Панайотис Неллас - Христианская антропология по св. Николаю Кавасиле
В этом контексте становится понятно, что подлинно человеческая личность входит в бытие рождением во Христе, а биологическое рождение человека служит лишь приготовлением к действительному рождению во Христе. Последнее намного превосходит первое, поскольку вводит человека в жизнь единения с Богом, делая его в полном смысле личностью. Мы уже встречались с этими мыслями у преп. Максима Исповедника. Св. Николай Кавасила повторяет его учение, внося некоторые оттенки и пояснения.
Он пишет, что в телесном рождении родивший передает рожденному»семя»и»силу»жизни; однако в течение жизни сыны не иначе могут существовать самостоятельно, как отделившись от родивших, и»кровь детей теперь не то же, что кровь родителей». В духовном же рождении»кровь, которою живем, и теперь есть кровь Христова… и общи члены, и обща жизнь», т. е. христианин реально живет жизнью, которая наполняет Христа, и эта жизнь Христова становится его новой и подлинной жизнью. В телесном рождении ребенок получает силу к образованию членов, подобных членам тела родившего, в то время как в духовном Христос дает человеку Свои глаза, уши, сердце и т. п. Телесным рождением дитя отделяется от матери,«а удалившимся от Христа не остается ничего иного, как умереть».«С родившими не вполне и не в одно и то же время имеем общее по плоти и крови, а со Христом мы сообщаемся истинно, и с ним всегда общи у нас и тело, и кровь, и члены и всё подобное»[28]. Такое одновременное обладание одним и тем же создает истинное приобщение, ведь»если каждый имеет попеременно сначала один, потом другой, это не столько общение, сколько разъединение». И как нельзя считать едиными тех, кто друг за другом живут в одном доме, так и с родившими нас телесно мы имеем»только некоторый вид общения»[29], только образ единения. Само единение — это приобщение Христу, Который»не удаляется, дав жизнь и существование, но всегда присутствует и соединяется и сим самым присутствием животворит и укрепляет»[30]. И»если кто общение обозначает именем родства и тех называет родными, кои соединены общею кровию, то одно может быть общение крови, одно сродство и усыновление, то самое, которым мы сообщаемся с Христом»[31].
«Дивным»называет Кавасила тот»союз, которым Он соединяется с возлюбленными», тот неизреченный синтез, в котором личность, пребывая неповторимой в своей свободе, в то же время оказывается неотделимым членом Тела Христова, живя Его жизнью.«Ибо нет для нуждающихся ничего такого, чем бы Сам Он не был для святых; Он и рождает, и возращает, и питает; Он и свет для них, и дыхание, и Собою Самим образует для них око, Собою Самим освещает их и дарует им видеть Себя Самого. Будучи Питателем, Он вместе и пища, и Сам доставляя хлеб жизни, Сам же есть и то, что доставляет. Он и жизнь для живущих, миро для дышащих, одежда для желающих одеться»[32].
Как в телесном рождении от родителей получает человек организм, способный к этой смертной жизни, так в духовном рождении Христос творит в человеческом существе новый духовный организм, с духовным зрением и слухом, способный к духовной жизни. Эта духовная сущность (будучи ничем иным как новым человеком) как таковая не подлежит тлению и не исчезнет по смерти, сохраняя человеческую жизнь в вечности. Без этого организма, способного к духовному, какими глазами — спрашивает Кавасила — воззрим мы на Солнце Правды, которое воссияет в будущем веке? Чем услышим»то, что слышал Он от Отца»? Как воссядем за приготовленную трапезу? Ибо если и примет жизнь будущая»людей, не имеющих сил и чувств, которые нужны для нее», то»как мертвые и несчастные будут они обитать в блаженном оном и бессмертном мире»[33].
Чтобы ярче выразить превышающую ум реальность нашего единения со Христом, Кавасила подчеркивает, что она превосходит все доступные тварному сознанию аналогии и не может быть вполне уподоблена никакому другому союзу. Вот почему Писание прибегает к столь многим сравнениям сразу. Союз, которым Христос соединяется с верными, неизмеримо больше единения детей с отцом, неразрывнее связи ветвей с лозою, полнее союза брачного, органичнее соединения членов тела с главою. Последнее ясно показали мученики, пожелав лучше лишиться головы, чем Христа. Когда же Апостол выражает готовность сам подпасть проклятию (ср. Рим. 9, 3), дабы Христу было приложение славы, он показывает этим, что верный соединен с Ним более, нежели с самим собою[34].
Это приобщение Христу полагает конец мертвенному бытию и существованию, избавляя от»бесформенности»(άμορφια),«неявленности»(άφάνεια) и»неведения»(άγνωσία)[35]. Здесь стоит остановиться. Взирая на вещи как бы»с точки зрения»Бога, Кавасила утверждает, что Бог»знает Своих», то есть Отец знает Сына и всё принадлежащее Ему[36]. Не существующее во Христе — «незнаемо и неявлено Богу». Но незнаемое Богом объективно незнаемо; его нет в действительности.«И даже вовсе нет в действительности того, что не явлено во Оном Свете»[37].
Крещением, миропомазанием, божественной евхаристией и вообще жизнью духа, мы делаемся»со–телесными»(«вотелесяемся», ένσωματωνόμαστε) Христу, приемля христианское бытие, то есть бытие христоцентричное и христоподобное, и соответствующие ему»вид»и жизнь. Тогда Отец»самый образ Сына находит в лицах наших»и»признает в нас члены Единородного Своего»[38]. Так,«будучи… познаны Знающим Своих»[39], мы всплываем из неявленности (άφάνεια) и забвения (λήθη) в область истины (ά–λήθεια). Тот,«кто был некогда тьмою, становится свет; бывший ничем обретает бытие. И вселяется с Богом и приемлется Им; из бесславной темницы и рабства возводится на царский престол»[40].
Название основного труда св. Николая Кавасилы не случайно. Духовная жизнь для него есть именно жизнь во Христе, или жизнь Христа в нас. Ее сущность недвусмысленно задана Павловым утверждением»Уже не я живу, но живет во мне Христос»(Гал. 2, 20), принятым в самом буквальном смысле.
Из сказанного ясно, что подлинная природа человека — в его бытии по подобию Бога, а точнее, в его бытии по Христу и во Христе. Следовательно, православная антропология должна строиться как христологическая: как по существенному содержанию, так и по форме и методам. Это буквально»теоантропология», учение о богочеловечестве.<…>
Плоды духовной жизни
Оживление и обновление, которое Дух Божий дарует человеку, распространяется на всё творение. Христологическая антропология у Кавасилы обогащается не менее ярким учением о христоцентричности всего творения, когда оно возвышается до тела Христова. В первом разделе нашего исследования мы уже рассматривали святоотеческий взгляд на существование глубокой внутренней связи между человеком и прочим творением. Человек есть поистине»связующее звено всего творения»[41], заключающее»в себе все части целого»[42].
Согласно Кавасиле, воспринятая Логосом в Воплощении часть творения была не только освобождена от тления, но и преображена в самой своей основе. Осуществилась та цель, ради которой был изначала устроен мир. Сотворенное Словом стало, благодаря Воплощению, Его телом — и за пределами тварного обрело подлинную»основу своего бытия».
Воспринятая материя, тело Господне, стала с того момента»помазанием»[43] для всего творения. Происходящее, объясняет Кавасила, похоже на то, что бывает с сосудом для благовоний.«Если бы алавастр каким‑либо способом соделался миром (το μύρο) и переменился в него»то служил бы уже не преградою, а проводником мира для внешнего.«Равным образом, когда наша природа обожилась в спасительном теле, не осталось ничего, отделяющего род человеческий от Бога»[44].«Плоть была обожена и природа человеческая принята в ипостась Самого Бога»и само ограждение стало миром[45]. Таким образом то, что всегда отделяло человека от Бога, теперь служит соединению с Ним. Помазанная тварная природа стала носителем божества, Телом Христовым, миром излиянным, церковным единством. И то, что впоследствии прививается к Телу Господню, реально преображается в Христово Тело, становится Церковью, или соборным единством. Церковь — творение, привившееся Христу и оживляемое Его Духом.
Великой и основной тайной нашей веры Апостол Павел называет Христа — Воплощение и божественное домостроительство, которыми Логос спасает мир (ср. 1 Тим. 3, 16). Эта первичная тайна (или таинство), которая есть Христос, преломляется и обретает, по Кавасиле, действенную конкретность во времени посредством священных таинств, которыми устроена (άργανώνεται) и живёт Церковь (греч. όργανώνεται может означать одновременно и что Церковь»организована, устроена»таинствами, и что они»составляют её живую ткань». — Прим. перев.). Византийский мистик учит о внутреннем тождестве между историческим телом Иисуса и Церковью, между энергиями (ενεργειών, действованием) конкретного тела Господня и церковных таинств. Таинства практически продолжают действие того самого тела и доносят до нас его подлинную жизнь.»'Воплощению Господню принадлежат совершаемые таинства»[46]. Поэтому ими Церковь создана, в них существует и ими живет.«Церковь представлена в таинствах не как в символах (не символически), но как в сердце — члены, и как в корне — растение, и, как Господь наш сказал, как в лозе ветви. Ибо здесь не по имени единство, и не по сходству уподобление, но действительное тождество»[47].
