Павел Парфентьев - Эхо Благой Вести: Христианские мотивы в творчестве Дж. Р. Р. Толкина
‹.‚.›
Отпевание Толкина состоялось в Оксфорде, через четыре дня после его смерти, в скромной современной церкви в Хедингтоне, где он так часто бывал у Мессы. Молитвы и чтения были специально отобраны его сыном Джоном, который и служил Мессу с помощью старого друга Толкина, отца Роберта Муррея, и приходского священника Дорана. Проповеди не было, и цитаты из его произведений не звучали. Однако когда через несколько недель несколько его американских поклонников служили в Калифорнии поминальный молебен, перед собравшимися зачитали короткую сказку Толкина «Лист кисти Ниггля». Возможно, он и сам счел бы это уместным[171].
Часть II. «СРЕДИЗЕМЬЕ» — РАССЕЯННЫЙ СВЕТ
О методологии и не только
«Средиземские» тексты Толкина
При всем богатстве творческого наследия Толкина, которого, как справедливо указывает профессор Шиппи, вовсе нельзя было бы назвать «человеком одной книги», не вызывает сомнений, что центральное и наиболее значимое место среди этого наследия занимают произведения, относящиеся к тому, что мы здесь будем называть «толкиновской историей» — произведения, связанные со Среди- земьем (а точнее — с Ардой). Сюда относятся «Властелин Колец» — вероятно, наиболее известное читателю творение Толкина, и все тексты, с ним связанные и его обрамляющие.
При жизни Толкина опубликованы были лишь немногие книги, относящиеся к этому «кругу»: прежде всего «Хоббит» (1936, оп. 1937) и «Властелин Колец» (ок. 1949, оп. 1954–1955), а также сборник стихотворений «Приключения Тома Бомбадила» (оп. 1962) и некоторых комментариев Толкина к эльфийским текстам из «Властелина Колец», вошедших в сборник мелодий «Бежит дорога…» (1967). Между тем, для самого Толкина очень важное, едва ли не большее чем «Властелин Колец», значение имел цикл легенд, который мы далее будем называть «легендариумом «Сильмариллиона»».
Над легендами, относящимися к этому кругу Толкин начал трудиться очень рано — уже в 1917 г., и работа над ними продолжается на протяжении всей его жизни. Некоторые тексты обретают более–менее законченный вид, некоторые — существуют лишь в набросках, и к большинству Толкин время от времени обращается снова, дорабатывая и вновь осмысливая их. Эта творческая эволюция Толкина имеет свое, вполне определенное направление, она не случайна. Не случайно и то, что и образный ряд, и понятия, которые воплощаются в толкиновских текстах, изменяются. При этом, рассматривая этот ряд, нетрудно заметить, что Толкин вновь и вновь стремиться найти плодотворный синтез между своим воображением и своим мировоззрением, глубоко христианским. Эта встреча воображения и веры, благодаря особому толкиновскому вдохновению становится не искуственным сочетанием, но плодотворным синтезом. Как мы увидим из дальнейшего исследования, образный ряд текстов Толкина позволяет ему на очень глубоком уровне отобразить в своих произведениях христианское видение реальности.
Почти все сохранившиеся тексты Толкина были опубликованы. После смерти Толкина подготовкой его наследия к публикации занимался, в основном, его сын, Кристофер Толкин. Сперва был выпущен «Сильма- риллион», который объединил элементы толкиновского легендариума разных лет таким образом, чтобы составить, по возможности, более–ме- нее связное повествование. Однако, при чтении ‹-Сильмариллиона» нужно учитывать, что его составитель, Кристофер Толкин, пытаясь представить целостный текст, часто объединял легенды, в разной мере оконченные. Иногда эти легенды отражают не самый последний этап эволюции текста Толкина, а некоторые недостающие фрагменты, насколько это известно, были дописаны сами Кристофером (по запомненным устным рассказам отца). В целом результат получился достаточно целостным, однако, если мы хотим рассмотреть миросозерцание Толкина и взгляды, отраженные в его тексте, мы не можем опираться только на него — необходимо использовать и многие иные тексты, проясняющие концепции ‹-Сильмариллиона».
Вслед за ‹-Сильмариллионом» появляются другие публикации, также подготовленные Кристофером. Это «Неоконченные предания Нумено- ра и Средиземья», куда вошли отрывки и тексты, связанные с «Властелином Колец» и «Сильмариллионом». В этой книге Кристофер Толкин уже придерживается подхода, ставшего для него основным в последующих публикациях — а именно, публикует тексты, как они есть, сопровождая их комментариями (где указаны часто варианты, присутствующие в разных рукописях) и предисловием, которое подробно описывает рукописи, по которым осуществляется публикация, предлагает варианты датировки того или иного текста. Благодаря этому подходу публикации, осуществленные Кристофером Толкином, предоставляют исследователям неоценимый материал и весьма плодородную почву для изысканий. После «Неоконченных Преданий» вышли двенадцать томов «Истории Средиземья», подготовленные таким же образом и включающие почти все сохранившиеся тексты Толкина (кроме сугубо лингвистических), относящиеся к «толкиновской истории».
Еще несколько ценных текстов Толкина были в разные годы опубликованы в журнале «Эльфийского Лингвистического Содружества» (Elvish Linguistic Fellowship), издаваемом в США Карлом Хостеттером. Там же постепенно публикуются толкиновские «средиземские» лингвистические материалы.
Правомерность рассмотрения «христианских мотивов» в «толкиновской истории»
Некоторые авторы ставили под вопрос правомерность рассмотрения творчества Толкина с христианской точки зрения. Мне кажется, что большая часть сомнений в этом отношении, которые могли быть у читателя, должны были бы исчезнуть после чтения первой части этой книги. На случай, если они еще остались, стоит упомянуть о том, что сам Толкин рассматривал свое «Средиземское» творчество, как во многом отражающее его христианские взгляды, а следовательно, и мы на вполне законных основаниях можем исследовать его тексты под этим углом зрения.
В частности, в черновике письма от 1971 г., Толкин пишет:
Вы пишете о «разумности и праведности» в «В. К», «который сам по себе — великая сила». Меня эти слова глубоко растрогали. Ничего подобного я прежде не слышал. Но, по странной случайности, как раз когда я садился за этот ответ, я получил письмо от человека, который определял себя как «неверующего, или в лучшем случае того, в ком религиозность пробуждается запоздало и смутно… но вы, — утверждал он, — создали мир, в котором некая вера словно разлита повсюду без видимого источника, точно свет от незримой лампы». Я могу лишь ответить: «О собственной разумности человеку с уверенностью судить не дано. Если праведность присутствует в его произведении или освещает его точно всепроникающий свет, значит, исходит она не от него, но через него. И ни один из вас не ощутил бы ее тақ как вы говорите, если бы и в вас этого не было. В противном случае вы бы ничего не увидели и не почувствовали, или (при наличии иного духа) вы преисполнились бы презрения, отвращения, ненависти. «Листва эльфийс- кой страны, тьфу!» «Лембас — зола и песоқ мы их в рот не возьмем»[172].
Природа этого «разлитого всюду света» была вполне очевидна для самого Толкина. Как уже упоминалось в предисловии, в письме к Роберту Муррею он писал, что «…«Властелин Колец» в основе своей произведение религиозное и католическое; поначалу так сложилось неосознанно, а вот переработка была уже вполне сознательной[173] ".
Говоря о картине, представленной им во «Властелине Колец», как о «воображаемом» периоде древней истории реального мира, Толкин пишет:
Мне кажется, с теологической точки зрения (если этот термин не слишком напыщен), эта картина менее диссонирует с тем, что некоторые (включая меня) считают истиной. Но поскольку я сознательно писал повесть, основанную на определенных «религиозных» представлениях и из них вытекающую, которая при этом не является аллегорией их (или чего бы то ни было еще), и в которой они открытым текстом не упоминаются и уж тем более не проповедуются, я и теперь от этого подхода не отступлю и не стану вдаваться в теологические изыскания, к которым непригоден[174].
Указывая на пути своей творческой мысли, он подтверждает, что желал создать картину, художественно приемлемую для разума, «верующего в Святую Троицу»[175]. Наконец он прямо относил свою веру к фактам, существенным для понимания своего творчества, перечисляя их в письме от 1958 г.:
Или, что еще более важно, я — христианин (что можно вывести из моих историй) и, собственно говоря, принадлежу к римско–католической церкви. Последний «факт», пожалуй, вычислить не так‑то просто; хотя один критик (в письме) утверждал, что обращения к Эльберет и образ Галадриэли, описанный напрямую (или через слова Гимли и Сэма) отчетливо соотносятся с католическим культом Богородицы[176]' '.
