Л Климович - Книга о коране, его происхождении и мифологии
Как видно, для Льва Африканского, как и для арабского историка Ибн ар-Ракика, древняя доисламская Африка была не местом презрительного "яростного неведения" - джахилийи, как говорит Коран (48:2; 3:148) о времени "язычества", "варварства", а все той же многострадальной дорогой ему страной. Под его пытливым взором памятники прошлого открывают правду истории, позволяя понять политику завоевателей, какой бы верой они ни прикрывали свою агрессию. Нет "чистых" и "нечистых", а есть слабые и сильные, те, что побеждали, и те, что оказались покоренными.
Политика "войны за веру" - джихада, газавата, как следует из сохранившихся документов, - это всегда состояние постоянного устрашения, приносившего и приносящего (вспомним иракско-иранский конфликт - войну, изматывающую два государства вот уже который год!) народам огромный ущерб, заставляющего обращать энергию, ум людей не на созидание, а на разрушение. При этом обе воюющие страны, обосновывая свои домогательства, ссылаются на один и тот же авторитетный источник - Коран. Так было и во времена Льва Африканского, и значительно раньше, и позже его. Подобным образом поступали и агрессоры из Западной Европы, мечтавшие обогатиться за счет той же Африки, подбиравшие ключи к странам Ближнего и Среднего Востока.
Вспомним Наполеона Бонапарта, его египетскую экспедицию 1798-1801 годов, подогревавшуюся стремлением французской буржуазии обеспечить себе надежный путь в Индию и другие страны Ближнего и Среднего Востока, а тем самым способствовать установлению военно-политической и торгово-промышленной гегемонии Франции в Европе.
Еще тайно готовясь к этой экспедиции. Наполеон конфисковал в Риме и установил на борту корабля "Ориент" типографию с арабским шрифтом, а затем взял с собой в экспедицию арабистов и переводчиков, готовивших ему обращения на арабском и других языках Востока. Типография, принадлежавшая Конгрегации пропаганды католической веры, стала именоваться "Восточная и французская типография" и выпускать прокламации, заверявшие египтян в любви и верности Наполеона и французов к Корану и вообще к исламу. Уже в одной из первых таких прокламаций было сказано: "Во имя бога милостивого, милосердного. Нет бога, кроме Аллаха. Хвала Аллаху, который не брал себе детей, и не было у него сотоварища в царстве..."
Таким образом, прокламация начиналась с отрывка из 111-го аята 17-й суры Корана, направленного против тех, кто, нарушая монотеизм (таухид), допускает возможность наличия у Аллаха сына, дочери да еще вроде как "сотоварища", соучастника в его вседержавии. Включение этого аята в прокламацию, написанную Бонапартом "от имени французского народа, опирающегося на принципы свободы и равенства", имело целью изобразить "верховного главнокомандующего и эмира французской армии" как разделяющего и защищающего позиции Корана, ислама и покровительствующего ему.
Наполеон заявлял жителям Каира, будто он прибыл в Египет лишь для того, чтобы освободить его население из-под власти тиранов, и что он "больше, чем мамлюки (фактически правившие Египтом, номинально подчинявшимся турецкому паше и входившим в состав Османского султаната. - Л.К.), поклоняется богу всевышнему и почитает пророка его и великий Коран". Тут же, однако, выясняется, что "час возмездия настал" для мамлюков потому, что они с пренебрежением относились к французам, чинили "по отношению к французским купцам различные обиды и злоупотребления". Из-за этого Бонапарт, изобразив себя стоящим на страже обиженных, обращаясь к чиновничеству, военной, светской и духовной бюрократии Египта, "знатным вельможам государства", патетически восклицал: "Скажите своему народу, что французы также истинные мусульмане"[Ал-Джабарти Абд ар-Рахман. Аджаиб ал-асар фи-т-тараджим ва-л-ахбар (Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий). М., 1962, т. III, ч. 1, с. 54, 55.].
Наполеон не напрасно привез в Египет восточную типографию и ориенталистов, возглавлявшихся молодым арабистом Ж. Марселем (1776-1854). Однако вскоре ему потребовалась в Египте еще одна типография. Восточная типография проявила большую активность в использовании Корана и учений ислама для оправдания французской агрессии. Привезенные Бонапартом востоковеды следили и за тем, чтобы в выпускаемых французами на арабском и других восточных языках изданиях не было оскорбительной для мусульман отсебятины, которая, как мы знаем, была характерна для ряда ранних переводов и комментариев к Корану на европейских языках. Если в прокламациях Бонапарта подобные "вольности" и допускались, то, как правило, в целях политической саморекламы главнокомандующего. Его отношение к лишению папы римского светской власти в связи с объявлением в 1798 году Римской республики и его действия на острове Мальта, захваченном французами в ходе египетской экспедиции, толковались как проявление дружбы к мусульманам и ненависти к их врагам.
Писать письма не только мусульманам Каира и Египта, но и видным деятелям ислама в других странах администрация Наполеона заставляла и представителей мусульманского духовенства. Так, по словам современника аль-Джабарти, "французы заставили шейхов написать и отправить письма (турецкому. - Л.К.) султану и шарифу Мекки". В письмах действия оккупантов всячески восхвалялись. Писалось, что французы - мусульмане, что они почитают Коран и пророка, что они помогли паломникам вернуться (из Мекки и Медины. - Л.К.) домой и почтили их, дали коня пешему, накормили голодного и напоили жаждущего. Французы с таких писем делали копии и расклеивали их "вдоль дорог и на перекрестках". Лишь много позднее в пухлых томах историков Египта можно было прочитать о том, как в действительности вели себя эти новоявленные "истинные мусульмане".
Когда обездоленные оккупантами жители Каира подняли против них восстание, оно было жестоко подавлено. "Французы открыли огонь из пушек по жилым кварталам, при этом они особенно стремились попасть в мечеть ал-Азхар (мечеть и высшая богословская школа, основанная в Х в. - Л.К.), для чего подтянули к тому месту, где она находилась, пушки и ядра... После очередной ночной стражи (то есть обхода стражниками кварталов Каира. - Л.К.) французы ворвались в город и, как поток, не встречая никакого сопротивления, подобно дьявольскому войску, прошли по переулкам и улицам, разрушая все преграды на своем пути... Послав вперед группы пеших и конных, французы проникли в мечеть ал-Азхар, причем въехали туда верхом, а пехотинцы ворвались, как дикие козы. Они рассыпались по всему зданию мечети и по двору и привязали лошадей своих к кибла (к нише, указывающей сторону поклонения молящихся во время молитвы - к Мекке, Каабе. - Л.К.). Они буйствовали в галереях и проходах, били лампы и светильники, ломали шкафы студентов и писцов, грабили все, что находили из вещей, посуды и ценностей, спрятанных в шкафах и хранилищах. Разорвав книги и свитки Корана, они разбрасывали обрывки по полу и топтали их ногами. Они всячески оскверняли мечеть: испражнялись, мочились, сморкались, пили вино, били посуду и бросали все во двор и в сторону, а если встречали кого-нибудь - то раздевали и отнимали одежду".
Немало мечетей было разрушено французами. "Так, они полностью снесли мечеть, расположенную около моста Инбабат ар-Римма, разрушили мечеть ал-Макасс... Они вырубили множество пальм и деревьев для сооружения укреплений и траншей, разрушили мечеть ал-Казруни... вырубили деревья в Гизе... В ал-Хилли и Булаке французы вырубили пальмы, разрушили много домов..."
Начались массовые казни тех, кто был причастен к восстанию, а вслед за этим появились новые прокламации, образцы все более широкого использования Корана, учения ислама в интересах агрессора. Жестокое усмирение восставших изображено было в обращениях Бонапарта как исполнение им божественной воли, это-де "бог покарал их за их действия и дурные намерения".
Быстро перейдя от обороны к новому наступлению, Бонапарт стал поучать египтян: "Всякий разумный человек знает, что мы не делаем ничего, что бы не совпадало с волей бога всевышнего и славного, с желаниями и предписаниями его. Кто сомневается в этом - неразумен и слеп".
Обращаясь же к мусульманским богословам и законоведам, он тут же потребовал, чтобы они сообщили "народу, что бог еще до создания мира предначертал гибель врагам ислама и уничтожение всех крестов (христианства! - Л.К.) от моих (Бонапарта! - Л.К.) рук. Еще до создания мира предопределил он, что я приду с запада на египетскую землю, чтобы, погубив тех, кто установил на ней гнет тирании, выполнить его волю. Разумный человек не сомневается в том, что все это делается по воле бога и так, как он хотел и предопределил".
Сейчас, почти через два столетия после того, как все это сочинено и опубликовано, когда мы знаем, кем и в каких целях это доводилось до сведения жителей Каира, многое воспринимается как стоящее на грани издевательства, глумления над религиозными убеждениями оккупированного населения Египта. А ведь писались такие прокламации с коварным расчетом: мусульманин, привыкший к аятам Корана, не отличит, где тут привычные слова священного текста, а где закамуфлированные призывы к покорности завоевателям. Действительно, тут подобраны слова, мысли, близкие, например, такому аяту: "Скажи: "Не постигнет нас никогда ничто, кроме того, что начертал нам Аллах. Он - наш покровитель!" И на Аллаха пусть полагаются верующие!" (К., 9:51). Выбран же этот аят был не случайно, ибо в Коране нет единства в вопросе о предопределении и свободе или зависимости человеческой воли. Порой даже соседние аяты одной и той же суры противоречат друг другу. Так, если 81-й аят 4-й суры Корана гласит: "Что постигло тебя из хорошего, то - от Аллаха, а что постигло из дурного, то - от самого себя", то в предшествующем 80-м аяте утверждается иное, исходящее из положения, что все происходящее предопределено высшей силой, оно записано от века, начертано и от него никуда не денешься. Читаем: "Где бы вы ни были, захватит вас смерть, если бы вы были даже в воздвигнутых башнях. И если постигнет их хорошее, они говорят: "Это - от Аллаха", а когда постигнет их дурное, они говорят: "Это - от себя". Скажи: "Все - от Аллаха".
