Софроний Сахаров - Таинство христианской жизни
Если мы сейчас возвратимся к другому примеру, то есть знанию человека, то хотя чувство любви или дружбы и несет с собою и в себе свет жизни и тем самым чувство удовлетворения, однако без знания, умного и всестороннего, снова выявляется неполнота.
Если мы сочтем достаточными приведенные примеры, для того чтобы понять, что всякий предмет познания для своей полноты требует все наши силы, все наше существо, то легко будет для нас согласиться с тем, что, когда предметом нашего познания становится Бог, эта полнота предания себя становится тем более необходимою.
В самом деле, когда мы произносим это имя: «БОГ», — тогда в каждом из нас, у всех нас в душе оно связано с представлением о Бытии — по преимуществу, о Бытии вечном, объемлющем собою все Сущее.
Удивления достойно, что многие люди во всяком своем стремлении к познанию не идут дальше маленьких, промежуточных целей. Если бы они задумались над этим, то не могли бы уклониться от разумения, что даже при познавании материального мира человек неизбежно становится пред неисчерпаемой бездной Бытия и что всякое умножение и углубление этого познания есть не что иное, как путь к познанию Первопричины всех вещей, Первоосновы всего сущего.
Мы дерзнули говорить о богопознании. Различны формы этого познания, и есть бесконечно много степеней. Когда человек остановит свой ум на каком бы то ни было явлении мира сего и сделает столь естественное для него заключение о том, что это явление свидетельствует о Бытии кого-то или чего-то иного, что глубже него, что является его основой, то и одно это заключение можно уже назвать началом богопознания.
Размышляя об этом, человек сделает иные бесчисленные наблюдения, которые укрепят в нем убеждение, что есть нечто такое, что несет в себе жизнь всему существующему. Идя далее, человек может сделать весьма многие предположения о том, каковым должно быть это всеобъемлющее Бытие. И почти всякая мысль в этом направлении будет если не подлинным познанием Бога, то, во всяком случае, приближением к Нему.
И вот в этой стадии такого интеллектуального познания о Бытии человек обнаруживает свою недостаточность и не удовлетворяется своими достижениями. Оно, это интеллектуальное познание, странным образом перестает давать человеку радость жизни, предстоит уже как неживое, мертвое. И если нет у человека любви к этому предмету, то, подобно детям, люди, чтобы освободить себя от этой заботы и отдаться с увлечением своим игрушкам и страстям, отпадают и живут без Бога. По данной человеку свободе он может закрыть свои глаза, чтобы не видеть, и уши заткнуть, чтобы не слышать того, что ему не приносит радости. Он может не знать, может не хотеть знать об этом, или, как мы говорим, «игнорировать», но не все способны навсегда остаться «детьми». Ощутив в себе жажду к познанию, человек уже не в силах утолить ее отказом и бегством. Нет. Он отдает тогда всего себя этому предмету. Он ищет его познать уже не только умом, но и сердцем. А сердце ищет не простых умозаключений, но соединения с Ним. К этому соединению оно идет через молитву, которая сначала может быть неясным взыванием в пространство. И тут обычно происходит нечто неожиданное. То неведомое, чего оно, сердце, искало, странным образом дает сердцу почувствовать свое приближение. Утеряв это ощущение прикосновения к иному Бытию и возвратившись к своему прежнему состоянию, человек уже не воспринимает это прежнее, как прежде, и оно еще менее стало удовлетворять его. Подобно тому как слова не дают ощущения жизни и кажутся мертвыми, подобно этому и повседневная жизнь: без того ощущения великого Бытия все в мире воспринимается как изменчивое тленное и не пребывающее. Тогда сердце его начинает сильно взывать к Богу. И если взывание это глубоко и искренно, то неизменно приходит от Бога ответ. Бог при этом еще так неясен, так непонятен, что сказать о Нем человек еще ничего не может.
Когда человек всем сердцем начинает вопиять к Богу, то в какие-то моменты, непредвиденные обычно, Бог дает ощутить Себя с такой силой, что человек уже реально ощущает и самого себя причастником вечности. Выходя в этом познании Бога уже через «вкушение» Бога, через реальное единение с Ним, человек возгорается в своем делании пребывать с Ним неразлучно. И, не достигая этого, то есть постоянно выпадая из этого живого единства с Ним, действительно весь, всеми силами своего существа устремляется к Нему, достигая, таким образом, без предварительной мысли о том того состояния, когда весь мир, вся тварь забыта, когда не чувствует человек и самого тела своего — бывает вне мира, всецело живя Богом единым. И это есть начало пути к истинному познанию о Боге, или познанию Бога. Без этого всецелого погружения в Бога через молитву — всякое наше предварительное познание маложизненно. Оно еще не достигает той грани, которую должен пройти всякий человек, всякое разумное существо.
Но, повторяю, это только начало. Правда, оно подобно исходу тварного тела из сферы притяжения Земли, оно подобно вхождению в те беспредельности пространства, где нет уже препятствий летящему телу, где оно, это тело, может сохранять приобретенную им скорость и нестись или летать в свободе. Но все же это есть только начало и не больше. Там, дальше, в этих просторах душа может вдруг ощутить себя совсем иным порядком и, пребывая внутри себя, снова постепенно постигает свою недостаточность и потерянность...
Все явления, с которыми имеет дело наука, относительные, а потому и познание их возможно не иначе как лишь относительное, никак не абсолютное. Бог единственный есть Абсолютный. Не потому ли, как только встречают люди познание о Нем лишь относительное, его считают недостаточным, то есть неубедительным? Вера в Бога Абсолютного должна носить характер безусловный, совершенный. Как только мы узреваем в ней места уязвимые логически, не до конца познанные опытно, так мы ощущаем себя НЕверующими и кричим: «Верую, Господи, помоги моему неверию!..» (Мк. 9:24). И все же даже в той степени, в которой мы познали Бога, вера наша и познание являются достаточными для утверждения ее.
Невозможно достигнуть той духовной победы, о которой мы говорим и к которой стремимся, если жизнь наша не будет соответствовать как-то слову того Божественного учения, которое мы дерзаем проповедовать пред всем миром.
Несомненно положение, что спасению подлежит именно тот мир, который нас действительно окружает, в котором мы живем по предведению и предопределению Промысла Бога о нас. В нашу эпоху человечество устремлено к внешнему познанию с такой силой, как никогда раньше.
Соблазн достигнуть господства над миром через внешнее, то есть научное, познание тайн природы в связи с новейшими достижениями никогда еще не был так силен и так распространен. Весь строй современной жизни, весь порядок воспитания и обучения подрастающих поколений таковы, что ум человека непрестанно вырывается вовне и после многих лет такого действия становится почти совершенно неспособным созерцать свой внутренний мир, живой образ Живого Бога. И мы, служители Божественного слова, не всегда свободны от этого соблазна. И нам постоянно приходится проверять себя, не вышли ли мы недолжным образом вовне, то есть не пришли ли мы в то же самое состояние, в котором находится мир, и тем самым потеряли способность служить ему в плане духовном. Как бы ни было сильно в нас сознание нашей немощи, нищеты и убожества, мы ни в каком случае не можем отречься от порученного нам «дела», то есть спасения мира.
Мы не сможем, однако, научить мир созерцанию Божественных тайн и славы, если сами лишены этого созерцания. Мы не можем нести в мир истинную свободу, если и сами мы являемся рабами страстей и тления. Мы не сможем проповедовать милость, если и сами не познали, что есть сия милость, принесенная нам Христом. Словом, никто не может нести в мир то, чего сам не имеет; сообщить другим познание, которого сам лишен; обогатить других дарами, когда сам нищ; просвещать иных, когда сам во тьме.
Мы не сможем созидать Церковь Христову на Земле, если не дано нам видение Церкви в плане Божественном и одновременно — земном, то есть в ее полноте, во всех планах ее бытия, вечного и временного.
И если поставить вопрос: «А кто может сказать, что он познал, чтобы дерзновенно идти на проповедь и служение истины?» и, с другой стороны, если мы допустим мысль, что в какие-то моменты истории на Земле не обретается ни единого живого человека, действительно познавшего Бога Истинного, то как сможет восстановиться в мире это познание? Не будет ли оно тем самым потеряно вовсе? Ведь Откровение, данное миру во Христе и Духом Святым сообщенное, пребывает в живых людях и ими проносится и через живое предание сообщается грядущим на смену поколениям.
Откровение персонального Бога — АЗ ЕСМЬ — исключает познание Его в форме объективирующего научного знания. Мы знаем Бога только при условии, что мы «живем» в Нем, и Он живет в нас. Знание Бога через пребывание в Нем носит исключительно конкретный характер: мы чувствуем Его внутри нас, мы ощутимо помним Его. Хочу сказать, что все существо занято Им без того, что я говорю, или пишу о нем, или рассуждаю и беседую с братом. Знаю, что живу «я», персона; что вне сего ни мой мозг, ни мое тело не могут знать Бога. Это «я», который предстою Всевышнему, молясь лицом к Лицу, персона к Персоне; дух к Духу. Все, однако, сосредоточено в невидимом, в неизменяемом центре внутреннего общения, полного энергии не от мира сего, то есть трансцендирующей космические энергии, действующей вне времени и пространства и, однако, отражающейся на всем моем составе, включая и тело. Речь идет о Живом Боге, сообщающем мне Свою жизнь во всех планах моего бытия. Можно говорить не столько о проникновении Божественной силы в материальный аспект моего данного существования, сколько об одухотворении сего, материального. Особенно ярко сказывается это при переходе молитвы в состояние созерцания Света, когда весь человек становится также светом, теряет свое физическое самоощущение.
