Архимандрит Сергий (Страгородский) - Православное учение о спасении.
Таким образом, все дело спасения представляется в следующем виде: человек здесь на земле трудится, работает над собой, созидает в себе царство Божие и чрез это теперь же начинает мало помалу делаться причастником вечной жизни, насколько он имеет сил и способности для этого причастия; после же того, как злое начало будет окончательно изгнано, в век грядущий, человек, наконец, увидит Бога лицом к лицу, будет пользоваться вечной жизнью во всей ее бесконечной полноте. Нравственное обновление человека, таким образом, существенно связано с вечным спасением: последнее не особое какое-нибудь действие, не получение чего-нибудь нового, а только совершенное раскрытие, осуществление тех начал, которые заложены и развиты были человеком в настоящей жизни.
Если же вечная жизнь, в существе своем, является прямым последствием того или другого направления человеческой земной жизни, то как понимать после этого основной догмат христианства о загробном возмездии? Возмездие, по самому понятию своему, состоит в даровании труженику чего-ниб. особого, какой-нибудь, заслуженной им награды, т. е. чего-ниб. особого, нового, чего он еще не имеет и что могло бы заменить собою его труд. Если же вечная жизнь есть простое следствие человеческого труда, вывод из его нравственного развития, то как будто бы она уже перестает быть возмездием в строгом смысле слова. На это можно ответить утвердительно: действительно, правовое понятие о возмездии, при котором необходимо мыслится потусторонность вечной жизни, такое понятие имеет случайное происхождение в христианском мировоззрении, и, следовательно, если дело идет о христианстве по существу, такого понятия о возмездии в прямом и строгом смысле нельзя допустить.
В самом деле, понятие о возмездии связано неразрывно с правовым пониманием жизни человека, которое (понимание) высшее благо человека полагает не в нравственном добре, а в caмoycлaждeнии, и добро признает только благом относительным, только средством к достижению самоуслаждения в будущем мире [257]. С точки зрения этого жизнепонимания, очевидно, цель жизни человека не будет достигнута, если человек только сделается святым и в будущем веке будет проводить святую жизнь. Самоуслаждение требует награды еще сверх этого, требует награды за все труды и лишения, какие человек понес на земле при стяжании святости, позабывая ту простую истину, что для всякого стремящегося к истине и жизни, самая эта истина и самая жизнь являются наградой; потому что только для них он и трудился. Слыша же о загробном блаженстве и не желая понять, в чем оно заключается, самоуслаждение и признает это блаженство тем возмездием, которого ему нужно, чтобы покрыть труды человека.
Как построенное на себялюбии, такое понимание жизни всего более понятно и близко человеку греховному, себялюбцу, какими оказываемся в существе дела все мы, люди этого века. Вечная жизнь для себялюбца представляется, конечно, потусторонней; она в корне отрицает все те определения жизни, которые он признал за несомненные истины. Чтобы понять блаженство вечной жизни, нужно прежде полюбить добро, святость и в ней положить свое благо; между тем себялюбец больше думает о себе, чем о высших законах бытия, ищет счастья, а не истины. Понятно, что для него речь о блаженстве святости будет музыкой для глухого. Он не поймет убеждения быть добрым, если в виде награды ему укажут, что он и будет добрым, и более ничего. Не забудем, что ему предстоит прежде всего побороть свое злое настроение, побороть свои греховные привычки и страсти (Ио. Y. 37. 44). Требуется, следовательно, борьба с самим собою, и борьба упорная и тяжелая, продолжающаяся до последнего момента земной жизни. Нужно много страдать, чтобы сделаться добрым. И вот самолюбцу скажут, что самое это добро, которого он так боится и не понимает, и будет его высшей наградой. Конечно, это себялюбца не убедит. Для такого-то настроения и необходимо понятие возмездия, необходимо указать, что добро, как истина, только и может привести человека к истинной жизни, тогда как зло неминуемо грозит мучением, хотя, как всякая ложь, и льстит саможалению. Св. Григорий Нисский прекрасно объясняет происхождение понятия о возмездии, в указанном именно смысле. „У возводимых ныне в высшую жизнь, читаем мы в его сочинении, «О Надписании Псалмов», душа, как не приготовленная опытом и не привыкшая к такому уразумению, не имеют пока и достаточных сил усматривать доброе. А, что вовсе неизвестно, к тому, хотя оно и всего прекраснее, пожелание наше остается неподвижным; без предшествующего же пожелания не будет никакого удовольствия от такой вещи, к которой не чувствуют пристрастия; потому что путем к удовольствию служит пристрастие. Посему для не вкусивших еще чистого и Божественного удовольствия необходимо надобно придумать нечто такое, почему были бы приняты и уроки добродетели, будучи услаждены чем-нибудь увлекающим чувство. Так обычно поступать и врачам, когда какой-либо горький и противный вкусу целительный состав делают они непротивным для больных, приправив сладостию меда» [258]. Вот такою „сладостью меда» и является учение о возмездии за добро, хотя сила не в возмездии, не в самой сладости, а в добре, которое этой сладостью делается привлекательным и для грешника. Тут не происходит, конечно, ничего похожего на обман: блаженство, конечно, будет уделом праведника, но последний, можно сказать, и не заметит его в смысле самоуслаждения, потому что внимание его устремлено не на себя, а на Бога, о Котором Одном он радуется. Самоуслаждение занимает совершенно второстепенное место; но, если человек пока только его и понимает, дело любви, пришедшей грешники спасти, – конечно, начать с того, что грешники понимают, чтобы уже потом от „млека» возвести их и к „твердой пище», по примеру апостола. Это и объясняет присутствие понятия возмездия в Св. Писании и отеческих творениях. Не смотря, однако, на это присутствие; мы имеем полное право утверждать, что понятие возмездия в устах священных писателей и отцов церкви употреблялось только в смысле предварительном, только чтобы быть понятным обыденному настроению. Право так утверждать дают нам не только все предшествовавшие наши рассуждения, но и прямые указания Св. Писания и отец Церкви.
Цель Слова Божия не умозрение, а наставление, и притом грешников. Неудивительно, поэтому, если в Слове Божием мы находим только намеки, только следы того понятия о возмездии, которое бы отвечало вполне существу христианства и при котором вечная жизнь является не наградой, как чем-то внешним, а естественным следствием трудов человека в снискании добра. Тем не менее, следы эти есть.
Прежде всего, в В. Завете встречаем такие выражения, что Господь „любит миловать» (Мих. 7, 18) и что „Он не по изволению сердца Своего наказывает и огорчает сынов человеческих» (Плач Иepeм. 3, 33). Подобные выражения понятны только тогда, когда Божественный приговор будет произноситься, именно, в зависимости от способности или неспособности человека к вечному блаженству. Грешник сам себя ослепляет и потому не может видеть света. Не так, что Господь, вопреки желанию и способности грешника, отлучает его от общения с Собою, а так, что общение с Богом совсем невосприемлемо для грешника. Эта мысль вполне ясно выражена в следующем месте книги пророка Исаии: „Устрашились грешники на Сионе, трепет овладел нечестивыми: кто из нас может жить при огне пожирающем? кто из нас может жить при вечном пламени?» Тот, кто ходит в правде и говорит истину; кто презирает корысть от притеснения, удерживает руки свои от взяток…, тот будет обитать на высотах» (Ис. 33, 14 – 16). Таким образом, для соблюдающих закон нет ничего невозможного обитать на Сионе, между тем для грешников там вечное пламя, огнь пожирающий. Грешники сами 6егут от Бога и царства Божия, потому что для них быть там невыносимо. „Свет Израиля для грешников делается „огнем и Святый его пламенем» (Ис. 10, 17). Тот же смысл имеют и выражения подобные Ос. 14. 10: „правы пути Господни и праведники ходят по ним, а беззаконные падут на них», так как устроение души праведников соответствуют путям Господним, вообще царству Божию, они и могут ходить этими путями, для грешников же эти пути – гибель. Еще более определенно выражается естественная зависимость возмездия от того или другого направления жизни человека там, где говорится, что грешники в самих себе носят огонь, который и пожжет их в день суда. „Вы беременны сеном, разродитесь соломою, дыхание ваше – огонь, который пожрет вас. И будут народы, как горящая известь, как срубленный терновник, будут сожжены на огне (Ис: 33. 11 – 12). „И я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя» (Тез. '28, 18). Или же представляется дело так, что грешники своими беззакониями разжигают огонь, который и будет их участью. „Вот все вы, которые возжигаете огонь, вооруженные зажигательными стрелами, – идите в пламень огня вашего и стрел разженных вами. Это будет вам от руки моей: в мучении умрете» (Ис. 50. 11). Таким образом, Бог воздает грешнику тот самый огонь, который грешник возжигает своими грехами.
