Александр Доброклонский - Александр Доброклонский Руководство по истории Русской церкви
Пастырями церкви (Георгием, Иоанном II и Нифонтом) составлены были правила касательно некоторых случаев, могущих встретиться при совершении Евхаристии, касательно состояния священнослужителей, приступающих к литургии, и касательно причащения мирян. В последнем отношении замечательны, например, правила Георгия и Иоанна П. Первый предписывает достойному христианину приступать к причащению каждое воскресенье Великого поста, два раза на Страстной неделе, в каждый большой годовой праздник и особо в Петров пост. Но не многие, конечно, так поступали; поэтому Иоанн II требует, чтобы каждый причащался хотя бы один раз в год. Обыкновенно это совершалось в светлый день Пасхи; причастников в этот день бывало так много, что епископ Нифонт даже советовал приобщать детей после утрени Дарами, нарочито сохраненными от литургии Великой субботы.
Крещение младенцев обыкновенно совершалось в 40–й день по рождению, в 8–й же день нарекали имя; впрочем, больное дитя советовали крестить без промедления, чтобы не умерло»не свершенным»(Иоанн II и Георгий). Относительно крещения взрослых в»Вопрошании Кирика»дается такое наставление:«Болгарину, половчанину, чудину (словом — иноплеменнику) перед крещением 40 дней поста (и оглашения), славянину — 8 дней, а молодому отроку (также славянину) прямо крещение». Крещение взрослых совершалось через троекратное погружение, а младенцев — иногда и через обливание [279]. Крещение обыкновенно совершалось перед литургией (если в этот день служилась); новокрещенный младенец выносился, а взрослый сам шел впереди служащих со свечами на великом входе. Относительно крещения отмечен в летописи один замечательный случай: в правление Ярослава I были выкопаны из земли и крещены кости Ярополка и Олега (1044 г.).
При миропомазании обыкновенно пользовались миром, приготовленным в Константинополе, и нередко смешивали его с маслом. Помазывались не всегда одни и те же части тела: по наставлению Нифонта — чело, ноздри, уши, сердце и одна правая рука, по наставлению же Саввы — мазались еще уста.
При покаянии у нас бывали нередко злоупотребления, так что понадобились специальные правила. Например, Нифонт вооружается против распространенного тогда мнения, что епитимию можно заменить заказными обеднями — четырехмесячную — десятью обеднями, восьмимесячную — двадцатью и т. д.; есть также правило против тех, кто нанимается за другого нести епитимию; впрочем, супругам дозволяется взаимная помощь в несении епитимий. Духовниками (покаяльными отцами), по примеру тогдашней Греции, едва ли были у нас все священники; выбирались для этого пожилые, как более опытные. Руководством при наложении епитимий мог служить для них»Белеческий устав»митрополита Георгия.
Относительно брака существовало в простом народе мнение, что церковное освящение брака необходимо лишь для князей и бояр, а для народа достаточно языческих обрядов — гудения и плясания; поэтому церковные браки совершались сравнительно редко. Если приступали к венчанию лица, раньше состоявшие в супружеском сожитии и прижившие детей, то последние становились при венчании вместе с ними и таким образом привенчивались; относительно возраста при вступлении в брак определенных правил не было; случалось, что вступали в брак мальчики 10 (Константин Всеволодович Ростовский 1196 г.) и девочки 8 лет (сестра его Верхуслава 1187 г.) Сам чин венчания во многом отличался от теперешнего.
Отличия эти, вероятно, те же, что и в XIV в. Тогда же они состояли в следующем: нет вопросов жениху и невесте о»произволении благом»; нет слов:«обручается раб Божий, и венчается раб Божий…», чтения Апостола и Евангелия не положено, после»Отче наш»священник приобщает брачащихся преждеосвященными Святыми Дарами, дает общую чашу; тропаря»Исайя, ликуй»и обхождения вокруг аналоя нет; а после общей чаши священник сажает брачащихся на лавку и произносит молитву на разрешение венцов.
Погребение Нифонт советовал совершать, когда солнце еще высоко над горизонтом; на какой день по смерти хоронить покойника — правил определенных относительно этого не было; многие заказывали сорокоусты по себе еще при жизни; Нифонт советует духовникам отговаривать от этого, а митрополит Георгий безусловно запрещает.
К домонгольскому, вероятно, периоду относится обычай хоронить особенным образом всех умиравших внезапно — самоубийц и покойников, найденных на дороге или в поле. Их не отпевали каждого отдельно, а до седьмого четверга по Пасхе (семика) держали в общих»божедомках»или»скудельницах» — ямах (иногда с»молитвенными храмами») вне городов на вспольях, и тогда сразу отпевали общую панихиду.
В качестве особых обрядов существовали у нас настолование и братотворние. Первое состояло в том, что новорукоположенного митрополита или епископа другие епископы во время литургии возводили на стол или кафедру, стоявшую посреди церкви, и паства торжественно приветствовала его, как законного епископа, возглашением и целованием. Братотворение было церковным освящением дружественного союза, заключаемого между мужчинами или женщинами. В требниках последующего времени находятся два чина братотворения: краткий состоял в чтении священником нескольких молитв над вступающими в братство; полный же аналогичен с чином венчания: вступающие в братство становились перед алтарем, клали руки на Евангелие; священник опоясывал их поясом и давал по свече; затем читались ектении, молитвы, Апостол и Евангелие; побратимы приобщались преждеосвященными Дарами и обводились вокруг аналоя при пении тропарей.
Глава V. Религиозно–нравственное состояние общества[280]
[281]§ 26. Обыкновенно бывает, что народ, принимая новую религию, не от решается вдруг от прежней, с которой свыкся, но так или иначе соединяет различные религиозные мировоззрения и религиозную практику. То же случалось и с русским народом: приняв христианство, он продолжал язычествовать. Этому способствовали некоторые местные условия: боязнь княжеского гнева заставляла многих принимать христианство без убеждения в его истинности и даже без знания о его сущности; нерадивость пастырей церкви в деле учительства и низкий уровень просвещения мешали народу разумно сопоставить христианство и язычество; домовый характер языческой религии делал неудобным преследование ее светской и церковной властью; наконец, неразвитость славянской религии и некоторые особенные черты ее мифологии облегчала для простого народа совмещение этой религии с христианством или, по крайней мере, сглаживали контраст между ними. По мере давности христианства в России и по мере ознакомления с ним замечается ослабление язычествования, но впрочем очень медленное. Сначала это язычествование обнаруживается в самом грубом виде: народ рядом с христианским Богом верит в прежних богов — Перуна, Хорса, Мокошь и др., собирается у колодцев, болот, рек и приносит жертвы своим богам, идолы которых были разрушены; ставит трапезы в честь рода и рожениц; носит больных детей к волхвам для совершения языческих треб, сам доверяет волхвам, когда они восстают против христианства (в Новгороде), и по требованию их приводит к ним женщин на мучения или сам убивает старух (в Ростовской области); сохраняет языческие праздники, обряды и церемонии… И со всем этим мирились часто вера в христианского Бога, празднование христианских праздников, хождение в христианские храмы, совершение христианских треб, приношение молитв христианскому Богу и святым! Таким образом, на Руси было настоящее двоеверие. Не везде одинаково долго существовало оно в таком именно виде; в глухих местах и особенно у инородцев оно, конечно, держалось тверже. Сглаживалось оно постепенно. Сначала именно в двоеверии преобладают языческие элементы, так что иногда народ временно забывает о христианстве и христианском храме, идя на языческие игрища [282] или группируясь около волхвов, с течением же времени христианские элементы мало–помалу берут верх над языческими, и на род приходит к сознанию того, что христианство — единая истинная религия, а язычество — произведение дьявола и волхвы — его служители. Та кое сознание иногда обнаруживается в фактах; о киевском волхве (1071 г) многие говорили:«бес им играет на пагубу ему»; Новгород, в конце XI века так решительно становившийся на сторону волхва и готовый убить епископа, в 1227 г. сжигает у себя 4 волхвов по подозрению в чародействе. Впрочем, это сознание было не в силах изгнать из простого народа привычки к язычеству. Следы ее на каждом шагу попадаются как в сфере воззрений так и в практической жизни. На пророка Илию были перенесены черты Перуна; святые Георгий и Власий стали в народном представлении покровителями скота, как прежний бог скота — Волос. Черные языческие боги отождествились с христианскими демонами, и поэтому последние стали представляться виновниками зла как нравственного, так и физического. Вместе с верой в черных богов сохранилась твердая вера в орудия, которыми они действуют в человечестве — колдунов, ведьм, оборотней, упырей т. п.: народ прибегает к волхованиям, гаданиям и суеверно наблюдает различные приметы. Продолжают чествоваться языческие празднества, сливаясь иногда с христианскими. Таковы святки, когда празднуется и языческий праздник коляды или новолетия и христианский — двенадцатидневья (с Рождества до Богоявления); народные обряды, игры и увеселения настоящего времени сохраняют языческую окраску; тогда же она была еще заметнее (в Малороссии, Болгарии и Сербии и теперь накануне Рождества Христова рождественский сочельник устраивается особая обрядовая трапеза в честь Солнца и Перуна молитвой к ним о плодородии и благополучии наступающего года). В масленицу праздновали весенний праздник в честь Перуна и Солнца и поминали покойников (как было прежде в язычестве [283]. Слились также летний праздник Солнца с днем Ивана Купали (Иоанна Предтечи), Волоса — с днем святого Георгия; совершались празднества в честь Ярилы (в конце апреля и во всехсвятское заговенье), Лады (красная горка и семик), Рода и Рожаниц (26 декабря); замечательно, что трапеза честь последних освящалась тропарем Богородичным. Случаи домашней жизни обыкновенно сопровождались языческими обрядами и церемониями; существовало умыкание невест и совершение брака чрез плескание и обвождение вокруг куста. Пастыри церкви не всегда должным образом относились к этим остаткам языческой старины:«попове и книжницы — одни, видя деяния, слыша о них, не хотят учить», другие поощряют их, третьи нее»сами приобщаются им и едят моленое (языческое) брашно» [284].
