Неизвестен Автор - Лекции о сущности религии
отсюда известное изречение, что он "философию свел с неба на землю", отсюда и то, что он всякое философствование, превосходящее силы и предназначение человека, называл meteorologein (то есть занятием небесными, сверхземными вещами).
Но как могущество, сверхчеловечность, высшее или верховное, над нами находящееся существо,-у римлян боги называются superi, - так и другие предикаты божества, как вечность, бесконечность, - первоначально определения природы. Так, например, у Гомера бесконечность есть предикат моря и Земли, у философа Анаксимена - предикат воздуха, в "Зенд-Авесте" вечность и бессмертие - Солнца и звезд. Даже величайший философ древности Аристотель в противоположность бренности и изменчивости земного приписывает неизменность и вечность небу и небесным телам. И даже христианин умозаключает (то есть выводит) из величия и бесконечности мира или природы о величии и бесконечности бога, хотя тотчас же вслед за тем - из вполне понятного, но не подлежащего здесь нашему рассмотрению основания - заставляет эти свойства мира исчезнуть перед свойствами бога. Так, например, Шейхцер в своем "Естествознании Иова" говорит в согласии с бесчисленными другими христианами: "Его (бога) бесконечное величие указует не только непостижимая величина мира и мировых тел, но и самая малая пылинка". А в своей "Физике или естествознании" тот же ученый и благочестивый естествоиспытатель говорит: "Бесконечная мудрость и мощь творца явствует не только из infinite magnis (бесконечно больших величин), из массы всего мира и тех больших тел, которые обращаются в свободном небе... но также и из infinite parvis (бесконечно малых величин), из пылинок и мельчайших животных... Каждая пылинка объемлет собой бесконечное число мельчайших миров". Понятие бесконечности совпадает с понятием всеохватывающей всеобщности или универсальности. Бог не есть особое и потому конечное, ограниченное той или другой нацией, тем или другим местом существо, но он также и не природа. Солнце, Луна, небо, Земля и море общи всем, говорит один греческий философ, а один римский поэт (Овидий) говорит: природа никому не присвоила ни солнце, ни воздух, ни воду. "У бога нет лицеприятия", но нет ее и у природы. Земля производит свои плоды не только для той или другой избранной личности или нации; Солнце светит над головами не одних христиан, евреев, оно освещает всех людей без различия. Именно благодаря этой бесконечности и всеобщности природы и не могли древние евреи, считавшие себя за избранный богом, то есть за единственно правомочный, народ, верившие, что мир создан только ради них, евреев, не могли понять, почему блага жизни предоставлены не им лишь одним, но также и идолопоклонникам. На вопрос, почему бог не уничтожает служения идолам, еврейские ученые отвечали, что он бы уничтожил идолопоклонников, если бы они не почитали вещи, необходимые миру; но так как они почитают солнце, луну, звезды, воду, огонь, то зачем богу уничтожать мир из-за нескольких глупцов? то есть на самом деле: бог должен допустить существование причин и предметов идолопоклонства, потому что без них не могли бы существовать евреи (10).
Мы имеем в данном случае интересный пример некоторых существенных черт, характерных для религии. Прежде всего пример противоречия между теорией и практикой, верой и жизнью, противоречия, которое встречается в каждой религии. С их теорией, с их верой в прямом противоречии находилась та естественная общность земли, света, воздуха, которая имелась у евреев с идолопоклонниками; так как они с язычниками не хотели иметь ничего общего и согласно их религии не должны были ничего общего иметь, то они и блага жизни не должны бы были иметь с ними общие. Если бы они были последовательны, то они должны бы были либо язычников, либо себя лишить пользования этими благами, дабы не иметь ничего общего с нечестивыми язычниками. Во-вторых, мы в данном случае имеем пример того, что природа куда либеральнее бога религий, что соответствующая природе точка зрения человека или естественное воззрение гораздо универсальнее, чем точка зрения религиозная, которая отделяет человека от человека, христианина от иудея, иудея от язычника, что, следовательно, единство человеческого рода, любовь, простирающаяся на всех людей, опирается отнюдь не на понятие небесного отца или, как современные философы переводят это выражение, не на понятие духа, но столько же или еще лучше опирается на природу и первоначально только на нее и опиралась. Поэтому всеобщая любовь к человечеству ведет свое происхождение совсем не со времен лишь христианства. Уже языческие философы учили этой любви; но бог языческих философов был не что иное, как мир или природа.
Христиане, наоборот, имели ту же веру, как и евреи; они так же верили и говорили, что мир создан ради них, христиан, и ради них сохраняется; поэтому они так же мало могли последовательно объяснить существование неверующих и вообще язычников, как и евреи; ибо если мир существует только ради христиан, то зачем и почему существуют другие люди - не христиане, не верящие в христианского бога? Христианским богом можно объяснить существование только христиан, но отнюдь не язычников и не неверующих людей. Бог, который дает восходить солнцу над праведными и неправедными, над верующими и неверующими, над христианами и язычниками, есть бог, равнодушный к этим религиозным различиям, не желающий о них ничего знать, он в действительности не что иное, как природа (11). Если поэтому в Библии значится: бог дает своему солнцу восходить над добрыми и злыми, то мы в этих словах имеем следы или доказательства религиозного естественного воззрения, или под добрыми и злыми понимаются люди, различающиеся между собой лишь морально, но отнюдь не догматически, ибо догматический библейский бог строго различает между козлищами и овцами, между христианами, с одной стороны, и евреями и язычниками - с другой, между верующими и неверующими: одним он сулит ад, другим - небо, одним он обещает вечную жизнь и счастье, другим - вечное бедствие и смерть. Но именно поэтому нельзя бытие этих обреченных на ничто людей выводить от бога; мы можем это себе объяснить, мы можем вообще уйти от тысячи противоречий, затруднений, осложнений и непоследовательностей, в которые нас запутала религиозная вера, только в том случае, если мы признаем, что первоначальный бог был лишь существом, производным от природы, и если мы поэтому сознательно на место мистического, подлежащего различным толкованиям имени и существа бога поставим имя и существо природы,
ТРИНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ.
То, что во вчерашней лекции я говорил о могуществе, о вечности, о сверхчеловечности, о бесконечности и универсальности бога, что они взяты из природы и первоначально выражали лишь ее свойства, то же применимо и к свойствам моральным. Благость бога заимствована от существа и явлений природы, полезных, благих, благодетельных для человека, внушающих ему чувство и сознание того, что жизнь, существование есть благо, счастье. Благость бога есть лишь облагороженная фантазией, поэзией чувства, олицетворенная, обретенная самостоятельность, как особое свойство или сущность, в активной форме выраженная и понятая полезность природы и способность ее быть использованной. Но так как природа есть в то же время и причина влияний, человеку враждебных, для него вредных, то он эту причину превращает в самостоятельное существо и обожествляет в виде злого бога. Эта противоположность встречается почти во всех религиях; но в этом отношении самая знаменитая религия - персидская, которая ставит во главу своей веры двух враждебных друг другу богов: Ормузда, бога, или причину, всех существ, благодетельных для человека - полезных животных, отрадных явлений, подобных свету, дню, теплоте, - и Аримана, бога, или причину, тьмы, пагубной жары, вредных животных.
Христианская религия, представления которой в области веры почти целиком заимствованы из персидского, вообще восточного миросозерцания, также имеет, собственно говоря, двух богов, из коих, однако, только один преимущественно или исключительно бог, тогда как другой называется сатаной или дьяволом. И даже в тех случаях, когда злые, вредные действия природы не производятся от самостоятельной, личной причины, дьявола, они производятся во всяком случае от божьего гнева. Но бог в гневе, или гневный бог, - не что иное, как злой бог. Мы здесь имеем опять пример того, что между политеизмом и монотеизмом нет существенной разницы. Политеист верит в добрых и злых богов, монотеист же воплощает злых богов в гневе бога, а добрых - в благости бога и верит в одного бога, но этот один, одновременно и добрый и злой, гневный бог - бог противоположных свойств. Но гнев бога есть не что иное, как правосудие бога, представленное, олицетворенное в виде чувства, страсти. Ведь гнев и в человеке первоначально и сам по себе есть не что иное, как страстное чувство справедливости или мщения. Человек приходит в гнев тогда, когда ему - в действительности или только в его представлении - причинена обида, несправедливость. Гнев есть возмущение человека против деспотических посягательств, которые другое существо позволяет себе по отношению к нему. Но как благость бога заимствована лишь от благих действий природы, так и справедливость заимствована первоначально от злых, вредных, пагубных действий природы. Представление о правосудии создается таким образом посредством рефлексии. Человек - эгоист; он по отношению к себе бесконечно добр и верит тому, что все должно ему служить только на пользу, что не должно и не может быть зла; но он встречает противоречия этому своему эгоизму и вере; он верит поэтому, что зло постигнет его только в том случае, если он погрешил против существа или существ, от которых он производит все доброе и благодетельное, и если он тем самым привел их в гневное состояние. Он объясняет себе поэтому зло природы как наказание, которое бог возложил на человека ввиду содеянного человеком по отношению к ному проступка или несправедливости, Отсюда и вера христиан в то, что природа была некогда раем, где не существовало ничего враждебного и вредного человеку, но что этот рай погиб в результате грехопадения и вызванного им гнева божьего. Но это объяснение теологически извращенное. Первоначально гнев или суд бога в отличие от его благости заимствован и выведен из пагубных и вредных явлений природы. Не потому этот человек убит молнией, что бог наказывает, что он справедлив, гневен, рассержен, а, наоборот, из того, что он убит молнией мы заключаем, что причиной этого смертного случая является разгневанное, наказующее, злое существо. Таков первоначальный ход человеческой мысли (12). Но как благость и справедливость бога заимствованы и выведены из благотворных и вредных явлений природы, точно так же заимствована и выведена и мудрость только из природы и, в частности, из того порядка, в котором явления природы следуют одно за другим, из связи естественных причин и следствий.
