Александр Мень - От рабства к свободе
Историки литературы, поэты очень много спорили, является ли она просто сборником отдельных маленьких поэм, как говорил Гербер, «блестящие жемчужины на одной нити», или это цельная драма? Французский филолог, историк Эрнест Ренан считал, что по всем признакам Песнь Песней — это драма.
Наверное, некоторые из вас читали повесть Куприна «Суламифь», написанную на эту тему. Это совершенный вымысел писателя. Там говорится о любви царя Соломона к девушке Суламифь, которая была погублена.
Едва ли тут речь идет об этом. Прежде всего, о любви царя и девушки никакой речи там нет. Девушка ищет своего жениха, а ее жених— пастух — ищет ее в полях. И каким-то странным образом она попадает в гарем царя. Я думаю, что наиболее правдоподобны мнения тех, кто считает, что это слова девушки, насильственно уведенной в гарем.
Можно легко себе представить, что царь набирал себе для престижа огромный гарем — если он где-то видел хороших, красивых девушек, то приказывал их туда отвозить. И я думаю, что с точки зрения средней девушки это считалось большой удачей и большой честью, потому что она становилась, конечно, не царицей, но все-таки обитательницей дворца. Решались и материальные проблемы. И здесь, как мне кажется, речь идет именно о девушке, которая восстала против роскоши, против этого дворца, потому что любила другого человека.
В книге упоминается очень древний город Фирца, который был столицей Северного Израиля еще в X веке до нашей эры. Упоминание такого архаичного места показывает, что, по-видимому, основы текста очень древние. Но нам ведь важно не это, а важен смысл.
Я зачитаю вам несколько строк, и вы поймете, что далеко не восторг от пребывания в гареме запечатлен в этой книге… Девушка не хочет, она убегает, убегает ночью, но воины хватают ее по дороге, а ей всюду слышится голос любимого:
Г олос милого!
Вот он подходит,
Перебираясь по горам, перебегая по холмам, —
Мой милый подобен газели или юному оленю.
Вот стоит он
за нашей стеной,
Засматривает в окошки, заглядывает за решетки.
Молвит милый мой мне, говорит мне: «Встань, моя милая
моя прекрасная, выйди!
Ибо вот зима миновала,
Ливни кончились, удалились, Расцветает земля цветами,
Время пения птиц наступило,
Г олос горлицы в краю нашем слышен, Наливает смоковница смоквы, Виноградная лоза благоухает —
Встань, моя милая,
моя прекрасная, выйди!..
Дай увидеть лицо твое,
дай услышать твой голос… 10
(2. 8-14)
Она спит.
Я сплю, но сердце не спит…
Голос милого — он стучится:
«Отвори мне, моя милая, моя сестра, моя нетронутая, моя голубка,
Г олова моя полна росою,
и мои кудри — каплями ночи!»
Сняла я хитон —
не надевать же его снова!
Омыла я ноги —
не пачкать же их снова!
Мой милый руку
просунул в щелку —
От него моя утроба взыграла.
Встала милому отворить я, а с рук моих капала мирра, с пальцев — текучая мирра…
(5. 2–5)
Это любовь. Страсть — в хорошем смысле слова. Не платоническая отнюдь, не какая-то сентиментально-романтическая, а живая подлинная любовь двух существ, которые сохраняют удивительную чистоту при настоящей чувственной привязанности друг к другу!
Положи меня печатью на сердце,
Печатью на руку!
Ибо любовь, как смерть, сильна,
Ревность, как ад, тяжка;
Жаром жжет —
Божье пламя она —
И не могут многие воды любовь погасить, Не затопить ее рекам, —
Кто ценою своего достояния станет любовь покупать, тому заплатят презреньем.
(8. 6–7)
Значит, настоящую любовь нельзя купить. И звучат эти бессмертные слова: «Любовь, как смерть, сильна!»
Когда вам будут говорить, что Священное Писание бесплотно, что оно отрицает мир, любовь, красоту жизни, — то вспомните об этой книге. Литературно она построена как перекличка хоров и солистов. В ней есть голос жениха, голос невесты, голос хора. Это девушки из гарема Соломона, девушки из окружения этой невесты. Она вовсе не Суламифь, а шуламйт — просто жительница местности, она шуламитянка. И она отнюдь не дитя гарема.
Я черна, но собой прекрасна, девушки Иерусалима!
Как шатры Кедара,
как завесы Соломона, —
Не смотрите, что я смугловата, что меня подглядело солнце, —
Мои братья на меня прогневались, — виноградники стеречь мне велели, — Свой же виноградник не устерегла я.
И в это время раздается голос жениха:
Как прекрасна ты, милая,
Как ты прекрасна,
Твои очи — голубицы!
Невеста отвечает:
Как прекрасен ты, милый, и приятен,
И наше зелено ложе.
Жених:
Крыша дома нашего — кедры,
Его стены — кипарисы.
Невеста:
Я — нарцисс равнины,
Я — лилия долин!
Жених:
Как лилия между колючек — моя милая между подруг!
(1. 15-2.2)
Только внимательное чтение помогает различать, где голос жениха и где голос невесты.
Любовь является величайшим даром Неба для человека, поэтому она должна была найти отражение в Библии. Ей должны были быть посвящены не только отдельные эпизоды, но особая книга. Я еще раз подчеркну, что огромная нравственная чистота этой книги соединяется в ней с глубоким и страстным, в хорошем смысле этого слова, чувством.
И более того, потом, столкнувшись со средневековой литературой, вы, вероятно, найдете одну немножко странную на первый взгляд вещь: для средневекового комментатора эта книга о любви двух молодых существ является и книгой мистической, книгой о любви Бога к человеку. Какая же тут связь?
Дело в том, что Священное Писание так возносит человеческую любовь, что делает ее символом единства — высшего единства между Богом и человеком. Поэтому религиозный союз у пророков часто выступает под видом брачного союза. Вы помните, когда я вам рассказывал про пророка Осию, у которого была неверная жена и он страдал от ее неверности. Эту драму пророк связал с драмой народа, с драмой ветхозаветной Церкви, отпадающей от Бога, и со страданием Бога, которому изменяет человек!
Такова высота любви, которую Библия связывает здесь с этой тайной. Вот почему впоследствии апостол Павел скажет о том, что «будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и Церкви»*.
Вот почему сразу, почти без перехода, от отношений любящих средневековый автор переходит к отношениям Бога и человека. Таким образом, Песнь Песней была истолкована аллегорически. И великие поэты, такие, как испанский поэт и мистик Хуан де ла Крус или Бернар Клервосский, знаменитый французский толкователь, или Григорий Нисский, греческий комментатор IV века, — кто бы ни писал о Песни Песней, они всегда прочитывали ее многослойное содержание и видели в земной человеческой любви образ любви вечной и Божественной.
Я начал с того, что говорил об обыкновенном человеческом опыте. Да, авторы этих книг исходят из обычных вещей: любовь и вражда; повседневный труд, богатство и бедность; проблемы жизни, проблемы старости и одиночества. То есть то, что мы с вами все так или иначе переживаем. Это исходная точка для авторов сборника мегилбт (мгила означает «свиток») — так называется эта часть Библии.
И если Песнь Песней говорит о красоте мироздания, весенней природе и любви, то Книга Иова и Книга Экклезиаста говорят о трагичности человеческой жизни, о тени, которую отбрасывает мироздание, о том мрачном, что в нем есть. Иными словами, как Библия не закрывает глаза на прекрасное, на любовь, так не закрывает она глаза на то страшное, что есть в мире: страдание, несправедливость, смерть. Но к этим двум книгам, особенно известным благодаря новым переводам, мы обратимся в следующий раз.
18 апреля 1990 года
Книга Иова и Книга Экклезиаста
После сегодняшней встречи у нас останутся три лекции по Ветхому Завету. Конечно, я еще раз повторяю, что мне пришлось быть очень сжатым; на самом деле эта тема требует гораздо большего времени. Но и обзорный метод обладает своими преимуществами, потому что он дает представление о целом. Легче потом обращаться к деталям, когда имеешь общую картину. Когда вы отходите подальше от полотна, вы видите все в целом. Потом вы можете рассматривать отдельные детали и какие-то аспекты.
Но поскольку у нас осталось мало встреч, то я должен сказать, что если мы будем живы, то в будущем учебном году я хотел бы так же обзорно остановиться на Новом Завете. Может быть, постараться немножко более подробно рассказать, но немножко. Следующей у нас будет Псалтирь, которой мы закончим тему Учительных книг.
Сегодня я хотел бы остановиться на двух очень важных книгах третьего раздела Ветхого Завета — Учительных, Дидактических книгах, или так называемых Писаниях, — на текстах, о которых вы достаточно много слышали: это Книга Иова и Книга Экклезиаста.
