Александр Доброклонский - Александр Доброклонский Руководство по истории Русской церкви
При таком состоянии религиозной жизни естественно ждать в домонгольский период крупных нравственных недостатков. Так действительно и было. Резче всего бросаются в глаза: а) грубость и жестокость нравов, б) семейная распущенность и в) пьянство.
Отец часто приневоливал сына или дочь вступить в нежелательный для их брак; сын или дочь осмеливались бить отца и мать; кулачные бои были любимой потехой русских; составлялись разбойничьи шайки, поднимались народные бунты, и в полном разгаре были междоусобицы в княжеском роде. Здесь особенно развернулись грубость и жестокость князей и народа: забывались родственные связи — брат поднимал руку на брата и сын — на отца, нарушались данные клятвы и оскорблялись святыни. Вот несколько таких случаев. Ярослав I собирал варягов против своего отца Владимира [285]; Святополк руками подосланных убийц пролил кровь своих братьев: Бориса, Глеба и Святослава [286]. В 1097 году Давид Владимиро–Волынский, при участии Киевского Святополка, ослепил Василька Теребовльского, несмотря на заступничество киевских игуменов и на только что данную в Любече присягу хранить мир со всеми князьями [287]. В 1146 году киевляне, недовольные Игорем Ольговичем, призвали к себе на княжеский стол Изяслава Мстиславича Переяславского; Игорь был заключен в монастырь и по собственному желанию пострижен в монахи. Между родственниками его и Изяславом открылась борьба. Киевляне видели в Игоре злого врага и решили убить его (1147 г.). Ворвались в монастырь и из церкви вывели молившегося там Игоря. Владимиру, брату Изяслава, однако удалось кое–как освободить Игоря и запереть на княжеском дворе. Толпа вломилась туда, умертвила Игоря и труп его с позором волочила по улицам города. Злодеяние свершилось, труп лежал на площади, но народ, виновный во всем этом, как будто не чувствовал за собой вины:«Не мы убили Игоря, — говорил он, — а убили его его родственники тем самым, что замыслили зло на нашего князя… но Бог за нашим князем и святая София» [288]. Подобное злодеяние свершилось в 1175 году в селе Боголюбове. На Андрея Боголюбского составился заговор. Заговорщики ворвались в спальню; князь упал под ударами мечей и копий; убийцы удалились, но услыхали стоны Андрея, возвратились, покончили с ним и тело его выкинули в огород на съедение собакам. К заговорщикам присоединились жители Боголюбова и много окрестных поселян; начались грабежи и убийства по всей волости: дошла очередь и до Владимира; только духовенству удалось прекратить здесь беспорядки [289]. В 1217 году Рязанский князь Глеб с братом своим Константином задумали умертвить всех братьев; зазвали их к себе на пир и здесь убили; пало»одних князей шесть, а бояр и слуг княжеских — без числа [290]. Захватывая силой тот или другой город, князья с войском часто предавались необузданному грабежу. Так, например, поступили суздальцы, под начальством Мстислава Андреевича овладев Киевом (1168г.): три дня продолжался грабеж, пострадали и церкви, и монастыри [291]. Подобное же случилось здесь и немного позже — когда Ярослав Изяславич (1175г.) вернулся в Киев после удаления оттуда его врага, Святослава Ольговича Черниговского: в наказание киевлян он велел грабить весь Киев, игуменов, попов, монахов, монахинь, иностранцев, даже кельи затворников [292]. Много таких примеров встречается и в жизни других русских городов [293].
б) Семейная распущенность проявлялась в различных видах; брачная жизнь без церковного освящения, умыкание невест, нарушение супружеской верности [294], наложничество [295] и особенно разврат холостой молодежи [296] были обычными пороками.
в) Так же, если не более, обычно было пьянство.«Руси есть веселие пити, не может без того быти», — замечает повесть о крещении святого Владимира. До каких размеров доходило пьянство, характерно говорят некоторые памятники того времени. Один араб X века пишет:«Русские предаются питью вина неразумным образом и пьют его целые дни и ночи; часто случается, что они умирают со стаканом в руке»; Феодосии Печерский так говорит в одном из поучений:«Одни ползают на коленях, будучи не в состоянии стоять на ногах другие валяются в грязи и навозе, ежеминутно готовые испустить дух» [297]. Пастыри церкви в своих проповедях ратовали против этого порока, но безуспешно [298].
Перечисленные нравственные недостатки русского общества сами по себе достаточно свидетельствуют о том, что христианство не проникло в самый дух народа и не изменило его нравов. Принятое чисто внешним образом, оно так же точно и влияло на общественную жизнь. Все более общие и крупные черты, в каких выразилось это влияние, можно свести к понятию внешней набожности или церковности.«Первое — к церкви», — пишет Владимир Мономах в своем поучении к детям, давая этим знать, что храм должен служить центром их жизни.«Рано, до восхода солнца, поднимайтесь с постели, — продолжает он, — и идите в церковь воздать утреннюю хвалу Богу; так поступали отец мой и все добрые мужи» [299]. Чтобы удобнее выполнять такое требование, многие князья и богатые люди имели домовые церкви и священников. Привычка к богослужению была до того сильна, что священников князья брали с войском во время походов [300] или во время плена выписывали в иноплеменную землю [301]; иногда возили с собой священников и бояре, когда разъезжали по волостям для сбора княжеской дани [302]. Бывало так, что за отсутствием священнослужителей сами князья читали и пели обычные чинопоследования. За пением утрени, например, застали святого Бориса подосланные к нему убийцы [303]. Частная домашняя молитва, как более удобная, была еще обычнее, чем общественная. Владимир Мономах советует молиться пере; восходом и во время восхода солнца, перед отходом ко сну, ночью и даже во время пути: когда и на лошади сидите, да ни с кем не разговариваете, то если не умеете других молитв, непрестанно повторяйте в уме лучшую из них: Господи, помилуй! [304] Если так относились русские к молитве, то естественно, что храм, нарочитое место молитвы, сделался особенно священным в их глазах. Поэтому–то так много настроилось храмов, так роскошно украшались и богато снабжались пожертвованиями многие из них; поэтому–то, наконец, храмы ставились как бы в центре гражданской жизни (городской и удельной). Большим уважением пользовались и христианские святыни. Святые иконы носились в войске во время походов и выносились на городскую стену для защиты города во время осады; крест целовался в свидетельство верности какого–нибудь договора; иконы и раки святых мощей богато украшались на добровольные приношения верующих; путешествия к святым местам сделались обычным явлением во всех сословиях. Когда в 1115 году в Вышгороде совершалось перенесение святых мощей Бориса и Глеба, там присутствовали князья, воеводы, бояре, монахи, клирики и простой народ из различных областей и в громадном количестве [305]. Владимирко Галицкий, овладев (1150 г.), специально побывал в Вышгороде для поклонения святым Борису и Глебу, в Киево–Софийском соборе, Десятинном и Киево–Печерском храме святой Богородицы; Юрий же Долгорукий ходил на богомолье вместе со детьми на реку Альту, где потерпел мученическую смерть святой Борис и где в то время стояла церковь (1151г.) [306]. Предпринимались путешествия даже за пределы России: на Афон, в Константинополь и в Палестину. Паломничество считалось за важный подвиг, поэтому и особенно развилось. В Палестине для русских богомольцев в XII веке существовал уже особый русский монастырь [307]; паломничество в XII веке отнимало от земледелия столько рук в простом народе, что причиняло вред государству, как свидетельствует Нифонт Новгородский в»Вопрошании Кириковом». Ввиду этого он ее священникам отговаривать народ от путешествий, а архиепископ Иоанн определил даже налагать епитимию на того, кто дает обет идти в Иерусалим [308]. Кто не мог совершить путешествия, тот с охотой слушал странников или читал описания. Поэтому–то»Паломник»игумена Даниила и распространился по Руси в большом количестве списков. При уважении к святыне храмов естественно появилось и уважение к служителям церкви, выражавшееся в различных формах. Очень часто попадаются в летописях такие стереотипные фразы о князьях:«бе иеролюбец и мнихолюбец»,«излиха чтяху чернеческий чин и поповский»,«воздаяху честь епископом и пресвитером»,«подаяху им яже на потребу, и примаху от них молитвы и благословение» [309].. Благословение было в обычай получать особенно перед началом похода. Ярославичи, например, отправляясь против половцев в 1068 году, приходили в пей преподобному Антонию просить его благословения и молитв [310], о Святополке Изяславиче летопись прямо говорит:«Обычай он имел, если шел на или еще куда, брал молитвенное напутствие у киево–печерского игумена» [311]. Уважение к иноческому сану доходило даже до того, что многие члены княжеских и боярских фамилий сами поступали в число монахов. Таковы, например, Святослав — Николай (Святоша) Черниговский, Игорь Ольгович Киевский, Святослав Киевский, Давид Смоленский; Ирина — Анна, жена слова I, Янка — Анна и Евпраксия Всеволодовны, Преслава Святослав Евфимия и Мария, дочери Владимира Мономаха, Евфросинья, дочь Святослава Полоцкого и др. К концу домонгольского периода у нас стал слагав высших сословиях обычай перед смертью принимать пострижение в над угодить этим Богу [312]. Уважение к церкви и ее служителям побуждало общество также заботливо относиться и к тому классу лиц, который состоял под особым покровительством — к бедным и несчастным. Отсюда развивалась милостыня. Святой Владимир распорядился, чтобы всякому нищему, приходящему на княжеский двор, выдавалось, что ему нужно — пища, питие и деньги, а для тех, кто, по немощи, не в состоянии прийти, чтобы развозились по городу: хлеб, мясо, рыба, разные овощи, мед и квас; кроме того, Владимир выкупал должников, освобождал содержащихся в рабстве, был»помощи вдовицам и упокоением странников» [313]. Подобным образом поступали очень многие князья [314] и богатые люди [315]. Владимир
