Исаак Сирин - Слова подвижнические
От чего рождается уныние и от чего — парение ума?
Уныние — от парения ума, а парение ума — от праздности, чтения и суетных бесед или от пресыщения чрева.
О том, что должно не прекословить лукавым[27] помыслам, но повергать себя пред Богом
Если кто не прекословит помыслам, всеваемым в нас врагом, но молитвою к Богу прерывает беседу с ними, то это служит признаком, что ум его обрел по благодати премудрость, что от многих дел освободило его истинное его ведение и что обретением краткой стези, которой достиг, пресек он долговременное парение на длинном пути, потому что не во всякое время имеем мы силу так воспрекословить всем сопротивным помыслам, чтобы прекратить их; напротив же того, нередко получаем от них язву, долгое время неуврачуемую. И ты выходишь дать урок тем, кому уже шесть тысяч лет. А это служит для них оружием, которым возмогут они поразить тебя, несмотря на всю твою мудрость и на все твое благоразумие. Но когда и победишь ты их, и тогда нечистота помыслов осквернит ум твой и зловоние смрада их на долгое время останется в обонянии твоем. Употребив же первый способ, будешь свободен от всего этого и от страха, потому что нет иной помощи, кроме Бога.
О слезах
Слезы во время молитвы — признак Божией милости, которой сподобилась душа в покаянии своем, — признак того, что молитва принята и слезами начала входить на поле чистоты. Ибо если не будут отъяты в людях помыслы о преходящем, и не отринут они от себя мирской надежды, и не возбудится в них пренебрежение к миру, и не начнут они уготовлять доброго напутствия к исшествию своему, не начнут в душе восставать помыслы о том, что будет там, то глаза не могут проливать слез, потому что слезы суть следствие беспримесного и невысокопарного размышления, многих частых и неуклонно пребывающих помыслов, памятования о чем-то тонком, совершающемся в уме, и памятованием сим приводящем сердце в печаль. От сего-то слезы умножаются и наиболее увеличиваются.
О рукоделии и о сребролюбии
Когда во время пребывания твоего на безмолвии обращаешься к рукоделию, не обращай отеческой заповеди в покрывало своему сребролюбию. Во избежание уныния пусть будет у тебя небольшое дело, не возмущающее ума. Если же для милостыни пожелаешь больше заняться делом, то знай, что молитва в чине своем выше милостыни. А если ради телесных потребностей, то, если ты ненасытим, к удовлетворению нужд твоих достаточно с тебя и того, чем наделяет тебя Бог. Ибо Он никогда не оставляет делателей Своих, чтобы терпели они недостаток в преходящем. Господь сказал: Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам (Мф.6:33), прежде прошения вашего.
Некто из святых сказал: «Не тот чин жития твоего, чтобы насыщать алчущих и чтобы келия твоя сделалась странноприимницею для пришлых. Это дело мирян: им оно паче прилично, как дело прекрасное, а не отшельникам, свободным от видимых попечений и хранящим ум своей в молитве».
Слово 31. Об отшельничестве и о том, что должно нам не в боязнь приходить и устрашаться, но подкреплять сердце упованием на Бога и благодушествовать с несомненною верою, потому что стражем и хранителем имеем Бога
Если когда окажешься достойным отшельничества, которое в царстве свободы его имеет бремена легкие, то помысл страха да не понуждает тебя, по обычаю своему, многообразно изменять помыслы и заниматься ими. Но будь паче уверен, что Хранитель твой с тобою, и мудрость твоя во всей точности да удостоверит тебя, что вместе со всеми тварями и ты состоишь под единым Владыкою, Который единым мановением приводит все в движение, и колеблет, и укрощает, и устрояет. Ни один раб не может сделать вреда кому-либо из подобных ему рабов без дозволения о всех Промышляющего и всем Управляющего. И ты немедленно восстань и благодушествуй. Если и дана иным свобода, то не во всяком деле. Ибо ни демоны, ни губительные звери, ни порочные люди не могут исполнить воли своей на вред и пагубу, если не попустит сего изволение Правящего и не даст сему места в определенной мере. Он и свободе не попускает приводить все в действие. А если бы не было того, не осталась бы в живых никакая плоть. Господь не позволяет, чтобы к твари Его приближалась власть демонов и людей и исполняла на ней волю их. Поэтому говори всегда душе своей: «Есть у меня оберегающий меня Хранитель; и ни одна из тварей не может явиться предо мною, разве только будет повеление свыше». Будь же уверен, что не осмелятся показаться на глаза тебе и заставить тебя выслушать ушами своими угрозы их. Ибо если бы дозволено было свыше от Пренебесного, то не было бы нужды в слове и в словах, но за волею их последовало бы и дело.
Скажи также сам себе: «Ежели есть на то воля Владыки моего, чтобы лукавые возобладали над созданием, то принимаю сие не огорчаясь, как не желающий, чтобы воля Господа его осталась без исполнения». Таким образом в искушениях твоих будешь исполнен радости, как уведавший и в точности сознавший, что управляет и распоряжает тобою Владычное мановение. Наконец, подкрепляй сердце свое упованием на Господа; и не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящая во дни (Ис.90:5). Ибо сказано, что праведного вера в Бога и диких зверей делает кроткими, подобно овцам.
Скажешь: «Я не праведник, чтобы уповать мне на Господа». Но ты действительно для делания правды вышел в пустыню, исполненную скорбей, и для этого соделался послушным Божией воле. Всуе и трудишься, когда несешь труды сии не потому, что Богу тогда только желателен труд человеческий, когда приносишь ты Ему скорбь свою в жертву любви. Сию рассудительность показывают все любящие Бога, подвергающие себя скорбям из любви к Нему. Ибо благоизволяющие жить о Христе Иисусе в страхе Божием избирают для себя скорбь, терпят гонение. И Он делает их обладателями втайне хранимых Своих сокровищ.
О выгодах, доставляемых искушениями тем, которые терпят их и с благодарностию, и мужественно
Некто из святых говорил: «Был один отшельник, старец почтенный, и я пришел к нему однажды, а сам был в печали от искушений. Он лежал больной; и когда приветствовал я его, сел подле него и сказал ему: „Помолись о мне, отец, потому что весьма печалят меня демонские искушения“. Тогда он, открыв глаза свои, внимательно посмотрел на меня и сказал: „Молод ты, чадо, и Бог не оставляет посылать на тебя искушения“. Я отвечал ему: „Да, очень я молод, терплю же искушения мужей, крепких силами“. И он продолжал: „Бог хочет уже умудрить тебя“. Я возразил: „Как же умудрить меня? Ежедневно вкушаю смерть“. И он сказал на это: „Любит тебя Бог; молчи: Он дает тебе благодать Свою“. Потом присовокупил: „Знай, чадо, тридцать лет вел я брань с демонами, и по истечении двадцатого года вовсе не видел себе помощи. Когда же прожил я и пятый из последних десяти, тогда начал находить упокоение. И с течением времени оно возрастало. И когда прошел седьмой год, а за ним наступил осьмой, упокоение простерлось до большей гораздо меры. В течение же тридцатого года, и когда оный приходил уже к концу, так сильно стало упокоение, что не знаю и меры, до какой оно увеличилось“. И еще присовокупил: „Когда захочу встать для совершения службы Божией, могу еще совершить одну славу;[28] а что до остального, если буду стоять три дня, в изумлении пребываю с Богом и нимало не чувствую труда“. Вот какое ненасыщаемое упокоение порождено многотрудным и долговременным делом!»
О том, что хранение языка не только заставляет ум воспрянуть к Богу, но и содействует воздержанию
Был один старец, вкушавший пищу два раза в неделю, и сказывал нам: «В тот день, в который поговорю с кем-нибудь, невозможно для меня сохранить правило поста по обычаю моему; но принужден бываю разрешить пост». И мы поняли, что хранение языка не только заставляет ум воспрянуть к Богу, но и делам явным, совершаемым с помощию тела, втайне доставляет великую силу к их совершению, а также просвещает и в тайном делании, как говаривали отцы, потому что хранение уст заставляет совесть воспрянуть к Богу, если только соблюдает кто молчание с ведением. Этот святой имел большее обыкновение проводить ночь в бдении. Ибо говорил: «В ту ночь, которую стою до утра, засыпаю с псалмопением, а по пробуждении от сна, в день этот бываю как бы человеком, не принадлежащим к этому миру; никакие земные помыслы не приходят мне на сердце, и не имею нужды в определенных правилах, но целый этот день бываю в изумлении. Так в один день хотел я принять пищу, по прошествии перед тем четырех дней, в которые ничего не вкушал. И когда стал я на вечернюю службу, чтобы после оной вкусить, и стоял на дворе келии моей, между тем как солнце было еще высоко, начав службу, только в продолжение первой славы совершал оную с сознанием, а после того пребывал в ней, не зная, где я, и оставался в сем положении, пока не взошло опять солнце в следующий день и не согрело лица моего. И тогда уже, как солнце начало сильно беспокоить меня и жечь мне лицо, возвратился ко мне ум мой, и вот увидел я, что настал уже другой день, и возблагодарил Бога, размышляя, сколько благодать Его преизливается на человека и какого величия сподобляет Он идущих вослед Его». После этого Ему единому подобает слава и велелепие во веки веков! Аминь.
