Павел Парфентьев - Эхо Благой Вести: Христианские мотивы в творчестве Дж. Р. Р. Толкина
Все эти — и другие — высказывания самого Толкина[177] подтверждают, что его творчество вполне правомерно, более того — необходимо, рассматривать и анализировать с христианской точки зрения.
Оправдание используемой выборки текстов
Занимаясь исследованием христианских мотивов в творчестве Толкина, возможно избрать один из двух основных методологических подходов. Их можно было бы назвать ‹-диахронным» и «синтетическим».
«Диахронный» подход должен был бы заключаться в том, чтобы подвергнуть изучению все тексты Толкина, рассматривая отраженные в них концепции и идеи с точки зрения их соотнесения с христианским мировоззрением. При этом можно было бы рассматривать постепенную эволюцию соответствующих концепций — их изменение в сторону большего созвучия собственным христианским убеждениям Толкина, или их постепенное исчезновение в последующих текстах. Этот подход, вне всякого сомнения, обладал бы своей собственной ценностью, особенно если бы он учитывал весь имеющийся корпус толкиновских текстов. Можно надеяться, что в будущем «диахронный» подход еще будет реализован в каком‑ли- бо исследовании. Однако на данный момент более актуальным и необходимым — особенно для понимания текстов Толкина не только специалистом–толкиноведом, но и более широким кругом читателей — мне представилось исследования, основанное на «синтетическом» подходе, которым я и воспользовался.
«Синтетический», как я его окрестил, подход вкратце состоит в следующем. Мы достаточно многое знаем о собственном мировоззрении и взглядах Толкина (краткий обзор которых мы уже провели в этой книге). Благодаря этому, наблюдая всю творческую эволюцию текстов Толкина, мы можем интуитивно представить себе (разумеется, приблизительно) те критерии, которыми он пользовался, приводя их в окончательный вид. Нашей задачей, в этом случае, будет скорее обзор и анализ тех идей и концепций, которые отразились (или с большой вероятностью могли отразиться) в конечном результате толкиновского творчества. При этом возможно более–менее целостно отразить толкиновс- кое «художественное миросозерцание», выраженное в его текстах и как бы пропитывающее их. Для достижения этой цели закономерно опираться прежде всего на наиболее поздние варианты тех или иных текстов или учитывать их, рассматривая более ранние. «Христианские мотивы» творчества Толкина, разумеется, не во всех его текстах отразились с одинаковой яркостью (в некоторых они присутствуют, скорее, в виде едва различимого фона) — но в большинстве более «окончательных» текстов они отражены полнее и яснее, чем в более ранних, что служит косвенным подтверждением оправданности «синтетического» метода. Разумеется, метод этот, в отношении к нашей теме, может выглядеть основательно лишь для того, кто согласен, что для самого Толкина христианское миросозерцание имело первостепенное значение. Мне кажется, что предыдущий раздел этой книги делает это утверждение вполне несомненным.
Отбирая тексты, которыми я по преимуществу пользовался в этом исследовании, я, конечно, прежде всего обращал внимание на те из них, которые наиболее ярко отражали моменты, связанные с поставленной задачей и с темой книги. Прежде всего, разумеется, речь идет о «Властелине Колец» и «Хоббите», а также о «Сильмариллионе» (который, несмотря на сделанные оговорки, все‑таки более–менее целостно представляет толкиновский легендариум). Вторым по значимости источником являются собственные толкиновские комментарии к текстам, представленные в его письмах разным адресатам. Большая часть цитируемых писем была опубликована Хамфри Карпентером в 1981 г. Большое значение имеют также тексты, большая часть которых была опубликована в X томе «Истории Средиземья»[178]: сюда относятся «Законы и обычаи Эльдар», две версии «Истории Финвэ и Мириэль», «Атрабет» и «Мифы преображенные». Некоторое значение имеет также еще один толкиновский текст — «Осанвэ Кэнта», опубликованный в журнале ‹-VinyarTengwar» № 39, за 1998 г.
Оправдание избранного подхода к христианской традиции
В этом введении необходимо сказать и несколько слов о том, что касается использования христианской богословской традиции в настоящем исследовании. В предисловии я уже упоминал о том, что некоторые (как правило — внецерковные) исследователи рассматривают христианскую традицию как некую совокупность исторически меняющихся положений и тезисов. Они готовы рассматривать «соответствие» и «несоответствие» работ того или иного автора этой традиции, сравнивая его высказывания с этими тезисами или, на худой конец, с высказываниями других, авторитетных, ее представителей. Между тем такой подход является по существу своему ошибочным (и, как я уверен, многих исследователей он привел к ошибочным, а иногда и фантасмагорическим выводам). Как и Толкин, я пребываю внутри христианской традиции, и потому в своем исследовании я рассматриваю ее с христианских же позиций.
Вкратце можно описать эти позиции так. Во–первых, христианская традиция есть традиция созерцания и передачи в Церкви одной и той же веры. Богословы, рассматривая реальность веры, передавали ее в словах и формулах. Эти формулы вовсе не всегда буквально совпадают у разных авторов — и с внешней точки зрения они могут показаться стороннему наблюдателю даже вступающими в противоречие (как в притче о трех слепцах и слоне, один из которых, ощупав хобот, заключил, что слон похож на змею; второй утверждал, трогая ногу, что слон — как дерево, а третий, уцепившись за хвост, назвал его подобным веревке). Этот наблюдатель склонен предполагать христианскую традицию существующей в виде хора, поющего в унисон. На самом же деле это — хор, поющий одну мелодию на много голосов. Не соответствует христианской традиции в этом понимании тот голос, который вступает в диссонанс с этим хором Церкви. Критерии определения этого диссонанса (или ереси) собственно, и называются догматами Церкви — отклонение от них неизбежно диссонирует. Во–вторых, христианская традиция — органично едина и целостна: это не просто цепочка мыслителей, заимствующих друг у друга суждения и аргументы. Она непрерывно развивается и углубляется, оставаясь верна все той же единственной божественной реальности.
Поэтому не стоит удивляться, если иногда, говоря о «христианских мотивах» Толкина я буду ссылаться на тексты, принадлежащие к христианской традиции, но еще не существовавшие в его время — например, на современный официальный католический катехизис. Ведь моя цель — не показать, что творческая мысль Толкина основывалась на заимствованиях из существующего наследия этой традиции, а подтвердить гармоничное созвучие между этой мыслью и традицией Церкви. Это созвучие только яснее видно, когда мы обнаруживаем, что мысль Толкина была созвучна церковно–богословской мысли его времени, развитие и углубление которой и отразилось в более позднем тексте. Ведь это значит, что Толкин интуитивно мыслил в согласии с живой, непрерывно углубляющей (но не меняющей!) видение истины Церковью. Что лучше могло бы подтвердить глубину и «церковность» его христианского мировоззрения? Итак, «синтетически» рассматривая миросозерцание, отраженное в «Средиземских» произведениях Толкина, ко христианской традиции я подхожу, по существу, с подобным же «синтетическим» методом.
Об «анализе» в «синтезе»
В заключение этого методологического обзора — еще немного о теме, которая кажется мне очень важной. Для достижения «синтеза», о котором я писал выше я, разумеется, пользуюсь также и «анализом». Такой анализ необходим для всякого подобного исследования. Посредством его из целостного текста выделяются отдельные моменты и мотивы, которые сперва рассматриваются по отдельности, а уже затем — как единое целое, в их взаимосвязи. Но применение такого «анализа» может оказаться и очень опасным — и об этой опасности я хочу загодя предупредить читателя.
Эта опасность состоит в том, что мы можем оказаться склонны, по выражению Гэндальфа, «ломать вещь, пытаясь понять, что это такое». Расчленив единый художественный текст на «мотивы», «элементы» и «составляющие», мы потом часто забываем, ради чего это затевали. В результате «за деревьями не видим леса». А делалось это, конечно, ради того, чтобы лучше понять весь текст в его целостности и красоте. И не стоит забывать, что творчество стоит выше самой глубокой критики, а художественный текст всегда глубже любого критического анализа. По этой самой причине я очень не люблю и даже боюсь фраз вроде: «В монографии представлен исчерпывающий анализ философского содержания известного романа».
Текст подобен живому организму, более того — личности. Его можно и нужно изучать с разных сторон, чтобы лучше понять — но не стоит умерщвлять для этого. Можно видеть в нем части и элементы, но нельзя разъять на них, поскольку он является тем самым «целым», которое больше суммы частей. Поэтому я прошу своих читателей: рассмотрев христианские мотивы толкиновского творчества, вернемся к тексту самого Толкина — и, наслаждаясь им, увидим отраженным в его неповрежденной целостности тот свет, который научились различать в его частях и аспектах.
