Мария-Франсуаза Басле - Апостол Павел
Проблема личного порядка поставила этот проект под угрозу. Варнава решил взять с собой своего родственника Марка, намереваясь восстановить первоначальный состав их миссионерской группы. Но Павел, уязвленный отступничеством молодого человека в Пергии, не хотел и слышать об этом![488] Дело ухудшалось… разрыв был неизбежен. Варнава и Марк отправились на Кипр по первому маршруту, откуда по преданию Марк добрался до самой Александрии, которая находилась совсем в другом направлении. Скорее всего это было в 45 году[489].
Павел остался с Силой, своим новым помощником, прибывшим из Иерусалима. Его имя Saoul[490], измененное на арамейский лад, говорит о том, что он был иудеем Палестины; таким же, как и Павел, римским гражданином и пророком. Он привязался к Павлу — этот факт заслуживает внимания: Павел обладал таким пылким дружелюбием, что, несмотря на все разрывы и примирения, которые сменяли друг друга всю его жизнь, он никогда не оставался один.
Положение в Антиохии становилось невыносимым. Здесь не любили смутьянов и не знали, как поступить с Павлом, который теперь оказался как бы соперником Варнавы, в то же время находясь в одном с ним районе миссионерской деятельности. Таким образом, он оказался «оставленным на милость Божию»: автор «Деяний» использует этот сдержанный перефраз, чтобы дать понять, что Павел отправлялся наугад не имея официального и точного поручения, которое у него было во время первой миссии. Он полагался «на милость Божию» и составлял свой маршрут, исходя только из этого. Прибыв в самую дальнюю точку своего маршрута, то есть в Коринф, и анализируя пройденный путь, он упоминает о своей постоянной заботе не «посягать» на границы других и о своем глубоком убеждении, что его задача всецело определена божественным вдохновением: «Мы не без меры хвалиться будем, но по мере удела, какой назначил нам Бог в такую меру, чтобы достигнуть и до вас»[491]. Павел осознавал, что ему предопределено быть апостолом Греции.
Первый этап путешествия привел его домой, в Таре, — на этот раз он присоединял к Церкви Тарса Церкви Палатии, продвигаясь наземным путем, перейдя Таурус через порты Киликии, направляясь по главной римской дороге, соединяющей восток с западом, которая должна была привести его в Ефес — римскую столицу этой области.
С самого начала, посещая общества Дервии, Листры и Иконии, он занимал место на заднем плане: прикрывался властью апостолов и Старейшин, то есть тех Двенадцати, из которых он знал некоторых в 37 году, и той иерархии, что позже установил на месте Иаков, несомненно, узнанный Павлом во время его визита милосердия в 40–41 годах. Он ссылался на все христианские власти того времени, не желая попасть в отдельное течение. Другое доказательство его неуверенности в том, что он, несомненно, принуждал Тимофея, рожденного от отца грека матерью иудейкой, сделать обрезание перед тем, как присоединить его к своей миссионерской группе[492]; в 50-е годы он уже не был настолько щепетилен в отношении Тита (Гал., 2:1–3).
Прибыв в Листру вдвоем, миссионеры уезжали оттуда втроем: между Павлом и Силой был Тимофей, выполняющий роль помощника, которую должен был взять на себя Марк между Павлом и Варнавой. Павел предпринял различные меры предосторожности и требовал гарантий и свидетельств не только от жителей Листры, но и от жителей Иконии. Он быстро привязался к молодому человеку и испытывал к нему отцовские чувства. Начиная с этого первого путешествия, он давал ему все большие и большие полномочия[493].
Миссия проходила через районы Пригни и Галатии. Поэтому в сферу ее деятельности, разумеется, можно включить районы Дервии, Листры и Антиохии, представлявшую собой Южную Галатию и Галатию Иконийскую, расположенную на границе с Фригией и Ликаонией, население которой считалось фригийским[494].
Миссия шла по тому же пути, что и в прошлый раз, где они имели плоды своих трудов. Но что делать дальше?
Покидая Антиохию Писидийскую, Павел впервые колебался. Он был на перепутье и в прямом и в переносном смысле этих слов: перед ним лежала Апомея — большая дорога, соединяющая восток с западом, которая шла в долину Ликии и в долину Меандрии и приводила уже в Ефес; поперечная дорога поднималась к северу, к Вифинии, другой римской провинции, весьма процветающей и крайне эллинизированной[495].
Павел не пошел по дороге в Ефес: Святой Дух удержал его от этого (Деян., 16:6). Этот поступок, несомненно, выражал решимость избежать вторжения на чужую территорию: евангелизация азиатских провинций, должно быть, осуществилась здесь раньше, потому что Петр, как известно, обошел эти места, совершая свое миссионерское путешествие[496]. Апостольская группа имела намерение укрепить эти баптистские общества, которые автор «Деяний» старался любой ценой приблизить к Павлу, группе эллинистов и евангелисту Иоанну, который, действительно, был очень тесно связан с этими обществами. О нем предание говорит, как о человеке, понимающем Азию и написавшем Апокалипсис именно там. Проповедники организовывали общества по иерусалимской схеме, где в центре стоял Старейшина[497]. Другие традиции, другие апостольские методы… и также другие люди, так как если сравнивать Иоанна с обобщенным образом апостола, то мы увидим молодого человека, яростного и амбициозного, такого же, как Савл, по меньшей мере, которого Иисус прозвал Сын Громов. В этом первом путешествии Павел проявил осмотрительность и избегал конфликтов. Он отправился по северной дороге… но так и не добрался до Вифинии.
На перекрестке Дорилии он опять засомневался. Этот перекресток был и является до сих пор одним из дорожных центров Малой Азии[498]. Вифинийская дорога пересекает здесь путь, ведущий на запад, к мраморному морю и Гелеспонту. Новое озарение отвернуло Павла от Вифинии: он вспомнил или узнал, что здесь уже потрудился Петр, так же как и в Понте[499].
Он направился к морю. Именно в этот момент Павел принял самое важное решение: провести евангелизацию в Греции, так как он, очевидно, не достиг порта Троады и не имел уже намерения отправляться в Македонию. К этому решению его, возможно, подтолкнула встреча с македонянином, который мог заинтересовать его своей страной; именно он мог прийти Павлу в видении ночью, предшествовавшей его отправлению (Деян., 16.9).
Прибыв в порт Троады, он оказался прямо напротив Греции. Ему понадобилось два-три года, чтобы пересечь верхнее плоскогорье, где в зимнее время нет никакого движения, и он, должно быть, отправился в путешествие весной 49 года[500]. Очевидно, он не сильно задерживался в дороге для того, чтобы основывать Церкви, даже в греческих городах Мисии[501], неподалеку от Пергама[502], так как христианство здесь никаким образом не связано с преданиями о Павле; даже в Троаде он осуществил свои первые обращения только при следующем переходе, в 54 году[503].
Миссия в Греции явилась следствием выбора, зреющего во все время анатолийского пути, она свидетельствует о затруднении апостола, занятого поисками области для проповедования, которая была бы ему близка, после того как он отказался от сотрудничества с Варнавой в Сирии и Киликии. Зоны разделения доказывают реальность первичного христианства, о котором хранит воспоминание очень древнее христианское предание[504]. С этого момента Павел сам определил свою миссию, и определил ее как беспредельную, соответствующую универсальному утверждению Римской империи: «Мы имеем только те границы, которые установил для нас Бог»[505].
Переход в Европу. Распады и восстановленияИменно в Дорилии Павел решил пересечь Эгейское море. Правда, «Деяния» придают излишнюю торжественность его переходу в Европу, представляя его, как переход в другой мир, находящийся по ту сторону всех различий, которые противопоставляют Грецию — Азии, свободу — рабству, умеренность — крайности… Для принятия решения Павлу нужна была, по крайней мере, аллегорическая фантазия, которая могла бы побудить его к осознанию общественных чаяний македонян на спасение и которая раскрывает состояние его духа, идентичное тому, какое было у него в Ликаонии[506]. Автор «Деяний» подчеркивает этот перелом: таким образом он продолжает вести повествование от первого лица множественного числа, как бы выступая свидетелем этого важного момента[507].
Впрочем, перелом, довольно относителен. Павел прибывает в Европу, разумеется, впервые, но тем не менее нельзя сказать, что он оказывается на незнакомой земле. Из Троады (в Азии) в Неаполь (во Фракии) переход короткий, и на этом отрезке пути идет непрерывная торговля. Эгейское море, усеянное островами, настолько же связывает, насколько разъединяет. На обоих берегах говорят на одном и том же языке, ведут одинаковый образ жизни; и тут и там чтят героя-всадника, обещающего бессмертие… Больше того, большинство семей имеют связи на обоих берегах пролива: знатные римские граждане Филипп во Фракии часто посещают Троаду и лидийских торговцев пурпуром, идущим из Фиатиры[508], расположившихся на анатолийском континенте в Фессалонике и, возможно, в Филиппах; они довольно многочисленны, когда собираются на восемнадцатой подъездной дороге, и процветают столь успешно, что могут считаться благодетелями города[509]. Лидия, о которой упоминают «Деяния», женщина, торгующая багряницей и принявшая Павла в Филиппах, принадлежала к этой среде, и она не вымышленный персонаж, а реальное лицо: она действительно жила в городе Фиатире (Деян., 16:14) и занималась торговым делом, имея профессию «торговца» багряницей; ее имя сразу же дает возможность определить место ее происхождения — Лидия в Малой Азии. Столь охотное исполнение долга гостеприимства лишний раз убеждает, что Павел, как и она, принадлежал к большой семье, занимающейся текстильнои промышленностью[510].
