Протоиерей Александр Мень - Магия, оккультизм, христианство: из книг, лекции и бесед
Кроме того, в учении Блаватской фактически отрицалось уникальное значение ИИсуса Христа для нашего спасения. Она писала одному человеку, что верит в Христа, но только не в исторического, не в Иисуса Назарянина, который жил в Палестине, а космического, который есть один и тот же: и Кришна, и Будда, и другие великие учители. Движение Блаватской вероятно бы заглохло, если бы в конце ее жизни к ней не присоединилась другая замечательная личность, на сей раз англичанка, Анни Безант (она умерла в 33–м году). Жена англиканского пастора, она разошлась с ним.
Она несла в себе глубокий протест против сухости и фарисейства английского благочестия и бросилась в объятия социалистов. Это была энергичная женщина, очень талантливая, и она почувствовала, что задыхается в этой политической кухне. И она искала выход. Судьба свела ее с Блаватской. И Анни Безант пишет в автобиографии, что когда она вошла к Елене Петровне, то сразу почувствовала, что выход найден. Елена Петровна после краткой беседы спросила: «Не хотите ли присоединиться к нам?» — «И мне, — пишет Анни Безант, — захотелось поцеловать край ее одежды». Так изболелась душа по чему–то духовному. И она сразу бросилась в объятия теософии, «божественной мудрости».
Теософское движение перешло в Россию в начале нашего столетия. Первое теософское общество было открыто в Калуге, и местный священник отслужил молебен на его торжественном открытии. В Калуге уже был Циолковский, он все это воспринял довольно чутко, недаром у него были такие книги, как «Нирвана». В Калуге же печатались главные теософские работы в России, было издано очень много как произведений Елены Петровны Блаватской, так и других женщин, которые были инициаторами движения.
Надо сказать, что в теософии господствовали женщины: Каменская, Писарева и другие. И вот этим прекрасным женщинам все более и более хотелось, чтобы наконец совершилось еще одно воплощение Христа. Поскольку они были уже убеждены, что Он неоднократно воплощался, то почему бы Ему не воплотиться теперь, в XX веке? И как бы проявив нетерпение некоторое, они захотели приблизить это великое событие. Они уверили себя и потом других, что вот этот Божественный Учитель воплотился в индийсклм мальчике, принявшем имя Альцеон (индийское имя его было Джибту Кришнамурти).
В 12–м году, когда начались по всей Индии, Англии, Америке собрания теософского общества, которое провозглашало, что через Кришнамурти говорит Сам Небесный Учитель, самому Кришнамурти было около двадцати лет. Я помню его фотографию (он умер совсем недавно, лет восемь тому назад, в Америке). Это был прекрасный индийский юноша, в белой тоге, с длинными волосами, и… были цветы, музыка, и Учитель Небесный говорил через него. На самом деле, как отмечает Всеволод Соловьев, теософское движение превратилось с пропаганду, а пропаганда — это уже что–то такое… В пропаганду модернизированного вида буддизма, очень далекого от настоящего буддизма, с явным антихристианским уклоном. Правда, Анни Безант старалась этот антихристианский уклон как–то сгладить.
И вот в 1912 году была произведена первая попытка изменить курс теософии. Немецкий специалист по Гете, филолог Рудольф Штайнер вышел из теософского общества в знак протеста против этого Кришнамурти и создал другое общество — антропософское. (Штайнер умер в 26–м году.) Антропософская доктрина была попыткой христианизировать теософию: опираться не на индийский, а на христианский опыт. И многое в этом отношении было Штайнером сделано, и много было достижений. Его горячим приверженцем был русский поэт Андрей Белый, очень высоко его ставил Максимилиан Волошин, его жена Маргарита Васильевна Сабашникова потом стала горячей штайнерианкой и, покинув мужа, уехала туда, где жил Штайнер и его группа. Сейчас мы не будем удаляться в эту сторону, я все это отметил только для того, чтобы сказать, что Штайнер сохранил перевоплощение как принцип эволюции. Более того, оно стало для него как навязчивая идея: перевоплощаются люди, животные, земля, луна, Юпитер, все планеты, солнце… Штайнер был замечательный человек — великий организатор, художник, музыкант, оратор, много писал. О нем есть великолепные воспоминания Андрея Белого, недавно их издали на Западе. Рудольф Штайнер писал, что, познавая сверхчувственные миры, мы можем получить такие же объективные сведения, как будто мы были в путешествии по Гренландии или где–то еще. Сравнение неудачное, потому что в Гренландию можно попасть, ее можно сфотографировать, измерить, и с вами ничего не произойдет, разве только что замерзнете немножко. Между тем, соприкосновение с духовными мирами для человека не может пройти безнаказанно, без последствий.
<…> Штайнеру не удалось приблизить теософию к христианству, потому что для него в его видениях, так сказать, Христос стал Богом, исходящим с Солнца, солнечным Божеством. Это, так сказать, локальное планетарное явление, конечно, не может быть сопоставимо с тем, что мы открываем в Евангелии.
Другой вариант попытки приблизить теософию к европейскому сознанию был предпринят другой замечательной русской женщиной, Еленой Ивановной Рерих. Елена Ивановна тоже была необычайно склонна к буддизму. Женщина необыкновенных талантов и жизнеутверждения, она с мужем проделала колоссальное путешествие, она любила природу, человека, жизнь. Восток ее и Рериха как–то гипнотизировал, они всегда оба воспринимали Азию в какой–то романтической дымке. Когда смотришь на волшебные полотна Рериха–отца, то думаешь, что, наверное, таких пейзажей нет в природе, это все его видения, но чудные видения. Но как быть, как приблизить?
Они путешествовали в 20–е годы. Мир в то время шел к «светлому будущему» — коммунизму, и казалось, что это–то и есть «то самое». И тогда Елена Ивановна пишет книгу, небольшую, — «Основы буддизма», в которой пытается доказать, что марксизм и буддизм — это почти одно и то же. Анонимно печатает книгу в Улан–Баторе, ее распространяют по Верхнеудинску (в Улан–Уде). Когда я там был, мне рассказывали, что это все ламы придумали буддийские, чтобы как–то, так сказать, найти общий с большевиками язык. Никто не знал, что это идея Елены Ивановны. Они с мужем путешествовали по Гималаям и привезли оттуда в Москву в конце 20–х годов ларец с посланием индийских махатм, то есть великих мудрецов.
Надо сказать, что еще Елена Петровна Блаватская всегда ссылалась на некоторые указания таинственных мудрецов, которые с Гималаев ей подавали сигналы. Эти махатмы передали Советскому правительству текст, в котором одобрялось и разрушение церквей, и разрушение культуры — разрушение старого мира во имя какого–то светлого будущего. Когда я читал этот текст — вы можете его найти в биографии Рериха, изданной в серии ЖЗЛ, — то меня, признаться, передернуло… Если это махатмы, то какие–то очень сомнительные махатмы. Шамбола с коммунизмом сливались в одно целое. Все это было страшной эклектикой. Необычайная каша, потому что, с одной стороны, — политический миф, с другой стороны, — народные легенды, с третьей — какие–то непроверенные слухи о каких–то обитателях Тибета. Все это, конечно, питало воображение, захватывало, играло на чувствах… Таинственность <…> привлекала.
В своих книгах, которые Елена Ивановна называла Агни–йога, она пыталась активную христианскую этику внедрить в восточный созерцательный мистицизм. Когда читаешь ее писания, писания Блаватской, Кришнамурти, Анни Безант, то невольно приходишь к выводам, к которым пришел известный русский философ Борис Вышеславцев (он умер в Париже, в эмиграции. Надеюсь, что он скоро вернется на родину в своих книгах). Он писал, что надо знакомиться с Востоком по его подлинным древним памятникам, не нужны переделки, которые имеются в теософии. Это почувствовал и сам Кришнамурти, тот юноша индийский, которого хотели сделать новым мессией. В 29–м году он порвал с теософским обществом, уехал в Соединенные Штаты, где стал религиозным писателем пантеистического толка, что, в общем, в Америке всегда было любезно.
Итак, мы можем сказать, заключая этот очень беглый обзор, следующее. <…> Для христианского сознания уникальность каждой личности исключает идею странствия душ, но для христианского сознания остается очень важным учение о перевоплощении совсем в другом смысле. В каком? Христос говорит нам: «Если человек хочет идти за Мной, он должен отказаться от себя, отдать себя и взять свой крест».
Уметь перевоплотиться в другого человека не метафизически, а нравственно, через любовь и сострадание, через умение выйти из тюрьмы и клетки собственного «я», чтобы <…> сопереживать другому человеку, слиться с ним, не потеряв при этом своего «я». Ибо тот, кто отдает себя, тот и приобретает. Перевоплощение как бы приземляет, делает вещественной идею бессмертия души. Между тем, тайна здесь выходит за пределы земного существования, речь идет не о повторах, а о непрерывном развитии человеческой личности, и, сколько бы ни было миров, человек развивается в каждом. Ведь мы на самом деле берем отрезок нашего земного бытия только как момент развития, потому что человек — могущественное и священное создание.
