «жить будет вечно» (Ин. 6, 58).
Услышав эти слова, отошли многие, кто шел за Христом, ибо не поняли Его слов (Ин. 6, 66). Они восприняли буквально то, что имело духовный смысл. Ибо Пища эта превосходит все, постигаемое умом. Здесь Пища и вкушающий едины.
Однако трудно объяснить словами то, что выходит за пределы понимания. Только внутренний человек, живущий исключительно внутренним, в состоянии вкушать эту Пищу и понимать ее смысл, даже если не выразить того словами человеческими.
Кто хочет узнать, что означает вкушать Кровь и Плоть Христову, пусть, от всего отрешившись, пребывает внутренне в покое и одиночестве.
Дабы достичь этого, нужно привыкнуть следить за своим внутренним человеком и во всем, что делаешь, заглядывать в себя, и всегда, занимаясь чем-либо или общаясь с другими людьми, оставаться обращенным вовнутрь большей частью своего существа, особенно — в часы досуга и одиночества; только тогда ты будешь истинно собран внутри со всеми своими чувствами и силами и погружен в глубину души. Ибо здесь то место, где Пища живая, «Плоть и Кровь», т. е. суть и дух Христовы, соединяются с внутренним человеком, всецело его в Себя вовлекая и в Себя преображая.
Это соединение превосходит все превращения, которые человек в силах осмыслить. Ибо здесь дух возвышен над всякой тварностью, очищен и просветлен и так совершенно вознесен над самим собой и своим образом и пронизан Богом, что теряет всякое сходство и подобие с Богом, становясь с Ним единым и растворяясь в морс божественного света.
Происходит это подобно тому, как огонь действует на дрова: сначала он вытягивает из них влагу, потом делает их теплее, горячее, а затем — подобными себе. Чем более дрова приближаются к подобию, тем более исчезает неподобие, пока, наконец, огонь не растворит материю дров, и существо дров не сделается единым с огнем, само становясь пламенем. Так, в единении, исчезает подобие.
Точно так же и божественная Пища увлекает дух из неподобия в подобие, а из него — в единство.
Если божественный жар любви устранит из духа всякое неподобие, всякую несоразмерность Богу, то при вкушении существа Христова он совершенно растворится в божественности, как сказал о том Христос Августину: «Расти и принимай Меня в себя, тогда ты не Меня превратишь в себя, но сам всецело преобразишься в Меня».
Прежде чем случится такое, все тварное должно в нас умереть. Но сколь же плодотворна и блаженна жизнь, рождающаяся в этой смерти!
Когда вкушаем мы пищу телесную, все, что мы едим, само должно умереть и исчезнуть, прежде чем попадет в наше естество и станет с ним полностью единым.
Попадая в наше чрево, пища становится столь не похожа на саму себя, что се прежнюю форму уже не узнать, особенно же, когда ее сила всосется в наше тело и станет частью нас самих.
Но гораздо глубже заходит смерть и исчезновение, когда наш дух растворяется в божественном единстве и теряется в нем, так что нельзя больше обнаружить его тварное бытие.
О таком единении да будет всякое наше помышление и ни о чем, более мелком. Мы созданы, призваны и снаряжены для неизмеримо больших вещей, и Бог хочет, чтобы мы не довольствовались меньшим и не утешались мелкими вещами, но осознавали, что он хочет отдать нам Себя во всей Своей сути. Поэтому, с чем бы мы ни встретились, будем внутренне бдительны и открыты и всеми чувствами и силами устремлены к наивысшему, к Самому Богу, дабы все более приближаться к божественной глубине и тем самым все более возвышаться.
Как жаль тех, кто божественную Истину и Реальность воспринимает только рассудком, понимая все буквально и грубо материально: они толкутся позади и ничего у них не получается...
...Если телесная пища, попав в чрево, остановится и не будет двигаться дальше, то телу от этого лишь неприятности, — то же самое и с теми, кто принимает Пищу божественную лишь чувствами, а не духом; они не приемлют высшего блага, которое Бог хочет дать им с этой Пищей, а именно — Себя Самого. Они не понимают смысла Таинства и не становятся причастниками преображения, в котором Бог отдает Себя столь существенно и совершенно, что вкушающий и Пища становятся едины.
Этот божественный дар можно принимать во все дни, как только мы того возжаждем. Для тех, кто хочет прийти к совершенству, нет более короткого и падежного пути, чем тот, что ведет вовнутрь.
Ничто столь хорошо не готовит материю к тому, чтобы сделаться светом, как приближение к огню, когда вбирает она в себя все больше и больше тепла: оставаясь вблизи от огня, она может быть еще сырой, твердой и окаменевшей, но затем жар его воздействует на нее, делая подобной себе и полностью втягивая в себя.
Так и человек, еще сильно пропитанный своими грехами, ошибками и недостатками, ожесточенный сердцем или окаменевший, в благоговении и самоотдаче приближается к божественному огню, постоянно обращаясь вовнутрь, насколько в его силах, и пребывает в этом, пока огонь не прогреет его столь неравномерное существо, делая мягче и светлее, и пока, наконец, не вспыхнет он, становясь огненным и божественным.