Мишель Блаво - 33 лучших дыхательных упражнения из всех методик и практик
Не знаю, можно ли сказать, что мое терпение в итоге было вознаграждено — результат оказался неожиданным: на тропе показались два человека. Это были не монахи, а двое неизвестных европейского, а точнее, скандинавского вида. Два сравнительно молодых человека, одного роста, похожие друг на друга, словно братья. Причем эти двое крались, воровато оглядываясь по сторонам и делая друг другу знаки жестами. Эти жесты выдавали в них профессионалов вполне определенной сферы, коллег нашего Петровича по цеху — разведчиков.
Я чувствовал, что от этих людей исходит опасность для меня и моих спутников, которые сейчас мирно спали. Как ночной стражник, я обязан был что-то предпринять, чтобы помешать этим людям, крадущимся сейчас по тропе, добраться до места ночлега нашей группы. Но как это сделать? Как предупредить моих друзей?
Неожиданно все произошло само собой — я неловко повернулся, отчего ветка под ногой звонко хрустнула. Оба неизвестных замерли и посмотрели в мою сторону. Я затаил дыхание. Тем временем один из визитеров остановился и положил руку в карман длинного черного пальто. Второй приближался ко мне. Оба передвигались абсолютно бесшумно. Ни оружия, ни чего-то, что можно было использовать для обороны, у меня не было. Между тем я понимал, что обязан любой ценой предупредить моих друзей.
Когда незваный гость был уже близко, я решил идти ва-банк — выскочить ему навстречу с криком, чтобы мои товарищи сразу проснулись и побежали на помощь. Я уже приготовился к прыжку, когда противник был в зоне досягаемости, но тут увидел, что за отворотом черного пальто моего визави блеснул значок, мне знакомый. Я вновь замер, ожидая, чтобы значок этот блеснул еще раз, чтобы я смог его разглядеть и понять, откуда прибыли эти двое и чего хотят от нас.
Один из европейцев оставался неподвижным, держа правую руку в кармане. Второй — тот самый, что приближался к моему камню-укрытию, вдруг остановился. Уверенным жестом он расстегнул пальто, и тут я увидел тот самый значок, не узнать его было невозможно. Я понял: эти люди, пришедшие сюда вслед за нами, не скрывают своей профессии.
Признаюсь, точно назвать организацию, которую представляли эти двое, я не имею права по соображениям внешнеполитического толка. А посему дам лишь только самую общую характеристику, из которой вы и сами при желании все поймете. Так вот, два ранних гостя наших, согласно увиденному мной знаку, представляли разведывательную службу одной из самых развитых стран мира.
Неужели что-то могло заинтересовать столь серьезную организацию на Кайласе? Неужели то же, что и нас? Агент в черном замер возле камня, второй вновь стал подбираться к моему укрытию. Еще миг — и меня обнаружат.
И вот, когда тень незваного гостя уже нависла надо мной, я высоко подпрыгнул, повалил его в траву, оказавшись сверху. Краем глаза я увидел, как к нам бежит второй шпион. Я крепче вдавив в росистую землю своего противника. Он сопротивлялся, что было сил. Это заняло лишь несколько секунд, но казалось, что прошла целая вечность. И я уверен, что победа была бы за мной, если бы я вовремя смог проконтролировать второго. Однако он оказался проворнее. Последнее, что я ощутил, — прикосновение к затылку чего-то прохладного и тяжелого…
Сон или явь?
Очнувшись, я увидел склоненное надо мною озабоченное лицо Петровича. «Ну, все обошлось», — подумал я. И тут же услышал голос Мессинга:
— Ну что, жив наш караульный?
— Жив, — отозвался Петрович. И почему-то рассмеялся.
Подошла Настя и тоже рассмеялась. Я недоумевал. Потом, однако, нашел в себе силы и спросил:
— Друзья, а где те двое? Ну, иностранные шпионы со значками?
Мои товарищи недоуменно переглянулись. Петрович заботливо потрогал мой лоб.
— Рушель, — обратился ко мне Мессинг, — когда мы проснулись, было уже девять утра. Смею напомнить вам, что вы должны были разбудить меня в три часа на смену караула. А в шесть мы все должны были выступить на поиски второй пещеры. Вы же, дорогой мой коллега, не только не разбудили меня, вы сами уснули на посту! Вопиющее нарушение дисциплины…
Я уже не слушал своего друга, поскольку все понял и страшно устыдился. Оказывается, вся эта история с агентами в черных пальто и со значками мне приснилась… Как стыдно! Пришлось все рассказать моим товарищам. Как же хорошо, что те отнеслись ко мне с пониманием. Однако этот странный сон никак не хотел меня отпускать — все стояло перед глазами: вот дорога, вот камень, вот я прыгаю на противника, вот мы на траве, вот я вижу, как второй бежит в нашу сторону, даже удар по голове до сих пор чувствуется…
Нет, никак не отпускал меня этот странный и страшный сон. Трудно было прийти в себя. Согласитесь, с каждым случалось подобное: приснится что-то кошмарное или просто неприятное под утро или глубокой ночью, проснешься, в первый миг порадуешься тому, что это лишь сон. Но уже во второй миг начинает изнутри грызть что-то, держится осадок — бывает, что целый день, а порою и больше. И никак не отогнать той тяжести, что принесло с собою нехорошее сновидение.
Как справиться с негативными ощущениями от сна
Вот и мне в то утро на Кайласе, когда я столь бездарно проспал свой караул, никак не удавалось забыть «людей в черном» из моего сна. Говорят, что в таких случаях может помочь пересказ сна вслух, и я рассказал все своим друзьям в подробностях. Но это не помогло. Тогда на помощь мне пришел мудрый Мессинг:
— Гений Василия Дмитриевича Лебелянского нам поможет! — торжественно произнес Мишель. — Дело в том, что Лебелянский, как известно, страдал несколькими видами фобий. Была среди них и боязнь снов. Примечательно, что Василий Дмитриевич пытался избавляться от самих снов, создавая стихотворения, которые следовало читать перед отходом на ночной покой. Но это, коллеги, не помогало! Да-да, даже гений Лебелянского был бессилен перед загадочной сущностью кошмарного сна. Тогда-то, убедившись в неспособности словом отменить нехорошее сновидение, понял Василий Дмитриевич, с чем именно возможно и даже необходимо бороться при помощи рифмованных строк, произнесенных вслух — бороться надо с «послесоньем». Так Лебелянский назвал то состояние, которое сейчас мучает вас, милый Рушель. И знаете, коллеги, как только узнал я о том, что такой текст есть в наследии моего любимого поэта XIX века, так обрадовался несказанно. А все потому, что сам не раз испытывал страдания от напряженного и неизбывного послесонья. Потому, как только получил я в распоряжение это стихотворение, сразу же выучил его наизусть. Случай проверить его на практике представился совсем скоро. Приснилось мне… Впрочем, коллеги, не так уж и важно, что мне приснилось. Важнее, что осталось послесонье. После того как целых полчаса после пробуждения этот сон не давал мне покоя, я и решил, что настало время для вербальной экспликации художественного гения Василия Дмитриевича Лебелянского. Я вслух прочел те строки, что выучил тогда. Не буду лукавить: я ожидал эффекта, и получил его. Сразу же послесонья не стало! Нет, сон не был забыт. Однако ничего страшного это воспоминание уже не несло, а было только воспоминанием! Разве не этого мы бы и хотели в такой ситуации? Прошу прощения за длинную преамбулу — все равно мы проспали. Так вот, прошу послушать…
И Мессинг прочел наизусть стихотворение Василия Дмитриевича Лебелянского. Вот его полный и точный текст:
«Пороги одни здесь слились с обещаньями самого лучшего в статусе века.
Опять за порогами вяло блеснуло зеркальным и острым ножом одиночество.
Хотелось уйти навсегда, передумав все мысли от самых начал. Красота человека
Сохранялась чуть дольше, чем было положено временем. Имя вот это и это вот отчество
Оставались такими же точно, как были, наверное, за этой стеною когда-то.
Отчего-то на фоне игры продолжительной легче чуть даже вдруг думалось.
Кто-то шел в пустоту, расставаясь с собою самим. Как прекрасны бывают закаты!
Как волшебны бывают слова! Неприлично понятными в радуге суммами
Здесь водили по кругу животных. Здесь как-то при этом неловко и глупо молчали.
Насмехались над снегом и верили только в уже наступившее нынче же прошлое.
Хорошо, что шаги эти были предельно легки. И кораблик уже к этой бухте причалил.
И учили сторонники сна в ипостасях иных ныне только чему-то хорошему.
Продвигались по кругу до новых краев. Ожидали стремительных к осени всходов.
Раздражались немного. Готовились вместе как можно скорее отпраздновать
День души одинокой. На это устало взирала от окон немытых сама мать Природа.
И мелькали слова, порожденные снегом и этим дождем. И такие плясали здесь разные
Тени дней, что тогда уже многим живущим на свете на этом мечталось
О грядущем талантливом в свете прозрачности. Лица какие-то слишком уж грозные
Отрезвляли прозрачные взоры прохожих. Хотелось бы только вот самую малость
Передвинуться ближе к реке этой вязкой и мутной. Прекрасно дарованный темною розою
Век струился куда-то по этому теплому руслу. И ласковым утренним светом
Напоить был готов тот мир сотворением себя из лазури небес с золотым одуванчиком.
Ожидали прихода наморщенных красок. Вели на заклание уставшего нынче поэта,
Ожидали рисунка почетче. И звали к дороге какого-то доброго мальчика.
Мальчик этот стремился постичь до конца все земные и даже не очень земные уроки.
И Земля удивлялась чему-то, смеялась и даже немного сердилась. Отточены
Были эти ножи. Зеркала оставались под гладкой волной, как всегда до краев одиноки.
Были вновь небеса запечатаны взглядами этими очень и как-то предельно порочными.
Обжигались о дно сковородки. Искали чего-то у края всех мыслимых истин.
Прожигали остатки даваемых дней в описаниях чего-то донельзя чужого и даже усталого.
Растворялись в себе, признавая при этом, что даже играя в усталые смыслы,
Сохраняем присутствие духа и ищем чего-то в уставшей душе запоздалого».
Думаю, не стоит подробно рассказывать о том, что сразу же по прочтении этого стихотворения Василия Дмитриевиче Лебелянского мой сон превратился в… просто сон. Да, великий поэт в очередной раз доказал нам свой гений. Однако нам надлежало продолжать путь. Судя по карте, до нее отсюда было не больше четырех часов пути в гору. Это означало, что даже если мы будем идти медленным шагом, то доберемся до цели примерно часа в три пополудни. Нас это вполне устраивало.
